Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – рауграф Страница 47

Я поморщился, покачал головой:

– Вот почему и тащим всех колдунов и ведьм на костры. Сволочи!

Видя, как мы беседуем, забыв о налитых чашах, к нам подошел пышущий весельем сэр Клавдий, поклонился учтиво и едва не упал.

– Что, – спросил я едко, – снова о бабах?

– Ни в коем случае, – ответил он и рыгнул, вежливо прикрыв рот ладонью, – если ваша светлость желает без всякого боя уступить по блеску двору Его Величества.

Я спросил хмуро:

– А бабы при чем?

– Лучшее украшение любого дворца, – сказал он, – женщины. Они подобны драгоценным камням на одежде… а тех никогда не бывает слишком много. Как не бывают слишком красивыми.

– При моем дворе занимаются делом, – возразил я.

– А между делами, – заметил он вкрадчиво, – так хочется бросить усталый взор на что-нибудь красивое, чтобы глаза отдохнули после всматривания в карты и документы. Как уже немолодой человек, ваша светлость, скажу со всей точностью, что в домах, где есть красивые женщины, мы отдыхаем быстрее! А значит, и работаем лучше.

Я поморщился:

– Хочешь сказать, при дворе Кейдана работают лучше?

– При его дворе самые красивые женщины, – уточнил он. – Правда, в Ундерленды за ним последовали немногие…

Я рассматривал его исподлобья, чувствуя, что его доводы не такие уж и пустые.

– И что они будут делать? Обычно самые красивые и знатные служат у королевы фрейлинами. У нее свой двор, свои правила…

Он вздохнул.

– Не понимаю, чем вам так претит идея фаворитки. Это же не наложница! Мы у вас все – фавориты, потому что пользуемся вашим доверием. Одни бóльшие фавориты, другие – меньшие. Так и женщины. Одни больше нравятся, другие чуть меньше, но все равно они все фаворитки, раз в фаворе и допущены ко двору. И если вы так уж против кого-то одной, то предоставьте их самим себе! Увидите, скорее какая-нибудь станет управлять всеми…

Я сказал с интересом:

– Это идея. В самом деле любопытно. Хорошо! Я в этом не участвую, а вам даю добро.

Убив двух зайцев: отметившись на пиру и сытно пообедав, я решительно направился к гостевому домику. Если буду оттягивать до вечера, весь день сумею испортить…

Приставленный к гостям из Ватикана слуга отворил жутко скрипнувшую дверь. Навстречу пахнуло сыростью и затхлостью, из стен торчат рога подсвечников, красноватое пламя освещает каменную стены из грубых блоков, в дальнем конце подвального помещения на стене распятие в рост человека. Фигура Иисуса, ряд свечей перед ним у самых ног.

Все трое из Ватикана сидят за одним столом, рассматривая и передавая друг другу листки бумаги. Я сказал вежливо:

– Святые отцы, мне передали, что вы хотите меня видеть.

Кардинал поднял голову и посмотрел на меня, как офицер на призывном пункте смотрит на новобранца.

– И видеть, – подтвердил он, – и задать ряд вопросов.

Голос его прозвучал суховато, я решил не обращать внимание, кардинал, естественно, опасается попыток сблизиться с ним, а то и набиться в друзья ради каких-то выгод, по себе знаю, как это бывает.

Отец Габриэль указал на единственный стул по ту сторону стола. Он находился в двух шагах, я взял его за спинку и, поставив у стола, сел. По лицу отца Габриэля пробежала гримаса недовольства. Там, в отдалении, не в состоянии положить руки на стол, я был бы на обозрении, экспонированный и в какой-то мере не защищенный от взглядов удобно и надежно устроившихся за столом.

– Какие новости, святые отцы? – спросил я.

Кардинал ответил нехотя:

– Пока знакомимся с происходящим. Сравниваем с тем, что было. Проверяем работу священников под управлением отца Дитриха. Хотя и к вам появляются первые вопросы…

– Первые уже были, – напомнил я, не утерпев.

– То были еще не вопросы, – сказал он сухо.

– А что, осмелюсь спросить?

– Так, знакомство. А сейчас вот уже действительно вопросы…

– Например? – спросил я.

Нехорошее предчувствие кольнуло грудь, кардинал переложил с места на место бумаги, как мне показалось, совершенно бесцельно, словно давая самому себе время то ли собраться с мыслями, то ли поточнее сформулировать то неприятное, что решил сказать вслух.

– Пока выяснилось, – проговорил он, взгляд его из тусклого стал пронизывающим, – что вы, сэр Ричард, очень редко обращаетесь к Господу с молитвами.

Отец Габриэль уточнил:

– Ваше высокопреосвященство, вы очень смягчаете формулировки. На самом деле сэр Ричард вообще не был замечен за вознесением молитвы Господу.

Кардинал кивнул:

– Поправку принимаю. Что скажете на это обвинение, сэр Ричард?

Во мне начало ощетиниваться где-то глубоко внутри, но я чувствовал, как острые иглы начинают медленно пробиваться наружу.

– Это в самом деле обвинение? – осведомился я как можно сдержаннее.

– Скажем, – уточнил кардинал, – пока только выяснение обстоятельств. Может быть, предпочитаете молиться только наедине?

Я ощутил подвох, помощь со стороны этого человека больше похожа на ловушку.

– Молитва, – проговорил я, тщательно подбирая слова, – это просьба об аннулировании законов Вселенной, установленных Творцом, от лица единственного просителя, по его собственному признанию в той же молитве, недостойного. К сожалению, в нашем мире многие смотрят на Господа Бога как на слугу, который должен сделать за них всю грязную работу. И еще я одну истину понял за свою недолгую жизнь: чем ленивее и глупее человек, тем чаще он беспокоит Бога.

Они переглянулись, на лицах прелатов я видел откровенное недовольство и недоброжелательство. В глазах Габриэля я вообще прочел крупными буквами: сперва человек начинает молиться все меньше и меньше, а потом и Церковь ему не понадобится!

– А не гордыня ли вещает в вас, сэр Ричард? – спросил кардинал. – Как насчет левой щеки? Если вас ударят по правой, вы ее подставите?

Я хотел было сказать, что да, подставлю, а как же, кто же спорит с Евангелиями, но посмотрел на победоносное выражение на лицах всех троих, ответил зло:

– Если подставить вторую щеку, понадобится и третья.

Кардинал некоторое время сверлил меня взглядом, я чувствовал его режущую кромку, в самом деле чувствуется боль, сцепил зубы и терпел, уверяя себя, что мне только кажется, святые отцы тоже уставились в меня нехорошо, даже перестали двигаться, забыв про бумаги в руках.

Взгляд кардинала потерял остроту, словно его хозяину пришла другая мысль, я не успел перевести дыхание, как отец Габриэль произнес жутковато спокойно:

– Вы как-то заявили по прибытии, что вам явился светлый ангел.