Рисс Хесс - Planescape: Torment: "Пытка Вечностью" Страница 49

 — Так случилось, что я не познал Шестой Круг Зертимона. Раньше я знал его, но теперь я знаю, что видел лишь слова. — Взгляд Дак'кона пронзал меня насквозь. — Вот и все. Я больше не знаю Пути Зертимона.

 — Дак'кон... я хотел бы спросить еще кое о чем. Почему глаза Вилквара в Круге Зертимона? По мне это странно. Он говорит о том, как предательство одного из них принесло выгоду Народу. Мне кажется...

 Глаза Дак'кона вспыхнули.

 — Я говорил тебе, что это часть рассказа о том, как Народ познал свободу. Ты что, не слушал? — Голос его стал более ровным, будто он декларировал заученное некогда утверждение. — Он говорит о том, что даже в величайшем предательстве можно получить величайшее познание.

 — Не похоже, чтобы ты сам верил в это. Я думаю, сказание о глазах Вилквара в Круге Зертимона по иной причине. Оно включено из- за Шестого Круга и Утверждения Двух Небес. Оно служит для того, чтобы объяснить предательство Зертимоном своего Народа на Выжженных Равнинах.

 Дак'кон вновь погрузился в молчание, а клинок его, по краю которого бежала слабая рябь, принял матово- черный оттенок.

 — Он разделил Народ на Выжженных Равнинах, Дак'кон. Он разделил твою расу, когда была она на пути к победе. Мне бы хотелось верить, что сделал он это для того, чтобы спасти Народ от самого себя... Но я не думаю, что ты сам в это веришь.

 Дак'кон еще немного помолчал, а затем медленно заговорил.

 — Я... не познал Шестой Круг так, как это сделали остальные. Я боюсь, что Третий, Четвертый и Шестой Круги связаны куда более тесно, нежели считают иные. В этом знании я и потерял себя.

 — В Третьем Круге Зертимон сокрыл свою волю, дабы ввести иллитидов в заблуждение, а Четвертом Круге говорится о преимуществах предательства. Затем в Шестом Круге Зертимон разделяет свой Народ до того, как он получает шанс искоренить иллитидов. Думаешь ли ты, что слова Зертимона могли не принадлежать ему?

 — Знай слова мои и знай рану на сердце моем: я боюсь, что, когда Зертимон был помещен в Колонну Молчания, не сокрыл он волю свою. Боюсь, волю забрали у него иллитиды. И слова, которые говорил он на Выжженных Равнинах, были их словами. Боюсь, то, что сделал он, было сделано не для Народа, а для бывших наших господ.

 — Это возможно, но знание сего не утверждает того, что так было на...

 — Так знай это и не говори об этом больше! — голос Дак'кона резанул, как ножом. — Знай, что я никогда не узнаю ИСТИНЫ. Нет ответа на мои вопросы, и никогда не узнаю я, что было в сердце Зертимона на Выжженных Равнинах. — Его черные глаза глядели на каменный круг в руке. — И из- за Неразрывного Круга Зертимона я не знаю себя.

 Я не знал, что еще тут можно сказать. Мне было немного не по себе за то, что я вновь полез в душу Дак'кона, полную боли и сомнений, и я действительно не знал, как все исправить. Я отправился спать, но заснуть не мог еще долго.

27. Нижний Район

На следующее утро я отправился знакомиться с Нижним Районом и вскоре добрался до лавки гробовщика (что было очевидно— она и сама она была в форме гроба). Над дверью висела доска с надписью: «Создаем на вечность». Нечто знакомое в этой надписи побудило меня войти.

 Я заметил довольно неопрятного мужчину с мощной квадратной челюстью, который с улыбкой обернулся ко мне.

 — Как дела, путник? Хороший денек сегодня, в самом деле хороший! — Он прищурился, оглядывая меня, затем протянул мне руку. В лавке находился еще один человек, которого я принял за посетителя, и он лишь молча смотрел на меня, не произнося ни слова. Я пожал руку владельца, а он продолжал говорить.

 — Хамрис, к вашим услугам, член Гармониума и изготовитель гробов для недавно усопших. Мне кажется, я вас знаю, разве нет? Поглядим, смогу ли вспомнить...— Он немного поразмыслил. — Будучи в Гармониуме, имел я замечательную память на имена, скажу я вам. Знал всех жителей Района...

 Моя обычная ложь нечаянно сорвалась с губ.

 — Мое имя — Адан.

 Он щелкнул пальцами.

 — Ну конечно! Я знал, что вспомнил вас. Как бы то ни было, вы нуждаетесь в моих услугах? — Он оглядел меня, затем улыбнулся, намереваясь отпустить шуточку. — Мне кажется, сир, что вам очень скоро понадобится хороший гроб. — Он заулыбался еще шире, откровенно довольный собственным чувством юмора.

 Мне тяжело было заставить Хамриса слушать то, что я говорил. Он наслаждался звуком собственного голоса, и мне пришлось просто молча стоять и изнывать от скуки, пока он трещал без умолку. Изложив несколько тем в мельчайших подробностях, он начал рассказывать о своем дневнике.

 — Я люблю делать заметки и записывать собственные мысли, это так интересно читать спустя месяц или полмесяца. — Он кивнул мне, будто я понял, о чем он бормочет, и продолжил свою тираду.

 — Я уже общался с несколькими издателями в Районе Клерков о том, чтобы опубликовать мои записи. Мне сказали, что они хорошо разбираются в различных аспектах городской жизни, которые я наблюдал, патрулируя улицы в качестве члена Гармониума. Даже не обладая достаточными навыками для профессиональной оценки, многие соглашаются, что мой стиль письма весьма зажигающ... но хватит об этом. Будет гораздо проще, если вы сами услышите: я могу прочесть вам некоторые из моих самых захватывающих записей...

 Хамрис монотонным голосом зачитал несколько абзацев, довольно скучных, на мой взгляд. Я уже хотел было незаметно уйти отсюда, когда он помянул что-то об исчезновении своего отца. Почему-то это меня остановило. Я попытался пресечь его болтовню.

 — Погоди, ты сказал, что отец твой исчез? — Хамрис поднял руку, пребывая мою реплику, и закончил чтение одного из разделов своих скучнейших дневников.

 — Ну, и как тебе это? Гораздо более впечатляюще, чем можно ожидать от простого члена Гармониума, а? — Он улыбнулся. Похоже, он уже забыл о моем вопросе. Мне не оставалось ничего, другого, как повторить его.

 — Да, весьма впечатляюще. Так ты сказал, что твой отец исчез?

 Он кивнул.

 — О, да. Много, много лет назад. Мой отец был талантливым каменщиком, и делал не только саркофаги, но и гробницы. Люди со всего Сигила...

 Комната исчезла, а сознание мое унесли воспоминания...

Я стоял в этой же лавке, разговаривая с пожилым мужчиной, а в углу играл ребенок. На прилавке между мужчиной и мной лежали пергаменты с планами и набросками. Похоже, он объяснял какие-то тонкости в сооружении гробницы. Взор мой затуманился, когда я пытался вникнуть в детали планов.