Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат Страница 47

– Не уймутся – запру.

– Вóрон их просто бы вешал. По десятку за грабеж.

– Я не Алва. Мародеры свое получают, а не пойман – не вор… Не все же они там такие.

– Не уверен. Приличный барсинец – спящий барсинец. А еще лучше – висящий. – Полковник поднялся. – Я предпочел бы сейчас ощипывать «гусей», но за ошибки приходится платить.

– Да, – подтвердил Робер, – надо, – и Халлоран ушел. Эпинэ прикрыл глаза ладонями, сосредоточиваясь на бумагах, и увидел горящее поле – нет, поле, на котором пламя росло, как растет пшеница или рожь. Алые с золотом колосья клонились под ветром, и били, били о землю дальние копыта, предвещая грозу…

– Монсеньор! Разрешите доложить…

– Лэйе Астрапэ, Никола?! А я и не слышал…

– Вы о чем-то задумались, а я вошел без доклада. Что-то случилось?

– Обычная ерунда… Барсинцы. Садитесь. Или отправить вас отсыпаться?

– Я выспался на постоялом дворе. Вот письмо от графа Литенкетте. Он был… потрясен.

– Давайте. Да садитесь же вы!

«Я стараюсь никого не винить – и не могу. Мы оба были слепы. Отравитель, клятвопреступник, наплевавший на закон и совесть судья должен висеть или хотя бы сидеть в зверинце. В клетке. Оставлять такого на свободе не только несправедливо, но и опасно. Я не знаю, где Окделл, но я хочу найти его первым. Хочу, но беженцы продолжают идти, а в Придде разгорается война – значит, я буду там, где мне следует быть. Я не помчусь в Ариго, чтобы успеть на похороны, и не начну охоту на убийцу. Не сомневаюсь, что ты тоже останешься в Олларии. Я прошу по-прежнему называть меня на «ты». Наша дружба – это все, что осталось мне от любви. Лучше потерять, чем никогда не находить, и лучше умереть, чем не родиться, – так говорят бергеры, и я наконец-то их понял. Если б хоть Создатель, хоть Леворукий предложил мне забвение, я бы отказался. Твоя сестра всегда будет со мной, и хватит об этом.

На переправе сделали почти все, что требовалось. Подробности тебе доложит Карваль. Послезавтра я отправляюсь к отцу, а от него скорее всего в армию. Тебе придется тяжелее, чем мне, но ты выдержишь. Катарина… Я вывожу это имя, и рука у меня не дрожит. Катарина считала тебя способным поднять любую ношу, и ты…»

– Монсеньор! – донеслось откуда-то издалека. – Графиня Савиньяк.

– Хорошо.

– Монсеньор, мне выйти?

– Только если боитесь, – попробовал пошутить Робер, но маленький генерал шутки не понял.

– Мы все равно должны встретиться, – начал он и вдруг улыбнулся. – Нам уже не разойтись.

– Тогда держитесь. – Иноходец поднялся навстречу вошедшей женщине. – Добрый день, сударыня. Разрешите представить вам барона Карваля.

– Наслышана, – сощурилась Арлетта. – Вы похожи на своего брата.

– Госпожа графиня, я должен принести вам свои извинения за то, что не предотвратил нападение на Сэ.

– А вы могли это сделать? – Таким тоном спрашивают о ерунде, так щурятся завидевшие добычу кошки.

– Мог! – отрезал Карваль. – Но тогда не счел нужным.

– Какая милая откровенность. – Графиня улыбнулась и села. – Робер, твой генерал всегда столь правдив?

– Да.

– Не всегда, Монсеньор, – поправил Никола. – В некоторых обстоятельствах я…

– Лэйе Астрапэ, вы шли за мной, а я шел за Альдо и врал. С каждым днем все больше… Сударыня, я…

– Постой. Скажи наконец, что это за «лэйе Астрапэ!». – Если бы Марианна смотрела как Лауренсия, у нее были б глаза графини Савиньяк. – Звучит по-гальтарски, но подобной формы я не встречала ни у Иссерциала, ни у гайисских трагиков.

– Это… призыв к одному из древних богов. Точно не скажу, лучше спросить барона… Эти слова выбиты на одной из его камей.

– Я как-нибудь сама спрошу, заодно и антики посмотрю, но это терпит. Робер, ответь мне на один вопрос и можешь возвращаться к своим делам. Ты читал письмо принцессы Елены? То, где она не хочет выходить за моего сына?

– Читал… Я его отдал Катари. Вместе с остальными… Мы хотели вернуть письма девочке.

– Так и сделаем. – Графиня непонятно чему усмехнулась. – Я перешлю письма Валмону. Он их переправит девочке при первой же оказии.

3

Верхнюю тропу украшали бакраны на козлах, вдоль главной дороги торчали бириссцы в пятнистых шкурах, под ногами лежали ковры. Холтийские, насколько Марсель разглядел. Зрелище радовало глаз и душу, поскольку всадники Бакны не только украшали пейзаж, но и гнали из сердец расположенных ниже «барсов» самую мысль о вероломстве. Успокоившись на сей счет, Валме решил, что конной статуи в лице Алвы хватит, и с чистой совестью завертел головой, разглядывая знаменитое ущелье. То, что его уже взяли, не могло не радовать. Чем больше вражеских крепостей занято, а кораблей потоплено, тем меньше остается неприятностей, а славы Марсель никогда не алкал, по крайней мере военной. Придумать новый фасон воротника приятней, чем насадить на шпагу лишний пяток несчастных, только дамы надевают платья с новыми воротниками ради маршалов и адмиралов. Такова натура – мужчина, завоевывая женские сердца, колотит себе подобных, как какой-нибудь кот или петух, но коты и петухи «переодеваются» лишь дважды в год и лишены возможности изменить свою песню… Натура все-таки дура, и возвращаться к ней нелепо.

– Скажите, – окликнул Марсель Коннера, – в Варасте водятся матерьялисты?

– Может, и водятся, только зовутся иначе… У нас всё ежаны да тушканы, а в книжках про них вроде по-другому прописано.

– Матерьялисты у вас зовутся ызаргами.

Развить мысль Валме не успел – в перегородившей ущелье стене распахнулись ворота, на выносных башнях грохнули пушки, и под мужественный медный грохот навстречу Алве выползла другая кавалькада, возглавляемая кагетом на белом коне и бакраном на козле с полосатыми рогами. Король и казар. Бакна Бакранский и Баата Кагетский, он же Лисенок, а на гербе у Валмонов были борзые. Это обязывало.

– Мы быстрее! – сказал Валме и пришпорил горбоносого варастийского жеребца. Шелиахом виконт был сыт по самое горло, но мориск был молчаливей коряги, а Ворон против подкрепления ничего не имел. Маневр Марселя незамеченным не прошел – здоровенный черный всадник догнал казара, и Валме едва не прослезился, узнав его преосвященство. Бонифаций слегка опал пузом, а ехавший следом Дьегаррон, наоборот, чуток отъелся – война полезна и для толстых, и для тощих… Бакна Талиг тоже не позорил, хотя борода у бакранского величества могла бы быть и не столь козлоугодна. Лисенка Валме оставил напоследок, и Лисенок этот напоминал олененка. Очень трепетного, очень глазастого и неимоверно живучего.

Между всадниками оставалось не больше сотни бье, и Ворон двинулся шагом навстречу кагету. Шелиаху достался уже имевший дело с мориском Бакна, и Валме с чистой совестью рванул к Бонифацию. Из дипломатических соображений обниматься не следовало, но виконт с наслаждением очертил левой рукой круг в настоящем бакранском приветствии.