Джон Толкин - Властелин Колец Страница 47

Но мужество сурово подсказывало ему иное. Нет, хоббиты не бросают друзей в беде. И всё же он нашарил в кармане Кольцо, а пока колебался, рука умертвия подползала всё ближе. Внезапно решимость его окрепла, он схватил короткий меч, лежавший сбоку, встал на колени, перегнулся через тела друзей, что было сил рубанул по запястью ползущей руки — и перерубил её. Меч сломался у самой рукояти. Раздался пронзительный вопль, и свет померк. Темноту сотрясло злобное рычание.

Фродо упал на Мерри, щекой на его холодное лицо. И неожиданно припомнил всё, что скрылось за клубами мглы: дом у холма, песни Тома. Он вспомнил ту песню-призыв, которую Том разучил с ними. Неверным, дрожащим голосом он начал: "Песня звонкая, лети к Тому Бомбадилу!" — И с этим именем голос его окреп, зазвучал словно труба в тёмном склепе:

Песня звонкая, лети к Тому Бомбадилу,Отыщи его в пути, где бы ни бродил он!Догони и приведи из далёкой дали!Помоги нам, Бомбадил, мы в беду попали!

Эхо смолкло, и настала мёртвая тишь; только сердце Фродо гулко стучало. Долгая тишь, а потом, как через толстую стену, из-за холмов, издалека, всё ближе, зазвучал ответный напев:

Вот он я, Бомбадил, — видели хозяина?Ноги лёгкие, как ветер, — обогнать нельзя его!Башмаки желтей желтка, куртка ярче неба,Заклинательные песни — крепче нет и не было!

Прокатился грохот разметаемых камней, и в склеп хлынул свет: настоящий, обычный дневной свет. У ног Фродо засиял в стене пролом, и в нём показалась голова Тома в шляпе с пером, а за спиной вставало багряное солнце. Свет пробежал по лицам трёх неподвижных хоббитов, смывая с них трупную зелень. Теперь казалось, что они всего лишь крепко спят.

Том пригнулся, снял шляпу и с песней вошёл в тёмный склеп:В небе — солнце светлое, спит Обманный Камень —Улетай, умертвие, в земли Глухоманья!За горами мглистыми сгинь туманом гиблым,Чтоб навек очистились древние могилы!Спи, покуда смутами ярый мир клокочет,Там, где даже утренний свет чернее ночи!

Надрывный крик ответил на его песню; обрушились своды в глубине могильника. Затем раздался пронзительный вой, растаявший в какой-то невообразимой дали, и воцарился покой.

— Ну-ка, вылезай скорей из могильной сырости! — велел Том. — Нам ещё твоих друзей надо к солнцу вынести.

Они вынесли Мерри, Пина, потом Сэма. Мимоходом Фродо увидел в земляной осыпи обрубленную кисть, копошившуюся, как недодавленный паук. Том вернулся в пустой склеп — оттуда донёсся гул и топот. Вышел он с ворохом оружия и драгоценностей — золотых, серебряных, медных и бронзовых, старинной чеканки, в многоцветных каменьях, — взобрался на вершину могильного холма и высыпал добычу на озарённую солнцем траву.

Там он постоял молча, держа шляпу на отлёте и глядя на трёх неподвижных хоббитов лежащих рядком у подножия кургана с западной стороны. Потом, подняв правую руку, произнёс звучно и повелительно:

Свален вниз Обманный Камень — ну-ка, просыпайтесь!Бомбадил пришёл за вами. Живо согревайтесь!Чёрные ворота настежь, нет руки умертвия,Злая тьма ушла с ненастьем, с быстролётным ветром!

К несказанной радости Фродо все трое приподнялись, потянулись, протёрли глаза и вскочили на ноги. С изумлением глядели они на Фродо, на Тома, стоящего над ними на вершине кургана и казавшегося огромным, как сама жизнь, на свои белые лохмотья, венцы, золотые пояса и прочие побрякушки.

— Это ещё что, во имя всех чудес мира? — начал было Мерри, ощупав золотой венец, который сполз ему на один глаз, но сразу осёкся, помрачнел и закрыл глаза. — Да, я помню! — глухо выговорил он. — Ночью напали они с севера, воины Карн Дама, и было их не счесть. А! — он схватился за грудь. — Копьё пробило мне сердце! Но, нет! Нет! — воскликнул он, открывая глаза. — Что я несу? Это же сон. Куда ты подевался, Фродо?

— Должно быть, потерялся, — ответил Фродо, — но лучше об этом не вспоминать. Давайте подумаем о том, что делать сейчас! Пойдём дальше!

— Прямо в таком виде, сэр? — спросил Сэм. — А где моя одежда?

Он сорвал с себя венец, пояс, кольца и теперь шарил глазами по траве, словно ожидая увидеть где-то неподалёку плащ, жакет, брюки и прочие принадлежности.

— Не ищите зря одежду, всё равно не сыщите, — сказал Том, мигом спрыгнув с могильного холма и с улыбкой пританцовывая вокруг хоббитов, как ни в чём не бывало. И действительно, при виде лукавых огоньков в его глазах, они забыли о пережитом страхе.

— То есть как? — удивился Пин, с весёлым недоумением глядя на пляшущего Бомбадила. — Почему не найдём?

Том только покачал головой.

— Радуйтесь лучше, что вышли на свет из безвозвратных глубин: от свирепых умертвий спасения нет в тёмных провалах могил. Живо! Снимайте могильную гниль и по траве — нагишом! Надо стряхнуть вам подземную пыль. Ну, а я на охоту пошёл!

С этими словами он умчался вприпрыжку, то и дело громко свистя и кого-то окликая. Фродо поглядел ему вслед. Том нёсся по ложбине между холмами, подбрасывая на бегу свою шляпу и снова ловя её, с громкой песней:

Хэй, хо! Где ты там? Где гуляешь, Бампкин?Белый нос, лохматый хвост, старый Толстый Лямпкин!Там и сям, туда-сюда, по холмам и долам.Белоногий мой дружок на лугу весёлом!

Вскоре он скрылся из виду, но ветер, повернувший к югу, то и дело доносил его "хэй, хо!" и "Толстый Лямпкин!".

Воздух снова согрелся, стало даже жарко. Хоббиты, как им велел Том, побегали и покувыркались по траве, а затем улеглись загорать с таким наслаждением, словно перенеслись из суровой зимы в мягкое лето или поднялись после долгой болезни с прекрасным самочувствием навстречу дню, полному надежд и обещаний.

Когда Том вернулся, они успели прогреться и проголодаться. Сначала за бровкой холма показалась его шляпа, потом сам Том, а потом послушно трусящие за ним гуськом шесть пони: пять их и еще один. Он-то, очевидно, и был старым толстым Лямпкином, поскольку выглядел крупнее, сильнее, толще и старше пони хоббитов. Мерри, которому они принадлежали, как-то не озаботился дать им клички, но они до конца жизни отзывались на новые имена, данные Томом. Том назвал каждого из них, когда все пони перевалили через бровку и выстроились перед ним шеренгой, а затем поклонился хоббитам.

— Забирайте-ка лошадок! — сказал он. — Им, бедняжкам, стало страшно, и они от вас удрали — бросили хозяев. У лошадок нос по ветру: как учуяли умертвий — мигом поминай как звали… Но ругать нельзя их! Где же это видано, лезть самим в Могильники? Может, хоббитам-то надо поучиться у лошадок? Вишь — цела у них поклажа. Молодцы лошаки!