Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер Страница 49

— Сейчас прибудет, — сообщил он. — Просил позволения захватить с собой Бракиеля... Я ответил согласием. Полагаю, вы не будете возражать.

— Нисколько, — заверил я. — Бракиель... тот самый?

— Который?

— Знаток астрономии? — уточнил я. — Который научил людей интересоваться звездами?

Он хмыкнул.

— Вы помните и такое?

— Добро нужно помнить, — ответил я и добавил: — Как и зло. Люди должны быть добрыми и очень злопамятными.

Он посмотрел с великим недоумением, а я подумал хвастливо, что мы, люди, существа весьма сложные и запутанные, но где-то глыбоко внутри очень мудрые, но сказать ничего не успел: коротко вспыхнул и погас пурпурный огонь, к столу шагнули двое.

Первый все-таки демон, хотя по всему видно, демон высокого ранга, а то и уровня: крупный, солидный, уверенный в движениях, осанке, с неприятным умным лицом, а второго я бы принял за эльфа, будь у него уши позаостреннее, а так язык не поворачивается назвать демоном. Даже с сорванными крыльями он выглядит ангелом больше, чем даже архистратиг Михаил, глава воинства верных Господу ангелов.

Стройный, большеглазый, одухотворенный, он посмотрел так, словно вот-вот взлетит, лицо внимательное и тревожное, в глазах тоска и неясное стремление.

Агиросион сказал хмуро:

— Дума, Бракиель... это смертный по имени Ричард. Да, я тоже такими глазами смотрел на его черную корону. Она из тех времен, когда Вельзевул еще даже мухами не командовал. Садитесь, разговор будет нелегким.

Дума и Бракиель опустились друг с другом рядом на лавку, широкую и с золотой спинкой, от меня не отводят глаз, Дума проговорил тяжело, словно громыхал камнями:

— А как это она... у смертного?

Агиросион буркнул:

— А вы не знаете людей? Где угодно пролезут, что угодно сопрут... Но нам важнее, что у него меч Вельзевула. Наш несокрушимый вождь доверяет, потому призываю вас выслушать. Кстати, я доверяю тоже.

Я создал по кубку и, наполнив для Думы коньяком, а для Бракиеля кагором, поставил перед ними, чувствуя себя услужливым официантом.

Дума спросил меня в упор:

— Вы сумели сосредоточить в своих руках неимоверную силу, и как вам такое?

— Справляюсь, — ответил я осторожно. — Помаленьку. Я не рисковый... временами.

Дума сделал глоток, кивнул с одобрением, а Бракиель сказал живо:

— Но эта сила не дает ему защиту. Любой из нас может убить его одним дуновением. Что привело вас, сэр Ричард, в такое опасное для вас место?

— Бракиель, — произнес я, — если вы тот самый Бракиель, что научил людей наблюдать за звездами, то от всего сердца и моей необъятной вглыбь и вширь души благодарю, что научили людей смотреть в небо, на которое те никогда раньше не обращали внимания.

Бракиель застенчиво улыбнулся.

— На самом деле знание неба позволило предсказывать хотя бы погоду, а это важно... Ох, что за чудесное вино! Дума, правда великолепно?

Дума кивнул, хотя и посмотрел на кубок Бракиеля с сомнением.

— Да, — подтвердил я, — и вообще ваша настойчивость, сэр Бракиель, дала начало астрономии. Как-нибудь на досуге расскажу о звездах, пульсарах и квазарах, нейтронных звездах и сверхновых, темной материи, червоточинах и разбегании галактик...

 Глава 11

Он дернулся, посмотрел на меня дикими глазами, в них мелькнула безумная надежда, что я в самом деле знаю больше, чем он, а я подумал с горечью, что ему заточение в аду дается едва ли не тяжелее всех: мечтательный и грезящий о недостижимом, он заперт в тесной пещере, что, несмотря на огромность, все равно для него тесна, если нет над головой бесконечности.

Агиросион недовольно мотнул головой.

— Всем заткнуться и молчать. Нам нужно решить, что делать... если решимся что-то делать. Сэр Ричард, вам слово.

Бракиель и Дума замолчали, Агиросион кивнул мне, я начал невесело:

— Маркус, что для вас не новость, стремительно приближается. Кто-то в ужасе, кто-то рад, а кто-то потирает ладони. А из последних эти коектошные настолько заинтересованы, чтобы Маркус все стер с лица земли, что забегают поперед батька... вы знаете, о ком я, не буду указывать пальцем вверх... вот они-то, сгруппировавшись по интересу, даже не обращают внимания на такой важный пустячок, что они вообще-то из враждующих лагерей!

— Их цель? — спросил громыхающе Дума.

— Господь перестал благоволить человеку, — ответил я тяжело, — потому решили, что человек больше не пользуется его защитой. Или перестает пользоваться. Потому начали прощупывать, как оно на самом деле.

— Зачем? — спросил Бракиель наивно. — Если Господь все равно уничтожит людей...

— А вдруг передумает? — спросил я. — А вдруг человек сделает что-то такое, что Господь удержит карающую длань? Вот этого они страшатся и потому всеми силами стремятся показать человека во всей его отвратительности. Но не просто подбивают человека на недостойные поступки, а сами их совершают под видом людей!

Дума пробормотал:

— Это прямое нарушение повеления Господа.

Агиросион поморщился.

— А Господу теперь не все равно?

— Враги на это и рассчитывают, — сказал я с жаром. — Потому так и осмелели. И с каждым днем все наглее и увереннее! Но если мы дадим им отпор, то заслужим одобрение Господа.

Дума буркнул:

— Каким образом?

— Человека правильнее называть не гомо сапиенс, — сказал я, — или гомо эректус, а гомо сражающийся! Мы сражались за жизнь и свободу с первого же дня. Если сразимся и победим, то передумает Господь или не передумает уничтожать человечество, но вам в любом случае даст большой пряник. За то, что вы пришли на помощь человеку, которому в то давнее время отказались поклониться! Но, конечно, сперва мы должны встретиться с контактной группой из сонма небесного воинства и предъявить им свои претензии.

Бракиель спросил неуверенно:

— А разве не это небесное воинство обязано покровительствовать человеку?

— Господь будет судить по действиям, — подчеркнул я, — а не по декларациям. У вас есть шанс вырвать из рук небесников благородный титул защитника людей и показать Господу, кто заботится о людях на самом деле! А кто как бы не.

Агиросион сказал быстро:

— Меня смертный уже убедил.

— И меня, — произнес Бракиель.

Дума хлопнул ладонью по столу.

— Согласен. Предложение смертного принимается. Мы втроем и отправимся на переговоры.

Бракиель сказал нерешительно:

— Может быть, Вельзевул тоже... Он старше всех! Его голос громче.

Агиросион отрезал:

— Нет. Вельзевул ясно дал понять, что он для переговоров не годится. Один его вид будет раздражать Михаила и его воинство.