Кононов Варвар - Ахманов Михаил Сергеевич Страница 48

– Она… – тихий голос девушки был полон ужаса. – Она… Дочь Имира… Явилась…

Над гаснущим костром пронесся ветер, взметнул снежный плащ, унес его за дальние сугробы. Среди белой пустыни плясала нагая девушка. Ее ступни, будто не чувствуя холода, скользили по снегу, тонкий стан изгибался, пухлые губы смеялись, но в глазах сиял ледяной блеск морозных северных равнин. Чем-то она походила на Зийну, но в ней не чувствовалось живого тепла; словно бесплотный дух, она танцевала перед огнем, и рыжие языки его бессильно опадали, алые жаркие угли рассыпались холодным пеплом, недогоревшие ветки покрывала серая седая зола.

Конан, однако, не мог отвести от плясуньи глаз.

– Исчезни, скройся! – крик Зийны заставил киммерийца очнуться. Привстав на колени, девушка прикрывала его своим телом, грозила белому призраку мечом. – Уйди! Он мой! И ты его не получишь!

Серебристый смех дочери Имира прожурчал, словно ручей весной.

– Получу… получу… – С каждым звуком ее голоса над кострищем взвивалась струйка дыма; вскоре огонь погас, и лишь холодное мерцание снегов освещало фигурку снежной девы.

Зрачки Конана сверкнули.

– Гляди на меня, смертный, гляди… Разве я не прекрасна?

Она легким перышком кружилась в снегу, не оставляя следов; подрагивали полные груди, колыхался гибкий стан, вились по ветру волосы, мерцала белоснежная кожа. Конан чувствовал ее дыхание, летевшее к нему над угасшим костром; оно заставляло цепенеть, манило блаженной истомой.

– Иди ко мне, воин! Иди! Ляг со мной!

– Лучше я лягу с последней из портовых шлюх! – пробормотал киммериец немеющими губами. Что-то он должен был вспомнить, о чем-то поразмыслить, но голос Зийны, творившей молитву светлым божествам, мешал ему.

А! Железный обруч! Обруч и кинжал! Обруч не помог, не защитил от волшебства снежной девы… Но оставался еще кинжал, тот зачарованный клинок, которым он должен был пронзить сердце колдуна… Дайома сказала: тысячи смертных падут под его ударами, но лезвие останется таким же чистым и несокрушимым… тысячи смертных или одно существо, владеющее магическим даром… Кого же поразить – призрак, сотканный из снега и похоти, или Гор-Небсехта? Выбора, кажется, не было.

– Кинжал, – прохрипел он, – мой кинжал…

Зийна склонилась к нему, обхватили за плечи, защищая от подступавшего к сердцу холода. Ее руки были теплыми.

– Что, милый? Что нам делать?

– Кинжал… я должен достать ее кинжалом… – Губы Конана едва шевелились.

Он попытался дотянуться до своего ножа, но внезапно почувствовал, что не может стиснуть пальцы в кулак: они были мертвыми, застывшими, как сосульки. Пробравшаяся под плащ стужа уже не колола его ледяными иглами, а облизывала сотней холодных языков, высасывая последнее тепло, последние капли жизни. Он не мог поднять оружия, не мог отвести взгляд от снежной девы; ее зовущий смех заглушал голос Зийны. Ему чудилось, что пуантенка плачет, окликает его, спрашивает о чем-то, но зов дочери Имира был сильней, и теперь мысль о том, чтобы поразить это прекрасное существо зачарованной сталью, казалась ему кощунственной.

«Да и поможет ли сталь? – размышлял он, погружаясь в небытие. – Ваны и асиры говорили, что от снежных дев нет спасения!»

Нет спасения… нет спасения… нет спасения…

Разум Конана померк, душа вступила на тропу, ведущую вниз, к Серым Равнинам.

Едва эпизод был закончен, как заверещал звонок. Ким метнулся к телефону, потом сообразил, что звонят в дверь.

Дашенька!.. Наверное, устала от хлопот с ремонтом, художниками, репортерами и страховыми агентами… Значит, так: первым делом – взять на руки, перенести через порог, потом – расцеловать, потом – кофе с пирожными, потом расцеловать еще раз и…

Ким отворил, раскрыл объятия и чуть не рухнул у порога: перед ним стояла Лена Митлицкая, она же – Альгамбра Тэсс. В белом наряде и хрусталях, в которых явилась вчера, в белых изящных туфельках и с белым цветком хризантемы в прическе, подобной короне из платины. Цветок и выражение глаз, одновременно томное и хищное, делали ее такой неотразимо романтической, что Ким покачнулся и в испуге отступил.

– Ах, – воскликнула Альгамбра, шагнув в прихожую, – ах, наконец-то! Я звонила тебе, звонила, потом мне представилось, что ты работаешь и отключил телефон. Но я была не в силах ждать! И я приехала!

– Польщен, – пробормотал Ким, отступая еще дальше. – Надеюсь, ничего плохого не случилось?

Альгамбра взмахнула ресницами неописуемой длины.

– Плохого – ничего, только хорошее. Кстати, где у тебя спальня?

– Тут. – Ким снова попятился, оказавшись в вышеназванном помещении. – А кухню и вторую комнату осмотреть не хочешь? Еще туалет и ванная есть…

– В ванную после. Успеется. – Альгамбра подняла руку, что-то выдернула из волос, и снежно-белые пряди рассыпались по спине. Затем она сбросила туфельки.

Глаза у Кима полезли на лоб.

– Пятку натерла? Может, йода принести?

Его окинули гипнотизирующим взглядом. Ресницы Альгамбры работали, словно два веера, вверх-вниз, вверх-вниз, но отчего-то Киму становилось не прохладнее, а жарче. Он попытался вспомнить все, что знает про Альгамбру Тэсс: двое детей от трех мужей, не понимает юмора, но склонна к экзальтации, не замужем в данный момент, но продолжает поиск принца и героя. Последняя мысль заставила Кима содрогнуться.

– Ах, – произнесла Альгамбра, осматривая узкую кровать, – вы, мужчины, так недогадливы! При чем тут йод и пятка? Йодом не усмиришь самум страстей и не зальешь вулкан желаний… – Она коснулась маленькой груди и расстегнула верхнюю пуговичку платья. – А вы, вы… Или робки чрезмерно, или наглы, как самец Доренко-Дрю.

– Я тоже наглый самец! – выкрикнул Ким в отчаянии, сообразив, к чему движется дело. – Я извращенец! Очень мерзкий и противный!

Альгамбра расстегнула вторую пуговичку и одарила его нежной улыбкой:

– Ты – герой! Вчера… ах, вчера ты был великолепен! Лев, тигр, леопард! Прежде я тебя не знала, не ценила…

– И не надо, – вставил Ким.

– … но теперь узнаю, – вела свою арию Альгамбра. – Я долго думала и ощутила, что ты назначен мне судьбой. – Ее пальцы застряли на третьей пуговице, она дернула ее и тут же расстегнула четвертую. – Ты мой идеал! Ты должен подарить мне счастье… счастье и дитя… Сейчас, немедленно!

Она стащила платье с хрупких плеч и узких бедер, швырнула его в изголовье постели и принялась за бюстгальтер. Полупрозрачный, кружевной – соски просвечивали под невесомой тканью, как пара розовых черешенок… Ким судорожно вздохнул. При всех своих недостатках Альгамбра Тэсс была хорошенькой женщиной, стройной, с тонкой талией, длинными ногами и белоснежной холеной кожей. «Конечно, – сказал он себе, – у Даши все лучше и соблазнительней, и вид приятнее, и запах, и если бы Даши не было, то…»

Но она была! И не где-то в отдалении, а, возможно, в поезде метро, или на эскалаторе, или даже на Президентском бульваре… Сейчас войдет, увидит и что подумает? Ужас сковал Кима, в груди заледенело, и он через силу прохрипел:

– Ты… это… ты, Ленка, не торопись разоблачаться. Я ведь уже при невесте – сосватал и даже калым заплатил!

Альгамбра, сражаясь с застежкой лифчика, поджала губы.

– Ты о ком? О рыжей из ресторана? Как ее?.. Дарья?.. Ну, это эпизод! Тебе она не подходит. Тебе нужна женщина неземная, с тонкими чувствами и душой, что соткана из лунного света… Да помоги ты мне с этим проклятым лифчиком!

Ким, однако, не двинулся, и Альгамбра справилась сама. Затем, покачивая бедрами, она взялась за резинку трусиков и медленно потянула их вниз.

«Что происходит? – спросил Трикси. – Готовишься к акту размножения? Если так, я удалюсь в латентную область сознания и буду размышлять о горестной своей судьбе».

«Ни в коем случае! – мысленно простонал Ким. – Мне помощь нужна, а ты собираешься удаляться! Ну-ка, за работу!»

Резинка трусиков сползла до середины ягодиц.

«Чего ты хочешь?»