Анатолий Дроздов - Смок - боевой змей Страница 49

— Не бывать этому! — вспыхнул Ростислав.

— Воеводе и князю коней и оружье оставлю, — сказал Некрас. — Дабы вои не смеялись.

— Что возомнил о себе, смердий князь! — крикнул Ростислав. — Думаешь, не найдем управы?! — князь хлестнул коня и поскакал к войску. Светояр перенял его полпути.

— Не уговаривай, воевода! — угрюмо сказал Ростислав.

— Не буду! — сказал Светояр. — Я спрошу. Когда батько твой помер, а тебе было пятнадцать, я пять лет не знал сна и роздыха, чтоб стол тебе сохранить. Сохранил. Если ты, княже, и я головы здесь сложим, кто сохранит Белгород сыну твоему? Ему месяца нет. Кто поручится, что младенец доживет до года?

Ростислав молчал.

— Даст Бог, уцелеем мы, и домой воротимся, — продолжил Светояр. — Но войско здесь останется. Где другое взять? Великий стар, не сегодня-завтра преставится, с кем киевский стол обороним? С кем Белгород отстоим, коли сыновьям Великого вздумается в городе твоем святославьего выродка сажать?

— Сором ведь! — тоскливо сказал Ростислав.

— Сором побитому быти и с сечи бежать. Нас не бьют, выпроваживают. Этот сором за околицей остается. Что нам кони, мечи и броня? Тьфу! Завтра новые купим! Урожай добрый, земля богатеет, Великий серебра дал… Пропади пропадом земля Галицкая, что мы здесь потеряли?

— Некрас не посечет нас безоружных?

— Хотел бы сечь, уже сделал! — буркнул воевода. — Что стоит смоков напустить?

— Повелевай! — сказал Ростислав. — Мне соромно…

Некрас, привстав на стременах, глядел, как белгородские вои слезают с коней, стаскивают с себя броню, бросают оружие и бредут прочь. Увлекшись, он не заметил, как поблизости на землю сел смок. Круглолицый, румяный уноша соскочил наземь и встал рядом, не решаясь подойти. Змей воспользовался заминкой и лизнул седока в щеку.

— Зара, отстань! — сердито сказал уноша. — Не маленькая!

Некрас повернулся на голос. Уноша побежал к нему, выбрасывая ноги в стороны, как то делают только женщины. Некрас соскочил наземь. Подбежавший уноша приник к его груди.

— Некрас, любый! — сказал высоким, певучим голосом. — Так боялась, что тебя убьют!

— Оляна! — укоризненно сказал Некрас. — Люди кругом.

— Так знают все! — засмеялась Оляна.

— Все? — удивился Некрас.

— Или у них очей нету? Соромишься? А еще князь!

— Я не князь!

— Ты мой князь! — пропела Оляна, целуя любимого. — Мой…

Громогласные крики отвлекли их. Подскакавшая дружина скалила зубы и махала снятыми с голов шеломами.

— Давно бы так! — сказал, подъезжая Малыга. — Хоронятся, как дети малые. Брага, меньшой в ватаге, сына пестует, а старшой никак не заведет. Сколько девке ждать? Обидится Оляна, сядет на смока и улетит в земли дальние. Базилевс ромейский в жены сразу возьмет! Так, доча?

Оляна кивнула. Вои захохотали. За шумом никто не заметил, как смок подобрался ближе и лизнул Некраса в щеку.

— Ну, тебя! — рассердился Некрас. — Еще и ты…

Эпилог

«…И не ходил в землю Галицкую более никто: ни князья русские, ни ханы половецкие, ни короли ляшские, ни жупаны угрские. Бо страшилися смоков богомерзких, коих навел князь Иван на Галицкую землю. Никем не воюемая, расцветала и богатела земля та, со всех концов Руси тек к Галичу черный люд. Бо князь Иван ласков был до смердов, принимал и селил их на землях своих, наделяя тяглом и скотами всякими, давая житло и хлеб. В жены взял Иван смердку, появ ея по любви. Отвернулись после того от Ивана русские князья, не ездили в гости к нему и к себе не звали, молвя меж собою: «Смердий князь!» Зато ездили гости торговые, оставляя серебро и злато — за хлеб и скору, мед и портна, коней и волов. А холопов князь воспретил имати в землях своих, рече: не гоже брату брата своего рабом пояти. Воспретил Иван тако же священницам утеснять язычников поганых, рече: каждый да держится веры своей. Коли вздумает веру сменить, пусть делает по доброй воле, не принуждаем бысть. Услыхав о сем, митрополит киевский ездил Ивана увещевать. Князь принял владыку с великим почтением, одарил дарами многия, но на речи старца почтенного рек тако. «Господь наш, Иисус Христос, и апостолы его души человеков словом улавливали, а мы ладим мечом. Не угодно Господу крещение силою, бо взыскует Господь любви истинной от людских сердец». Сам враг рода человеческого вложил прелестные слова в уста князя, бо не нашел митрополит, что ответити, и отбыл во смущении.

Держал стол свой Иван в Звенигороде, а в Галиче сесть не всхоте, бо много крови в граде сем пролито было. Воспретил Иван величать себя «князем», а токмо «господином», хотя люд черный меж собою звал его «наш князь». Бо судил Иван строго по правде, не дозволяя забижати ни сироты, ни вдовицы горькой. А преставися князь Иван ветхими деньми, в серебряной седине. Плач великий и стон стоял тогда в Галицкой земле, со всех концов тек люд к Звенигороду. Седмицу не давали смерды князя погребати, бо каждый милел гробу его поклонитися. Положен бысть князь Иван в церкви Покрова возле отца и матери своей, гроб его и доселе там. А што далее, не вем…»

2007 — 2009