Ричард Кнаак - Право по рождению Страница 47

Это означает, что Кеджан должен будет подождать даже дольше, чем он планировал изначально. Ульдиссиан не может просто взять и оставить людей Парты, пока к ним не придёт лучшее понимание.

Он тут же подумал о Лилии. Поначалу она расстроится, несомненно, но, как и раньше, она сможет преодолеть это. Когда благородная дева увидит, как реагируют партанцы, она сразу поймёт смысл оставаться здесь столько, сколько требуется.

Во всяком случае, он надеялся, что она увидит это так.

Исцелённый снова подошёл к нему:

— Мастер Ульдиссиан… Не мог бы ты… Не мог бы ты показать и мне?

Ульдиссиан подался было вперёд, затем засомневался. Он улыбнулся, удивлённый тому, что не ощутил этого ранее:

— Думаю, в том нет необходимости. Ты уже должен знать это. Просто загляни поглубже. И увидишь…

Брови Йонаса сомкнулись… Потом радость снова отразилась на его лице. Это было никак не связано с его восстановленной кожей. Он радостно закивал, затем крикнул:

— Я чувствую… Наверно… То, о чём сказала мадам Барта! Я чувствую… Что пробудился…

Его проникнутых благоговением слов оказалось достаточно, чтобы толпа возбуждённо загудела. Кто-то вышел вперёд к Ульдиссиану. Это заставило всю толпу подтечь ближе. Каждый хотел быть следующим.

На миг застигнутый врасплох, Ульдиссиан затем стал принимать одного за другим, тратя на каждого столько времени, сколько требовалось. Руки потянулись к нему, стремясь коснуться. Не все они могли почувствовать пробуждение так же быстро, как Барта и Йонас, и он говорил это каждому перед тем, как предпринять попытку, но в конце концов это должно было произойти. Ульдиссиан свято верил в это, и его вера передавалась тем, кому он помогал.

По мере того, как к нему походили всё новые и новые молящие, он всё больше утверждался в своём решении. Парта действительно была идеальным местом, чтобы проявить себя. Если он мог делать это здесь, Ульдиссиану даже трудно было вообразить, как пойдёт дело в большом городе.

Нет, короткая передышка в городке определённо не повредит делу…

Окружённый столь многими, Ульдиссиан не заметил, как издалека из-под вуали на него смотрят глаза той, чьи мысли наиболее важны для него. Лилия стояла у основания ступеней и обозревала фонтан, прикованная к нему взором. Странное дело, но, несмотря на её обезоруживающий вид, мало кто замечал её.

Но она замечала всё, в том числе и то, что организованное им здесь займёт его на некоторое время. На слишком долгое время, вообще-то. К этому времени он уже должен быть неподалёку от Кеджана. Таков был её план. Уж точно не его очень подозрительный поворот к Парте, из всех возможных мест.

И всё же, по некотором размышлении, Лилия улыбнулась. Планы нужно постоянно корректировать.

— Если не в Кеджане, то почему бы и не здесь, любовь моя, — прошептала светловолосая женщина сама себе. — В конце концов, место не имеет значения. Ты всё равно преподнесёшь мне то, что по праву моё, Ульдиссиан… Ты сделаешь это… Даже если для этого тебе придётся умереть…

Глава двенадцатая

Ахилий нашёл Серентию не там, где рассчитывал — он думал, что дочь Сайруса пошла помогать Ульдиссиану с его первой миссией. Вместо этого охотник обнаружил темноволосую девушку сидящей там, откуда она могла видеть происходящее, но была слишком далеко, чтобы принимать в нём участие. Её взгляд, конечно же, был прикован к Ульдиссиану — думать иначе было бы неразумно даже Ахилию — хотя, когда лучник подошёл, его собственный острый взор уловил, как она исподтишка взглянула на Лилию, прежде чем снова перевести взгляд на сына Диомеда.

— Я принёс тебе воды, — сказал он, приблизившись к ней. Он предложил ей мех, недавно наполненный в имении мастера Этона. Всегда практичный — за исключением случаев, когда дело касалось любви, — Ахилий позаботился сперва о питье, прежде чем идти за своей подругой.

Приняв подношение, Серентия кивнула в знак благодарности. Она отпила гораздо больше, чем предполагал Ахилий, что означало, что она сидела тут уже довольно долго, просто наблюдая. Наверняка Серентия бежала всю дорогу сюда, страшась какой-то воображаемой опасности, в то время как он занимался своими делами, почему-то уверенный, что Ульдиссиану ничего не грозит.

Когда она закончила, он взял мех назад и заметил:

— Это и вправду удивляет, не так ли, Серри?

— Да.

— Я дружу с ним с детства, — не спрашивая разрешения, он уселся рядом с ней. На большее он не мог решиться. Несмотря на свою общительную наружность, Ахилий гораздо удобней чувствовал себя в лесу, наедине с преследуемой добычей. В обществе он был лишь ступенью выше Мендельна; в обществе той, что сидела рядом с ним, — столь же неуклюжий.

После его замечания она посмотрела на него так напряжённо, что он подумал, что сказал что-то не то. Похоже, Серентия хотела что-то произнести, но прошла добрая минута, прежде чем она разомкнула губы.

И говорить она стала не о том, о чём предполагал он:

— Почему вы дружите, Ахилий? Вы столь во многом кажетесь такими разными.

Он не нашёл ничего ответить, кроме как:

— Просто дружим и всё, я думаю. Мы стали друзьями сразу, как только встретились, — он пожал плечами. — Для детей это обычное дело.

— Наверное, — Серентия подумала немного, а затем спросила. — Мог бы ты мечтать о такой, как она?

Вот теперь тема была та, которую он предполагал. Просто Серентия пошла к ней более кружным путём:

— Лилия? По правде сказать, она хороша, и нет такого мужчины, который не заметил бы этого, но то же самое можно сказать и о других, не только о ней.

По его мнению, он не мог быть более прямолинеен, но она, похоже, не поняла, что он имеет в виду её:

— Я знаю, что нам она кажется необычной, и я понимаю, почему Ульдиссиан влюбился в неё, но это произошло так быстро, Ахилий.

— Так бывает, — так было с ним… В известном смысле. Сегодня он знал Серентию — ребёнка-чертёнка. На завтра она оказалась красивой девушкой. Ахилий был так заворожён этой переменой, что всю следующую неделю не мог похвалиться ни одной добычей.

Серентия молчала некоторое время, но Ахилий довольствовался и тем, что был вместе с ней… Тем обычно такие ситуации и разрешались. Они наблюдали, как Ульдиссиан приветствует одного партанца за другим. Каждый раз, когда он добивался успеха в том, что делал, Ахилий наблюдал безмерное удовлетворение на лице своей подруги и того, к кому прикасался фермер.

— Ты тоже чувствуешь это? — наконец осмелился он спросить Серентию. — Как и они?