Андрей Прусаков - Проклятие Гунорбохора Страница 49

Когда Улнар проснулся, первым звуком, который услышал, было чье‑то покашливание. Повернув голову, воин увидел старика, сидевшего на плоском камне. С плеч его свисал старый изодранный плащ, латаный–перелатаный, на голове красовалась невообразимая шляпа из шкурок лесных зверьков.

— Ожил? Вставай, — сказал старик неожиданно густым, совсем не старческим голосом. Черные живые глаза, блеснувшие из‑под косматых седых волос, с интересом уставились на воина.

На этот раз Улнар смог подняться и сел на постели, откинув одеяло из шкур. Голова ясная, но тело словно опутано веревками. Опустив глаза, воин увидел повязку, туго охватившую торс и красный, зарубцевавшийся шрам на плече.

Старик, не торопясь, поднялся с камня:

— Вставай, ты уже можешь ходить.

— Где я? — спросил Улнар.

— В моем жилище.

Улнар окинул взглядом хижину, которую и домом‑то назовешь с трудом: из утвари и предметов, обычных для домов беднейших хешимов, здесь не было вообще ничего. Камень и полати.

— Ты здесь живешь? Кто ты?

— Зови меня Старый Иль — так меня называют люди.

Улнар рассматривал старика, тот молчал, изредка поглядывая на воина.

— Почему ты не спрашиваешь, кто я такой? — прервал молчание Улнар. — Я же твой гость, хоть и не помню, как сюда попал.

Старик прикрыл глаза. Воину показалось, что он ухмыляется в бороду.

— Зачем мне твое имя? Оно ни о чем не скажет. Камень на твоей шее и то скажет больше.

Рука воина метнулась к груди. Он с облегчением вздохнул, нащупав талисман отца. Не пропал!

— Интересный камень, — сказал Старый Иль. Воин сжал зубы. Пока он был без сознания, старик посмел взять талисман, который следовало хранить от чужих глаз, как величайшую драгоценность. Но ведь он наверняка и спас меня, подумал Улнар. Да и камень на месте.

— Откуда он у тебя? — спросил старик.

— Подарок отца.

— Кто был твой отец?

— Тебе какое дело? — вырвалось у врина, и ему стало неловко.

— Интересный камень, — повторил, ничуть не обидевшись, старик. — Им владел сильный человек, пришедший с запада. Твой отец не арн.

— Что? — Улнар вскочил и сжал зубы, чтобы не застонать. Тело пронзила боль там, куда вонзился меч эмона. — Откуда ты знаешь?

— Вижу, — пожав плечами, ответил Иль. — Еще вижу, что камень был отдан тебе, когда ты был маленьким. С тех пор он с тобой.

— Ты великий колдун, — изумленно проговорил воин. — Как ты это узнал?

— Камень сказал мне.

«Разве камни говорят? — пронеслось в голове воина. — Старик похож на безумца, но откуда ему знать об отце? Отец не арн? Тогда кто же он?»

— Это не весь камень, — продолжил старик, — лишь половина. Видишь, он разбит?

— Да, — когда отец дарил камень, Улнар заметил, что тот расколот. С одной стороны отшлифован до зеркального блеска, с другой — острые шероховатые кромки. — И что это значит?

— Скажу, что расколот не случайно.

— Что это значит?

— То, что я сказал.

— Как я оказался здесь? — спросил Улнар, приводя в порядок мысли.

— Люди тебя принесли. Тот, что ранил тебя, ушел, и люди позвали меня. Они сказали: ты дрался с плохими людьми, и просили вылечить тебя. А потом я увидел камень, заглянул в твою сущность…

— Куда заглянул? — недоуменно спросил воин. Боль в боку отпустила, и Улнар медленно потягивался, разминая затекшие руки.

— Я называю это сущностью, — был ответ, — я вижу ее в каждом существе. У всех есть сущность. У человека, цветка, дерева, даже у камня. У одних сияет, как огонь, у других тлеет и смердит… Твоя сущность не так уж плоха, и я решил спасти тебя.

— Спасибо, — пробормотал воин. Он ничего не понял, но в любом случае был благодарен Илю.

Старик проворно соскочил с валуна, на котором сидел, и указал за окно вытянутым пальцем:

— Смотри! Ты видишь деревья и камни, а я — сущности, их истинное обличье. Знаешь, воин, сущности этих деревьев светлее, чем души многих людей. Как жаль, что вы этого не видите! Если бы люди могли видеть то, что вижу я — ни доброе, ни злое не укрылось бы от вас, и мир бы стал иным. Ибо сущность отражает не только помыслы, но прошлое и будущее…

Улнар с удивлением слушал старика. «Похоже, он слегка не в себе, — подумал воин, — но говорит интересно».

— Где моя одежда? — спросил воин.

— Там, в углу, — буркнул старик, словно прочел мысли воина и обиделся. — Можешь забирать свои железки и уходить, — слово «железки» Иль произнес с непонятной Улнару ненавистью.

Поднявшись и сделав два шага, воин увидел сваленную в углу одежду и оружие. Даже кошелек с асирами был здесь — а меч пропал.

Воин стал одеваться.

— Не торопись, — сказал Старый Иль. — Я не гоню тебя. Просто отвык от людей. Твоя рана заживает, через неделю ты забудешь о ней.

— Послушай, Старый Иль, я хочу отблагодарить тебя за то, что ты вылечил меня, — начал воин, но хозяин сердито перебил:

— Я делаю то, что хочу. Не захотел бы — не сделал.

— Мне безразлично, почему ты меня вылечил, — ответил Улнар. — Ты спас мне жизнь, и я твой должник. Если тебе что‑нибудь нужно, скажи. Я отдам тебе все, что попросишь.

Старик стоял, улыбаясь в бороду, и Улнар понял, что перед ним непростой человек. Непростой хотя бы потому, что не желает слышать слов благодарности за дело, непосильное простому смертному. Он, Улнар, должен был умереть, его даже не добили…

— Хочешь заплатить за жизнь? — произнес старик. — Хорошо. Как же ты оценишь ее? Кошелек с асирами? Или все оданства мира?

Улнар не знал, что сказать.

— Я. Никогда. Ни у кого. Ничего. Не беру, — сказал Иль. — Это слишком тяжело. Давать легче. Взял — неси эту тяжесть, отдал — освободился… Силы вернулись к тебе?

— Да.

— Тогда пойдем.

Воин надел сапоги, затем куртку, перепоясался ремнем, на котором болтались пустые ножны.

— Не знаешь, где мой меч?

Не отвечая, Старый Иль вышел. Улнару ничего не оставалось, как следовать за ним. Яркий солнечный свет брызнул в глаза, почти ослепив воина. После полутемной хижины мир казался ослепительно ярким и красивым. С радостью вздохнув полной грудью, воин ощутил чудесный аромат нехоженого леса, запах смолы и хмельных цветов. Хижина старика была единственным строением на крошечной, заросшей травой и кустами поляне.

— Эй, воин, иди‑ка сюда! — позвал старик. Улнар едва разглядел невысокую фигурку лесного жителя. Словно диковинный гриб, он замер меж корней исполинского дерева. Подойдя к дереву, Улнар невольно приоткрыл рот: такого он еще не видел. Это не одно, а четыре дерева! Неведомая сила сплела их стволами и скрутила, образуя огромный, уходящий высоко в небо, живой столп.

Опираясь на суковатую палку, старик смотрел на воина.

— Иди за мной, — проговорил он. Улнар последовал за ним, с трудом различая фигурку старика, мелькавшую среди покрытых плющем и мхом древних стволов.