Диана Джонс - Сын менестреля Страница 5

— Э-э… а… Кажется, что-то насчет того, что жизнь похожа на представление.

— Так я и знал, что ты обязательно вспомнишь не те слова, — добродушно укорил его Кленнен. — Кто помнит?

— Ты сказал, что когда-то Юг был таким же свободным, как Север, — ответила Брид. — Но на самом деле ты сказал это мне.

— Вот и запомни, — заявил Кленнен.

3

После того как в первую ночь Морил попытался спать в палатке с Киаланом и Дагнером, он стал забираться в повозку, к Брид и винной бутыли. Как он объяснил Брид, даже пузатая бутыль занимала меньше места, чем Киалан, и к тому же у бутыли не было коленок и локтей. Морил три раза просыпался, оказываясь среди растяжек, в росе. Ему это очень не понравилось. И ему не нравился Киалан, так что Морилу оставалось только надеяться, что Дагнеру компания пассажира пришлась по душе. Трудно было понять, ладит ли Дагнер с Киаланом, поскольку брат был удивительно неразговорчивым человеком. В этом он был похож на мать. Совершенно невозможно было определить, как Линайна относится к Киалану, — как, впрочем, и к чему бы то ни было.

Несмотря на выговор Кленнена, Киалан оказался не в состоянии воздерживаться от прямодушных заявлений.

— Знаете, эта повозка на самом деле ужасающе аляповатая, — заявил он на второе утро.

Возможно, у него было какое-то оправдание: в эту минуту она стояла на фоне утреннего неба и над бортом как раз появилась рыжая голова Морила. Картина, несомненно, получилась красочная, но Брид глубоко оскорбилась.

— Ничуть! — возразила она.

— Наверное, ты еще слишком маленькая, чтобы иметь хороший вкус, — ответил Киалан.

После завтрака Брид поклялась Морилу, что теперь Киалан будет ей врагом до самой смерти.

Но что досаждало Морилу больше всего (если не считать локтей попутчика и того, что он даже не пытался помогать им по хозяйству), так это то, как Киалан с видом превосходства стоял рядом и слушал всякий раз, когда Морилу давали уроки музыки. К несчастью, в течение следующих нескольких дней уроки музыки были довольно частыми. Повозка двигалась — возможно, ради Киалана к перевалу Фленн и на Север более прямым путем, чем обычно. А это означало, что они не проезжали через крупные города, да и деревни им встретились всего две. В первой Линайна купила припасы, но представлений музыканты не давали ни разу. Кленнен воспользовался возможностью заставить Морила зубрить старые песни, Брид — упражняться в игре на пангорне и всех — подолгу репетировать.

Киалан маячил рядом и действовал Морилу на нервы. Он так извел Морила, что тот, в попытках защититься, погрузился в свои туманные грезы так глубоко, как с ним еще не случалось. Он сидел на своей скамье позади козел, смотрел на белую дорогу, лентой разворачивающуюся между серо-зелеными холмами Юга, грелся на жарком солнце, которое не могло сделать его кожу хоть чуточку смуглее, сколько бы он на нем ни сидел, и грезил о своей родине на Севере. Отец не ездил в Ханнарт из-за ссоры с графом Керилом, и это очень огорчало Морила. Он мечтал побывать там и мысленно рисовал подробные картины тех мест. На картинах непременно были старинный серый замок, стройные рябины и синие горы с причудливо очерченными острыми вершинами. Морил видел их очень ясно. Одновременно он видел и весь Север, раскинувшийся словно разноцветный витраж: темные леса и изумрудные долины, странные зеленые дороги, оставшиеся от древних времен и ведущие в места, которые уже никого не интересуют, твердые серые скалы и огромные водопады. На Юге не было ничего, что могло бы с этим сравниться.

Услышав у себя за спиной голос Киалана, Морил подумал, что теперь у Севера появилось еще одно преимущество: там Киалан их покинет.

— Я это уже шесть раз повторил! — сказал Киалан. — Ты что, все время витаешь где-то в облаках?

Морил обиделся. Близкие могут обвинять его в мечтательности, если им хочется, но Киалан-то чужой.

— Ты не имеешь права так говорить! — заявил он.

Возможно, Киалан не почувствовал, насколько он рассердил Морила.

— Видишь ли, — объяснила ему потом Брид, когда они отошли подальше от повозки, — даже когда ты злишься, вид у тебя такой сонный и… и невинный, что он, наверное, даже не заметил, что ты слушаешь. Впрочем, — язвительно добавила она, — он вряд ли обращает внимание на чужие чувства: его, знаешь ли, интересуют только его собственные.

Тогда Киалан ответил:

— О, право! Я уже понял, что ты в этой семье дурачок, но тебе вовсе не обязательно быть еще и грубым!

— Сам такой! — парировал Морил и совершенно неожиданно для Киалана боднул его головой в живот.

Киалан шлепнулся на спину, громко — и Морил надеялся, больно — ударившись о винную бутыль. После чего Морил счел за лучшее быстренько выпрыгнуть из повозки и отбежать назад. И весь остаток дня он был вынужден идти далеко позади повозки, опасаясь мщения Киалана.

Однако мщением занялся Кленнен. Когда они остановились на ночлег, он подозвал к себе Киалана и Морила.

— Вы двое собираетесь извиняться? — осведомился он.

Морил опасливо посмотрел на Киалана, тот ответил в высшей степени неприязненным взглядом.

— Хорошо же! — сказал Кленнен и столкнул их лбами.

Не бывает вещи тверже, чем голова другого человека. Морилу оставалось только надеяться, что у Киалана из глаз высыпалось столько же искр, сколько у него. Он несколько удивился тому, что Киалан ничего не сказал Кленнену.

— В следующий раз, — пообещал Кленнен, — я столкну вас посильнее.

После этого он как ни в чем не бывало начал урок музыки. И к великой досаде Морила, Киалан, как обычно, встал рядом, чтобы слушать.

На следующий день они добрались до городка под названием Крейди, и тут пошел дождь. Огромные теплые капли, которые казались частью воздуха и не имели никакого отношения к мокрому белесому небу. Они оставляли в дорожной пыли темно-коричневые круги и сладко пахли мокрой землей. Но из-за дождя все сгрудились в повозке, так что переодеваться было страшно неудобно. Морил не удивился, что Киалан вылез наружу.

— Меня не интересует ваше представление, — объявил он Кленнену. — Я встречу вас на том краю Крейди, ладно?

— Как хочешь, парень, — жизнерадостно ответил Кленнен.

Брид с Морилом возмущенно переглянулись в душной тесноте повозки, не понимая, почему Кленнен не надерет Киалану уши. Однако единственное, что волновало Кленнена, — это дождь.

— На улице зрителей не будет, — сказал он. — Посмотрю, что можно сделать. Мы въезжаем с поднятым верхом.

И хорошо, что они это сделали. К тому времени, как они въехали на базарную площадь, струи дождя превратились в белые канаты и отскакивали от булыжной мостовой. Олоб напустил на себя самый страдальческий вид, на какой только был способен. Вокруг не было видно ни души. Однако в Крейди — как я везде — у Кленнена нашлись друзья. Уже через полчаса музыканты устроились под крепкими балками склада на углу базарной площади, и туда начала собираться толпа зрителей — мокрых, но любопытных.

Они дали представление, рассчитанное на закрытое помещение. После того как Кленнен рассказал всем о Хадде и Хенде, монетах Уэйволда, вознаграждении за голову Вестника и цене на зерно в Деренте и были розданы обычные записки, они стали петь песни с припевами, которые могли подхватывать слушатели. Дагнер исполнил свои сочинения ближе к началу. Потом, когда хорошее настроение и внимание были на пике, Кленнен рассказал одну из старинных историй. Этому Морил был страшно рад. В помещении он всегда изнывал от духоты, а если еще и играть под крышей приходилось, то совсем жарко становилось. А во время рассказа он бывал нужен всего пару раз. В каждой истории были места, где требовалась песня, но остальное время Морил мог сидеть на пыльной мякине на полу, обхватив колени руками, и слушать.

На этот раз отец выбрал историю об Адоне. Как любил говаривать Кленнен, вокруг Адона и Осфамерона легенды роятся, словно пчелы. Песни, которые требовались по ходу рассказа, были написаны либо самим Адоном, либо Осфамероном. Морилу всегда казалось, что старинные песни лучше звучат внутри соответствующих историй, хотя ему все равно хотелось, чтобы те глупые парни постарались петь более естественно. Однако из их поступков получались великолепные легенды. Морил жадно слушал, как Лаган ранил Адона и рана никак не заживала, пока с Востока не явилась Маналиабрид. Потом шел рассказ о том, как Лаган и Адон полюбили Маналиабрид и как Адон бежал с ней на Юг. Лаган попытался их преследовать, но Осфамерон помог влюбленным, спев особую песню, от которой горы пришли в движение и перегородили дорогу через перевал. И Лагану пришлось повернуть обратно.

Тут Кленнен понижал свой звучный голос и говорил:

— Я не стану петь вам ту песню, которую тогда спел Осфамерон, потому что боюсь снова сдвинуть горы. Но это правда, потому что с тех пор единственным перевалом, по которому можно попасть на Север, стал перевал Фленн.