Джин Вулф - Пыточных дел мастер Страница 46

– Если он… Северьян, здесь нужно свернуть за угол, и покажется лестница – вон там, где статуи эпонимов… Если он существовал, он, по определению, был Всемогущим Властителем. Что означает неограниченную власть над реальностью, включая сюда и время. Верно?

Я кивнул.

– А если так, ничто не препятствует ему переместиться из прошлого, скажем, трехсотлетней давности в ту временную точку, которую мы с тобой называем настоящим. Мертвый ли, живой; если он когда-либо существовал, то может находиться всего в квартале – или в паре дней – от нас.

Мы добрались до верхней площадки лестницы. Ступени ее, вытесанные из камня, белого, как соль, были порой широки и пологи, порой же – круты, будто трап. Там и сям расставлены были на них лотки кондитеров, продавцов обезьян и прочих торговцев в том же роде. Отчего-то было очень приятно, спускаясь по этим ступеням, беседовать с Агией о тайнах мироздания, и я сказал:

– И все – из-за каких-то женщин, заявляющих, будто они владеют одним из его когтей! Надо полагать, и без чудесных исцелений там не обходится?

– Они говорят, что случается и такое. А еще Коготь может залечивать раны, оживлять умерших, сотворять из глины новые виды живых существ, помогать унимать похоть и так далее. Все то, на что был способен сам Миротворец.

– Это ты надо мною смеешься?

– Нет, я смеюсь в лицо солнцу. Ты ведь знаешь, что оно делает с лицами женщин?

– Да, оно делает их смуглыми.

– Оно уродует нас! Начать с того, что лучи солнца сушат кожу, отчего на ней появляются морщины! Вдобавок они освещают и выставляют всем напоказ любой изъян – даже самый мелкий. Помнишь, как Урваши любила Пурураваса, пока не увидела его в ярком свете солнца? А я чувствую его лучи на своем лице и думаю: «Мне плевать на тебя! Я еще достаточно молода, чтобы обращать на тебя внимание, а на будущий год подберу себе в нашей лавке широкополую шляпу!» В ярких солнечных лучах лицу Агии в самом деле было далеко до совершенства, однако ей нечего было бояться. Недостатки ее лишь пуще разжигали мое вожделение. Она обладала тем самым – безнадежным и в то же время исполненным надежд мужеством, что свойственно бедным и, пожалуй, привлекательней, чем все прочие человеческие качества. Изъяны Агии только придавали ей осязаемости.

– Признаться, – продолжала она, сжав мою руку, – я никогда не понимала, отчего люди наподобие этих Пелерин всегда думают, будто обычному человеку непременно нужно помогать унимать похоть. Мой опыт показывает, что обычные люди и сами неплохо с этим справляются, причем – каждый день. Нужно лишь найти себе кого-нибудь под пару…

– Значит, тебе не все равно, люблю ли я тебя? Это было шуткой разве что наполовину.

– Любая женщина хочет, чтобы ее любили, и чем больше мужчин любит ее, тем лучше! Но – тебе я вряд ли отвечу взаимностью, если ты об этом. Все вышло бы очень легко – после таких прогулок по городу. Но если тебя вечером убьют, ночью мне будет очень плохо.

– Мне тоже, – сказал я.

– Ничего подобного! Тебе уже будет наплевать на все. Мертвому не больно – тебе это должно быть известно лучше, чем любому прочему!

– Я почти склонен считать, что всю эту заваруху устроила ты или твой брат. Когда пришел Серпентрион, ты была снаружи – может, это ты сказала ему что-нибудь, чтобы настроить против меня? Может, он – твой любовник?

Агия рассмеялась.

– Взгляни на меня! Да, платье мое из парчи, но что под ним – ты видел. Я хожу босиком. Есть ли на мне кольца или серьги? Или серебряная ламия на шее? Или золотые браслеты на запястьях? Нет? Тогда можешь быть Уверен, что я не кручу любовь с офицером Дворцовой Стражи! Ко мне навязывается в сожители только один старый моряк, уродливый и бедный. Мы с Агилюсом существуем лишь за счет нашей лавки. Она оставлена нам матерью, и не заложена только потому, что не сыскалось в городе человека, достаточно глупого, чтобы дать под нее что-нибудь. Порой мы раздираем что-нибудь из товара в лоскуты, продаем их тем, кто делает бумагу, и нам хватает на миску чечевицы…

– Ну, сегодня вечером ты наешься досыта, – заметил я. – Я хорошо заплатил твоему брату за эту накидку.

– Ка-ак? – Похоже, к Агии вернулось шутливое настроение; она отступила на шаг и, разинув рот, изобразила крайнюю степень изумления. – Ты не собираешься угостить меня ужином? И это – после того, как я потратила целый день, чтобы научить тебя уму-разуму?

– И попутно втравила меня в историю с этим алтарем.

– Мне жаль, что так вышло, правда! Я подумала, что твоим ногам лучше как следует отдохнуть перед боем. А тут появилась та парочка – и я решила, что это для тебя неплохой шанс заработать…

Отведя от меня взгляд, она повернулась к одному m бюстов, украшавших лестницу.

– Все затевалось только ради этого? – спросил я.

– Сказать правду, мне хотелось, чтобы все приняли тебя за армигера. Армигеры часто расхаживают по улицам в странной одежде – когда идут на турнир или на пик ник. И лицо у тебя подходящее. Я ведь и сама приняла тебя за армигера, когда ты подошел к лавке. И уж решила что мной вполне может заинтересоваться какой-нибудь армигер или даже незаконный сын экзультанта – пonoь хотя бы в шутку… Ну, откуда мне было знать, что так выйдет?

– Понятно… – Внезапно меня одолел смех. – Однако глупо же мы, наверное, выглядели, когда неслись в этом фиакре!

– Если понял это, поцелуй меня!

Я окаменел от удивления.

– Ну же! Много ли шансов осталось у тебя? А я дам тебе все, чего захочешь… – Она умолкла и вдруг рассмеялась тоже. – Быть может, после ужина, если сумеем найти уединенное местечко… Хотя – перед боем, наверное, лучше не стоит.

Она обняла меня и потянулась к моим губам. Груди ее оказались упруги и высоки; бедра прижались к моим.

– Вот так… – Она оттолкнула меня. – Взгляни, Северьян! Видишь – там, между пилонами?..

Там, внизу, блестела, словно зеркало, поверхность воды.

– Река.

– Да, это Гьолл. Теперь – налево. Остров трудно разглядеть – слишком много ненюфар, но там трава должна быть ярче и светлее. Видишь, стекло сверкает на солнце?

– Что-то такое вижу. Это здание – целиком из стекла? Агия кивнула.

– Это и есть Ботанические Сады. Там ты сорвешь себе аверн – нужно лишь потребовать это как полагающееся по праву.

Дальше мы спускались молча. Адамнианская Лестница, змеей петлявшая по склону холма, очевидно, была популярным (Местом для прогулок – я видел множество прекрасно одетых пар, мужчин с отметинами былой бедности на лицах, шумно резвящихся детей… Над противоположным берегом Гьолла темнели, навевая печаль, башни Цитадели. Увидев их в третий или четвертый раз, я вспомнил, как мальчишкой, купаясь у восточного берега, ныряя с уходящих в воду ступеней и воюя с ребятней из окрестных кварталов, раз или два замечал тонкую белую змейку на склоне далекого, едва различимого глазом холма за рекой…