Window Dark - Время Красной Струны Страница 46

Мне показалось, народ загудел, как пчелиный улей. Возможно, я ошибался. Возможно, народ замер в безмолвии. Возможно, это ветер спустился с небес и зашумел. Но одно было непреложным фактом: Электричку я удивить сумел.

— Кто же поднимет флаг? — донёсся её дрогнувший голос.

— Давайте, я сам, — и руки храбро протянулись к звёздам.

Я угадал. Материя оказалась шелковистой. Наверняка, из такой делают пышные платья в исторических фильмах и парашюты. Четыре пальца твёрдо сжали углы, а мизинцы осторожно поглаживали трепещущую ткань. Как космонавт к своей ракете, я повернулся к осиротевшему флагштоку. И только тогда понял, что совершенно не представляю, как прицепить знамя к стальному тросу. На помощь немедленно пришла Электричка. Фиолетовые ногти мелькнули перед моим лицом, и флаг таинственным образом оказался уже закреплённым.

— Доволен, Егор Ильич? — прошептала директриса, и я почувствовал себя орлом на вершине Кавказа.

Пальцы отпустили флаг и обхватили холодную струну троса. Интересно, какая на ощупь Красная Струна? Не думать! Не думать о Красной Струне! Вдруг за нарушение этот вечер окажется самым обычным сном? А мне не хотелось. Я знал, что мне хотелось больше всего. И я знал, что мечта прямо в моих руках.

Руки осторожно потянули вниз переплетение стальных нитей. Флаг развернулся. Полотнище скользнуло по лицу. Не хлестнуло, а погладило, словно благодарило за то, что я отпускаю его в небо, а потом медленно поехало вверх. Я задрал голову, наблюдая за подъёмом. Так в фильмах мальчишка бежит по бескрайнему полю, а потом из его рук вырывается бумажный квадрат и возносится вверх, отпечатавшись ярким конвертом на глади ничем не потревоженной лазури. Воздушный змей, за которым бежит босоногая детвора, которой не дозволено прикасаться к тоненьким рейкам. Только смотреть. А хозяин сокровища сжимает в руках катушку и чувствует, как натягивается нить, как рвётся змей выше и выше, охваченный жаждой свободы. Я никогда не запускал змея, но подъём знамени я бы на него не променял. Руки перехватывали трос и утягивали к земле очередные его участки, а глаза смотрели на серебряные звёзды флага. И на живые звёзды, вспыхнувшие в небесах словно в мою честь. Флагшток казался мне ничуть не ниже телевышки. С замиранием сердца я наблюдал, как полотнище уходит на недосягаемую высоту. Мне казалось, что я взмываю вместе со знаменем и смотрю на притихший лагерь с высоты птичьего полёта. Мне казалось, блаженство тянулось никак не менее получаса. Но вот лёгкий щелчок подсказал, что путь флага окончен.

— Свободен, Егор Ильич, — холодные пальцы Электрички вцепились в бока и заставили оторваться от флагштока. С великим неудовольствием я вернулся с небес на землю и обвёл округу опустошённым взглядом.

Я поднял флаг! Сам! Пусть в мире вспыхивают тысячи Красных Струн! Пусть появляются сотни Электричек. Я готов примириться и с большими трудностями, только… Только пусть мне и завтра разрешат поднять флаг. Строй отрядов ещё не нарушился. Вожатые ждали моего возвращения. А может, и сигнала Электрички. Меня это не заботило. По договору я и завтра буду стоять на эспланаде. По договору я и завтра буду выбирать достойнейших. Но уже решил совершенно точно, что если завтра в мир явятся тридцать два флага, в небеса их запустят мои руки.

Глава 22

На вершине пьедестала

Как и планировалось, я почистил зубы и направился к корпусу, чтобы минут через пять отрубиться до утра. Если смогу заснуть. Я дрожал от возбуждения, как холодильник. И одобрительные возгласы соотрядников успокоить меня не могли. «Молоток, Куба!» — пророкотал бульдозерообразный Толян Петров и хлопнул меня по плечу, словно выбивал ковёр. «Могёшь, Куба, могёшь!» — улыбался вечно насупленный Вадик Аракелов. Девчонки не подходили на близкую дистанцию. Но не отрывали от меня глаз и перешёптывались без вечных хиханек, да хаханек.

У корпуса мою персону поджидал более значительный подарок судьбы. К перилам крыльца прислонилась Эрика. Надо же, стоит разок прославиться, и всё сразу становится таким легко достижимым. Не надо никакой дискотеки, чтобы самая красивая девочка лагеря начала пристраиваться тебе в хвост.

К сожалению, Эрика пришла не за этим. Никаких «Егоров», никаких восторгов, никаких «Ну, Куба, можно я сяду с тобой, когда будет прощальный костёр?»

— Не забудь, завтра после подъёма встречаемся за эспланадой, — вот и всё, что прозвучало в мой адрес.

— Зачем? — недоумённо выдавил я.

Потом вспомнил. Странно, единственный подъём флага сделал меня иным человеком. Я забыл о наших планах. Я забыл о предстоящем побеге. Я забыл даже о сказочном городе. Оказывается, не думать о Красной Струне совсем несложно, особенно, если утром тебя поджидают тридцать два неподнятых флага.

— Ты тормоз, Куба, — печально констатировала Эрика.

— Кого ты назвала тормозом? — закипятился я. Правда, тихо. Не хотелось привлекать внимание. Пусть народ топчется в сторонке, кидая косые взгляды, и думает, что Эрика признаётся мне в любви.

Эрика не ответила. Просто смотрела грустными глазами. Она словно чувствовала, что мне уже не хочется ничего предпринимать, но не могла подобрать слова. Губы её сжались. Я ещё ни разу не видел её сердитой. Даже теперь она продолжала оставаться на диво привлекательной. Пусть сердится. Пусть злится. Я даже готов стерпеть, если она назовёт меня «козлом», но только пусть так и стоит рядом.

Мозги медленно закипали. Присутствие Эрики размягчало их. Стоило огромных трудов заставить их работать. Надо срочно придумать что-то такое, что бы оставило Эрику вместе со мной.

— Хочешь, — сказал я, — когда вернёмся в город, я буду прибегать к тебе каждый день?

Лицо Эрики исказила гримаса скорби.

— У меня есть потрясающие краски, — попробовал зайти я с другой стороны. — Из Германии. Могу отдать.

Нет, не интересовали Эрику чужие краски.

— Если кто к тебе полезет, — начал я обычную песенку всех парней, — скажи мне, я ему…

На Эрику не действовали обычные песенки. На Эрику не лезли. Перед ней прогибались.

— А давай, устроим персональную выставку твоих рисунков, — засияли мои глаза. — Я могу сказать Электричке. Вряд ли она мне откажет.

Знакомства с сильными мира сего Эрику не впечатлили. Эрика молчала. Эрика ждала моих слов. По правде ждала! Вот только каких?

— Я хочу, — медленно отчеканила она, — чтобы завтра после подъёма ты и Говоровская ждали меня за эспланадой. Куба, почему ты решил наплевать на расследование? Ты же обещал!

Эрику тянуло в верхние пределы, а меня они уже нисколечко не интересовали. Но не хотелось отпускать Эрику. Я страстно желал завтра с эспланады разглядеть её стройную фигурку. Эрика не отводит глаза. Эрика всегда смотрит в центр. А в центре завтра буду стоять я. И поднимать флаги.