Антон Грановский - Посланники тьмы Страница 46

– Я говорю о Милане, Глеб. Чтобы вызвать ведьму, нам нужна была человеческая кровь. Чтобы уйти от нее живыми, нам нужна была кровь любимого человека. Мой выбор пал на Милану, и он оказался верен.

Глеб скованно улыбнулся побелевшими губами.

– Ты убила Милану? – Он тряхнул головой: – Нет. Не верю. Этого не может быть.

– Я убила ее, Глеб, – холодно подтвердила Диона. – Убила и слила в кувшин ее кровь. Я должна была это сделать. Иначе Мамелфа забрала бы твое сердце.

Несколько секунд Глеб стоял неподвижно – казалось, он оцепенел, потерял дар речи, превратился в камень и уже никогда не сможет произнести ни слова или двинуть рукой.

Затем меч с лязгом выскочил из ножен Глеба, и кончик клинка воткнулся Дионе в шею.

– Я убью тебя, – проговорил Глеб глухим, полным боли, ярости и отчаяния голосом. – Я убью тебя, ведьма!

Диона подняла руки, обхватила пальцами клинок и позволила его острию надрезать кожу на своей шее. Из разреза вытекла густая, блестящая капля крови.

– Убей меня, Первоход, – сказала Диона, глядя на Глеба ясными, сверкающими глазами, которые выглядывали из покрытого коростой лица, как два зверька из дупла дерева. – Все равно мне нет жизни. Отомсти за Милану. Убей меня.

– Ты... – Глеб презрительно скривился. – Ты уродливое чудовище!

– Да, я чудовище. Убей меня, Первоход. Убей, как ты убивал моих сородичей.

Рука Глеба дрогнула.

– Мне тебя жаль, – процедил он сквозь зубы и опустил меч. – Ты не заслуживаешь смерти, нечисть.

Глеб повернулся и, опустив плечи, медленно двинулся прочь. Несколько мгновений Диона стояла на поляне, как громом пораженная, потом рванулась с места и нагнала Глеба.

– Нет! – крикнула она, схватила его за плечо и развернула к себе. – Ты не можешь так уйти!

Глеб, не говоря ни слова, презрительно стряхнул ее побелевшую руку со своего плеча, повернулся и двинулся дальше.

Диона сжала кулаки и крикнула ему вслед:

– Милана не врала тебе про ребенка!

Глеб остановился.

– Что? – спросил он, не оборачиваясь.

– Повитуха-вещунья Голица предрекла ей сына, а она никогда не ошибается!

Глеб медленно, словно бы с трудом, повернулся. Взглянул на Диону потемневшими глазами и глухо проговорил:

– Повтори, что ты сказала, нечисть.

– Она носила под сердцем твоего сына, ходок! Пока я сливала ей кровь, она умоляла меня прекратить! Если бы ты видел, Глеб, как страшно она угасала!

На высоком лбу Глеба выступила испарина. Больное плечо его дернулось, глаза заволокло багровой пеленой.

– Ну же, ходок! – яростно крикнула Диона. – Покажи, на что ты способен!

Из горла Глеба вырвалось звериное рычание, он вскинул меч и бросился на Диону. Крича от боли и ярости, он бил и резал Диону, как безумный, а она все не умирала, лишь хохотала хриплым голосом и кричала:

– Это все, что ты можешь? А я-то думала, ты всесильный, ходок!

Иступив о крепкие кости Дионы меч, Глеб отшвырнул его в траву и выхватил из-за пояса метательный нож.

– Я убила ее! – крикнула Диона голосом, больше похожим на рев оборотня, чем на человеческий голос. – Убила твою зазнобу!

Она запрокинула голову и захохотала. Глеб стиснул зубы, шагнул к Дионе и с размаху вогнал ей в горло нож. Провернул его, брызнув черной кровью, затем приблизил свое лицо к ее лицу и процедил сквозь зубы:

– Как тебе это нравится, нечисть?

Диона улыбнулась, тускло сверкнув белыми зубами, и тихо прошептала:

– Бла... годарю.

Глаза ее закатились под веки, и она рухнула на землю.

Щепоть бурой пыли помогла усмирить боль, и гнев постепенно покинул душу Первохода. Отерев испачканный кровью меч снегом, он вложил его в ножны. Затем достал из кармана фляжку с водкой, свинтил крышку и облил водкой тело Дионы. Потом вынул зажигалку, наклонился и поджег край черного платка.

Пламя с платка быстро перекинулось на все тело, и оно вспыхнуло, как ворох сухой травы.

На какой-то миг Глебу показалось, что вместе с дымом из тела вещуньи-нелюди вырвалось туманное черное облачко, принявшее очертание женской фигуры, но он тряхнул головой, и видение исчезло.

– Покойся с миром, красавица Диона, дочь нелюдя Белнона, – устало произнес Глеб. – Гори огнем, нечисть. Да простят тебя боги за все, что ты натворила.

Отвернувшись, он поправил на поясе меч и зашагал к городской стене.

15

– Замята! Проснись, сукин ты сын!

– Уйди, – тихо прохрипел дознаватель сквозь дрему. – Оставь меня в покое.

Глеб схватил его за шиворот и хорошенько встряхнул. Дознаватель охнул и приоткрыл глаз. Посмотрел на Глеба, потом махнул рукой, словно прогонял привидение и невнятно пробормотал:

– Какое счастье, что ты мне только снишься.

Глаз дознавателя снова закрылся.

– Черт! – выругался Глеб.

Он поднял Замяту с лавки и потащил в угол комнаты. Тот открыл глаза и возмущенно прохрипел:

– Куда ты меня тащишь?

– К бадье.

– Что?.. – Замята открыл глаза. – Снова будешь макать?

– Да.

– Ну, нет! – Дознаватель вдруг встал на ноги и оттолкнул от себя Глеба. – Только не вода! – воскликнул он.

– Ты все еще пьян, – сказал ему Глеб.

– Само собой. – Замята пьяно ухмыльнулся. – Я потратил на это деньги. Если тебе нужен трезвый дознаватель, ты явно пришел не в тот дом.

– Давно ты пьешь? – угрюмо спросил Глеб.

Дознаватель наморщил лоб, припоминая, затем хмыкнул и ответил:

– Два дня. А что?

– Значит, ты два дня не выходил из дома?

– Ну...

– Ты хоть в окно выглядывал?

Замята осклабился и покачал носатой головой.

– Нет. А зачем?

Глеб схватил его за рукав рубахи и потащил к окну.

– Идем.

– Куда? – принялся упираться Замята.

– К окошку. Хочу тебе кое-что показать. Идем же!

Глеб подтащил упирающегося дознавателя к окну, отомкнул слюдяную раму и распахнул ставни.

– Посмотри вниз, – сказал он.

Замята выглянул на улицу и поежился. За окном царили сумерки. Внизу, на утоптанном, грязном от следов снегу, стояли люди. Много, не меньше дюжины. Стояли абсолютно неподвижно, пуская ртами пар, и все как один смотрели на окна Замяты.

Дознаватель передернул плечами.

– Чего это они тут столпились? – удивленно спросил он.

– Ты вглядись внимательнее в их лица, – посоветовал Глеб.

Замята вгляделся. Пожал плечами.

– Ну, и что? Ничего не... Погоди. – Голос дознавателя осекся, а его смуглое, носатое лицо вытянулось от изумления. Он протер кулаками сонные глаза и снова воззрился на людей внизу. – О боги, – хрипло выдохнул он. – Клянусь Велесом, тот рыжий бородач с кривым носом – конюх Колояр Тихий! Три дня назад он валялся с разбитой головой у себя в конюшне. И он... он был мертв.

Слово «мертв» Замята выговорил сиплым, дрогнувшим голосом.