Роберт Холдсток - Кельтика Страница 45

Еще один нежный голос, я вспомнил, что он принадлежит Мондриму, добавил:

— Как тебя сейчас зовут?

Я им сказал, и они принялись смеяться. Через какое-то время Мондрим объяснил:

— Это всего лишь прозвище, которое дала тебе мать, Мерлин — лишь частичка того имени, которое ты получил в те времена, когда играл у водопада. В нем часть тебя, но очень небольшая. Твое настоящее имя куда длиннее. У тебя есть еще прозвища… Мерлин?

И опять все смеялись, услышав имя.

Я сказал, что других имен у меня нет. За свою долгую жизнь меня звали по-разному, и только сейчас я понял, что часто возвращался к этому простому имени. Мерлин. В нем я ощущал покой.

— Ты все еще молод, — сказал Скоген. — Ты должен был бы быть старше. Но ты всегда был лентяем. Матери приходилось даже завязывать шнурки на твоих ботинках. Я помню, как ты стоял у водопада, когда все уже уходили. Такой неаккуратный, босой, неуверенный и безразличный. В первые дни, идя по предначертанному пути, ты даже пропускал ужин. Тебе было лень сшить кожаный мешок для своих вещей. Тебе всегда нужна была помощь. Похоже, за все пройденные тобой круги ты так ничему и не научился.

— Зачем ты мне это говоришь? — перебил я резкую речь Скогена.

— Потому что ты вернулся, Мерлин. Чтобы твои шнурки снова завязывали. Если бы ты научился тому, чему научились другие, ты бы знал, что нельзя переходить эту реку. А ты, похоже, ослеп.

— Я помогаю своему другу, тому, что пришел со мной, сейчас он с детьми. Я помогаю еще одному, тому, что воскрес, его зовут Ясоном, он грек.

— Не очень-то ты им помогаешь, — заметил пес Кунхавал.

— Помогаю как могу, я стараюсь не слишком много отдавать.

— Остальные отдали много за свои долгие жизни, — сказал Опустошитель с упреком.

— Поэтому они постарели и потемнели, — зло парировал я. — Постарели и потемнели.

— Зато теперь они мудрее, а мир им по-прежнему интересен, — заявила Синизало — дитя, поучающее другое дитя.

Я поймал взгляд юноши, который смотрел на меня через траву, его темный капюшон был откинут. Маска на лице Синизало была моим собственным лицом, хотя и без бороды, без морщин, без загара, необветренное, без шрамов от колючек и когтей птицы. Тут я почувствовал, что чьи-то руки трогают мои ботинки.

— Ну надо же, зашнурованы! — издевалась Синизало. — Он решил хотя бы одну проблему.

В этот момент все тени растворились в лесу. Последние слова, которые я услышал, принадлежали Опустошителю:

— Я слежу за тобой, когда могу.

— Из пещер, через оракулов. Теперь я все понял. Я никогда не узнавал тебя.

— Я не вмешивался. Я просто был рядом и наблюдал. Но сейчас за тобой следует куда более пронзительный взгляд.

— Пронзительный взгляд? Чей?

— Взгляд того, кто сбился с пути, Мерлин. Она тоже сбилась с пути и перешла реку, но прячется от нас и прячется от тебя. Вы были лучшими друзьями тогда, когда мы играли у водопада. Вы вместе играли, вместе учились и даже придумали свой собственный язык. Разве ты забыл?

— Да… хотя иногда вспоминаю… только чуть-чуть. Я любил ее… помню, мне было очень грустно расставаться. Это было так давно.

— Но теперь она тебя ненавидит. Гнев изменил ее.

— Но почему? За все века моих странствий я не встречал никого из тех. Я даже начал сомневаться, что они еще живы. Мне всегда было одиноко.

— Вы все одиноки. Пока не приходит время возвращаться домой. Все, кроме двоих, скоро будут дома.

— Так как же она может ненавидеть меня?

— Поройся в прошлом. Однако она рядом, она наблюдает. Затаись, — возможно, тебе удастся ее увидеть. Больше ничем не могу тебе помочь. Ты уже научился завязывать шнурки. Уже много лесов выросли, отцвели и умерли, прежде чем случилось это чудо! Теперь учись развязывать другие узлы. И убеди себя, что стареть можно со вкусом.

Ветер пробежался по траве. Все тени прошлого исчезли. Я сидел в раздумьях, солнце скрылось за тучу, стало прохладнее. Мои конечности отяжелели. Я попытался встать, но не смог. И тогда я услышал шум падающей воды. Мне удалось повернуться и посмотреть сквозь редкие деревья на искрящийся пруд, его поверхность была идеально гладкой почти все время, хотя со скалы падал целый каскад прозрачной воды.

Это был мой дом, место, где я играл.

Она сидела там и смотрела на меня. На ней было платье из оленьей кожи и овечьей шерсти, украшенное отполированными ракушками и раскрашенными камнями. В руках был небольшой лук, она пыталась натянуть тетиву потуже, стрела со сливой на конце была вставлена в луку — сейчас она выстрелит. Длинные прямые волосы, матово-черные, в какой-то момент упали ей на лицо, и я воспользовался этим, чтобы отскочить в сторону, но она это почувствовала и с закрытыми глазами. Слива ударила меня в грудь и расплющилась. Она торжествующе засмеялась, откидывая волосы с лица. Ликующий взгляд дразнил.

— Я попала! Попала! Тебе от меня не спрятаться.

Помню, я страшно разозлился. А когда бросился к ней, чтобы столкнуть ее в пруд, она со всех ног унеслась прочь. Я свалился в воду один.

А озорные глаза смотрели с берега, как я барахтаюсь в пруду.

С ней что-то происходит! Вдруг она начала изменяться! Теперь она злая, съежившаяся, старая! Она пристально вглядывается в меня из-под своей блестящей вуали, полная злобы, полная жестокости. Пронзительные глаза, ненавидящий взгляд!

Она неожиданно исчезла, оставив меня совершенно разбитым и потрясенным.

Девочка с нарисованными на щеках стрелами пристально смотрела на меня. Она держала меня за уши и трясла, зовя по имени. Я сразу же узнал Мунду. Когда она поняла, что я снова среди живых, она присела рядом и подобрала два толстокожих яблока.

— Это тебе, — сказала она. — Тебе нужно поесть. Так сказал папа.

— Спасибо.

— А с кем ты разговаривал? — спросила она, пока я расправлялся с первым плодом.

Ее вопрос застал меня врасплох. Давно ли она наблюдает за мной? Я встал и огляделся, потом перевязал узелок на моих ботинках из оленьей кожи. Узлы были в порядке, но я заново их завязал, словно во сне. Ошеломленная Мунда наблюдала за мной.

Оказывается, за мной следили! Следил тот, кто сам сбился с пути! Я пытался угадать. Кто же второй, любой из моих детских воспоминаний? Но даже эпизод у водопада был мимолетным, растворился как сон, оставив в памяти только глаза, жуткие глаза. Была ли эта встреча наяву? Или Страна Призраков пробудила мои собственные воспоминания и я сам упрекал себя за то, что не хочу поддаваться старению?

Я не мог сосредоточиться, не мог разобраться. Побывал ли я дома, в том мире моего детства, пройдя через Дух Арго?