Диана Удовиченко - Скитальцы Страница 45

Ехать решили перед самым рассветом, до первых петухов. В это время нормальный люд крепко спит по домам. А стражники, досиживающие ночное дежурство в ожидании смены караула, не обратят внимания даже на кавалькаду всадников.

…Не говоря уже о маленькой карете, запряженной двойкой лошадей. Мы подъехали к воротам и остановились.

Нам навстречу из каморки вылез сонный молодой офицер.

— Кто такие, с какой целью въезжаете в город?

Орка, сидевшая на козлах, молча протянула ему бумаги. Из подорожной следовало, что я знатная эльфийка, путешествую с дипломатической миссией, и никто не должен чинить мне препятствия.

Увидев документ, парень слегка растерялся. Но через пару мгновений взял себя в руки и громко сказал:

— Разрешите заглянуть внутрь кареты, леди Илионира Дэй’Аллиэльская?

— Да как ты смеешь!.. — зарычала орка.

— Спокойно, Гекир. Офицер просто исполняет свой долг, — осадил я орку, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно мелодичнее и мягче.

Отодвинув занавеску, я посмотрел прямо в глаза стражнику. Парень как вкопанный застыл на месте и молча уставился на меня. «Раскрыли!» — кольнула тревожная мысль. Но во взгляде офицера я увидел лишь искреннее восхищение и откровенный мужской интерес. По спине пробежал неприятный холодок. «Ну, Мара, удружила», — подумал я, а вслух с чарующими интонациями произнес:

— Благодарю за службу, офицер, — и протянул парню несколько серебряных монет. Взяв их, человек низко поклонился и сказал:

— Проезжайте, леди, не смею вас задерживать.

Прежде чем уехать, я спросил у офицера, где находится самый дорогой постоялый двор. Парень охотно объяснил, как проехать к пансиону с вычурным названием «У монарха за пазухой».

Вскоре наша карета остановилась у дверей красивого здания. Дом был каменным, трехэтажным, с большими арочными окнами и монументальным крыльцом. Мара соскочила с козел, открыла дверцу кареты и подала мне руку. Как должен действовать телохранитель, орка знала отлично — видно, неплохо училась в так называемой «школе мордобоя», о которой она с такой любовью рассказывала. Ступив на землю, я медленно поплелся к входу в здание, стараясь при этом двигаться грациозно и непринужденно. Ходить в женской обуви было ужасно неудобно, да еще и подол платья норовил запутать ноги.

Мара распахнула передо мной двери, и мы вошли в просторный зал, освещенный магическими светильниками — трактир при постоялом дворе. Здесь было чисто и красиво: пол был выложен мраморными плитами, блестящими и надраенными до идеальной чистоты, стены задрапированы красивой тканью и украшены картинами, на окнах стояли вазы со свежими цветами. Слева от входа за стойкой дежурил слуга.

— Госпоже что-то угодно? — спросил он, кланяясь.

— Снять комнату.

— Сию же секунду, позову управляющего, — сказал слуга и быстро удалился, скрывшись за боковой дверцей.

Ждать пришлось недолго, буквально через несколько мгновений перед нами предстал пожилой мужчина в опрятном дорогом костюме.

— Самую лучшую комнату, и чтобы для моего телохранителя было место, — высокомерно произнес я, не дожидаясь, пока он что-нибудь скажет.

— Цена…

— Не имеет значения, — холодно перебил я.

— Как вам будет угодно, госпожа, — залебезил управляющий. — Что-нибудь еще изволите? Все, что бы вы ни пожелали, мы постараемся устроить со всей возможной быстротой.

— Позаботьтесь о лошадях и багаже. Завтрак подадите в комнату через пять часов.

— Желаете что-то особенное? — спросил управляющий.

Я неопределенно махнул рукой — мол, сами постарайтесь удивить меня.

— Будет исполнено! Позвольте проводить вас, госпожа…

Человек отвел нас на третий этаж, показал нашу комнату, открыл дверь, подал ключи и раскланялся.

Хоромы оказались поистине огромными и великолепными. Пол был устлан дорогими, мягкими коврами, стены обиты шелком, окна задрапированы красивыми шторами из бархата. У стены стояло огромное ложе с балдахином. Еще в комнате был большой стол с приставленными к нему мягкими креслами, ширма для переодевания. У окна располагался высокий трельяж с большими зеркалами, на которые мы с оркой сразу бросили полные ненависти взгляды. На зеркалах не было занавесок — видно, здесь не верили в старинные легенды. Слева в дальней стене я заметил дверь, которая должна была вести в небольшую комнатку для слуги.

— И на кой морт все эти вычурности? — пробормотала орка.

— Не беспокойся, зеленая, тебе не светит воспользоваться всеми удобствами этой комнаты.

Мара фыркнула, показывая, что не больно ей это и надо.

Через несколько минут слуги внесли в комнату наш багаж и, пробормотав что-то вроде «приятного отдыха», неслышно ретировались. Орка тотчас же сдернула с кровати шелковое покрывало и набросила его на зеркала.

Закрыв дверь на ключ, я сразу свалился в ближайшее кресло и снял обувь, все это время нещадно натиравшую мне ноги. Мара уселась напротив и понимающе ухмыльнулась.

— Надеюсь, ты осознаешь, что нам надо где-то достать кучу денег?

— Да, — нахмурилась орка.

— И ты помнишь, что я предлагал?

— Забудь, никаких ограблений! — отрезала Мара.

— Не волнуйся, насчет банка я передумал. Как раз увидел один такой по дороге в пансионат. Это не здание, а настоящая крепость. Нам не под силу будет его взять, как бы мы ни старались.

— Вот и славно, — заключила зеленая.

— Мара, ты знаешь, кто такие подпольные ростовщики?

— Я же сказала… — грозно зарычала орка.

— Не торопись, — перебил я. — Сначала выслушай. Подпольные ростовщики — бесчестные люди. Они занимаются скупкой и перепродажей краденого, и не только. Вещи, снятые разбойниками и грабителями с трупов, украшения из разоренных мародерами склепов — все несут им. А еще эти подлецы дают деньги в рост, но если кто-то хоть ненадолго просрочит платеж, громилы, нанятые негодяями, расправляются с должником и силой выбивают из него деньги. К ростовщикам, как к последней надежде, обращаются обедневшие люди. Но если им не удается вернуть долг, в дело снова вступают громилы. И им плевать, немощный ли перед ними старик или многодетная вдова — они без всякого зазрения совести выбросят несчастных на улицу, забрав дом и последнее имущество. В этом городе должен быть хотя бы один крупный ростовщик. Поверь, никто не станет горевать, если он вдруг лишится своего состояния, а если с ним что-нибудь приключится, многие даже вздохнут с облегчением. Это не человек — гнойник на теле города. Слово «ограбление» тут неприменимо, скорее это будет кара за грехи.

Договорив, я перевел дух и взглянул на орку. Удалось ли убедить? По большому счету, в моих словах не было лжи, но все же пришлось немного сгустить краски.