Судьба на троих (СИ) - "Майский День" Страница 5

Терпеливо позволив себя рассмотреть, он заговорил вновь:

— Погибших людей я похоронил там же на горе, сделал насыпь из камней и поставил ваш знак.

Жаром обдало, даже слёзы выступили на глазах. Воспоминания об отрядниках, с которыми делил хлеб четыре года, и чьи оставшиеся в заброшенной и пользующейся дурной славой пещере тела приберёт лишь время, мучили почти непрестанно. Узнав, что они получили достойное погребение и покой, я испытал искреннюю благодарность к моему необычному знакомцу.

— Спасибо.

Он кивнул и на несколько мгновений отвёл взгляд, словно деликатно давая мне возможность прийти в себя.

— Как тебя звать-то, охотник?

— Крискент из рода Клетис.

— Да ты знатный малый, впрочем, и речь выдаёт особу, чьи предки сберегли частицу старого мира. До Потери люди были другими. Я — Бениг. Мой род угас, и я его продлить не способен, так что забудем о нём.

— Они от тебя отреклись?

— Никто не любит вампиров.

Раньше я посчитал бы правильным поступок семьи Бенига, но сейчас сам оказался в роли предателя, не имеющего возможности оправдаться, так что смотрел на вещи немного иначе. Мой удивительный знакомец между тем продолжал:

— В ближайшие дни я заберу тебя отсюда, так что заранее предупреди хозяйку. Поправляйся и не вздумай снимать ожерелье — оно служит защитой.

Какое ожерелье? Я невольно ощупал шею и пальцы тотчас наткнулись на согретые телом звенья массивной цепи. Поддев её большим пальцем, я убедился, что она благородно отливает золотом, более того, выудил из-под щеки медальон в виде странного зверька. Это его колючие лапки упирались мне в плечо, а я-то думал — соломина торчит из тюфяка.

Вампир сказал:

— Прости, охотник. Я упустил из виду, что на меня попала кровь ящерки и сам того не желая перенёс её на тебя.

— Кровь кого?

— Я его иногда так называю. Аелия — дракон, я принадлежу ему, а теперь и ты тоже.

Глава 3 Вампир

В чертоги его светлости стоило явиться немедля, чтобы чуть меньше порицаний получить за многочисленные вины, но я всё же задержался, желая хоть в двух словах объяснить человеку, в какую он угодил переделку. Следовало предупредить, чтобы не смел расставаться с цепью. Я не знал, как скоро проклятый ящерка отпустит на скудную волю, и насколько плачевно будет моё состояние, когда это произойдёт, потому озаботился пристроить человека в надёжные руки. Злоба давно улеглась. Юный охотник будил лишь сочувствие.

В замок Аелии я попал по короткой тропе. До Потери эти пути, кажется, называли порталами, но точно я не помнил: был в те годы крайне молод и занят собственной незавидной судьбой, вернее, попытками с ней смириться. Главное, что постигшая нас катастрофе почти не затронула эти дороги — стоило приноровиться, и они неплохо приводили к цели.

Драконьи логова чаще всего располагаются на вершинах гор, это не служило исключением. Ломаные шпили словно передразнивали пики хребтов. Зрелище открывалось внушительное, вот только созерцателей на него находилось мало: люди эти замки не видели.

Я, почтительно склонив голову, остановился у ворот. Рабу не по чину как-то иначе заявлять о своём присутствии, но зрели почти сразу докладывали хозяину обо всех, кто смел приблизиться к короне дворца, так что промедление всегда объяснялось лишь прихотью моего господина. Нравилось ему наблюдать, как я торчу на ледяном ветру из сердцевины снежных вершин. Власть свою так утверждал.

Впрочем, я приноровился. Вампиры малочувствительны к холоду, а к любым издевательствам удаётся привыкнуть за сотни лет. Давно прошли времена, когда я бился в сетях отчаяния и горя. Научился отстраняться от пыток до тех пор, пока боль не становилась слишком сильной, ну а в этом случае просто кричал. Хороший способ, всем рекомендую.

Вот и теперь стоял, наблюдая как ветер перекатывает снежинки, сминает их в сугробы, прокладывает причудливые извивы. Там, где я чаще всего живу, не бывает зимы. После Потери погода везде изменилась.

Неспешное течение мыслей прервал скрежет. Ворота отворились, пуская меня на неуютный крепостной двор, где кроме камня, снега и случайного мусора не было вообще ничего. Драконьи чертоги сохранили много старинных вещей, вот и теперь я не увидел прислужников: система работала автоматически. Мне нравилось произносить, хотя бы мысленно, старинные слова, смысл которых я не всегда и угадывал. Забавлялся. Хорошо зная дорогу, прошёл мимо пустых пристроек к неприметной боковой двери и распахнул её нормально, рукой.

Внутри царил, как будто, ещё более сильный холод нежели снаружи, здание вообще выглядело нежилым, но я знал, насколько обманчиво это впечатление. Много лет был пленником крепости, успел изучить её за годы заточения и не колеблясь шёл залами и переходами, тёмными и стылыми, дорогу здесь смог бы отыскать с закрытыми глазами.

Аелию нашёл в малом парадном зале. Здесь жарко полыхали синеватым пламенем камины, щедро горели свечи. Тёплый воздух приятно коснулся застывшего тела. Дракон сидел в любимом кресле, похожем на трон. Я сделал положенное количество шагов и опустился на колени.

Когда-то унизительность моего положения терзала сердце, но и к этой стороне существования я постепенно привык. Ящерка, надо отдать ему должное, стремился замучить тело, а не душу. Даже в первые годы моей неволи, когда истязания длились непрерывно, ползать на брюхе не заставлял и в целом особой изощрённостью не грешил. Едва обращённый совсем юный вампир, ещё полный не отгоревших человеческих эмоций, я вероятно, будил в драконе желание совсем сломать строптивую куклу, тем не менее мучитель оказался не искушён, либо же равнодушен.

Как всегда, когда требовалось выразить покорность, я отрешился от происходящего и размышлял о чём угодно, только не о своём позорном положении. Вспоминал города и деревни, дороги, людей, которых встречал, а иногда и тех, кто отдавал мне кровь. Если чувства причиняют боль, следовало от них избавиться, с каждым годом сделать это удавалось всё легче, я привыкал. Вот и теперь даже не ощущал коленями каменных плит, пребывая далеко, в ином мире.

— Где твой рабский ошейник? — холодно спросил Аелия.

Я заранее расстегнул ворот рубашки, чтобы он без помех обнаружил утрату символа своей власти. Скрыть произошедшее было невозможно. Пусть уж ящерка сразу рушит свой гнев: быстрее накажет — быстрее отпустит.

— Охотник, которого ты не дал мне спокойно убить, получил твою и мою кровь. Теперь он повязан с нами обоими. Проблем это даёт больше, чем преимуществ. Ожерелье защитит его от чужих притязаний.

— Ты посмел обязать законом человека? — злобно прорычал он. — Ты никто, и не вправе заводить игрушки! Ты сам — вещь!

Его слова ничего не задели во мне, слишком часто они звучали и давно утратили первоначальный блеск. Я даже и отвечать не стал, пусть бесится, рано или поздно утихнет.

Он поднялся, надменно вздёрнул голову.

— Идём!

Ну вот, давно бы так. Что толку сотрясать воздух? Чешутся руки — дай им волю, потом всем сразу станет легче. Я встал одним текучим движением.

Знаю, что ящерку раздражает моя грация, но не собираюсь становиться неуклюжим, чтобы ему угодить. Странно вообще: мы ведь примерно одинаковы и ростом, и телосложением, только он, в отличие от меня, неловкий, резкий угловатый в каждом шаге и жесте. Точности это не помеха, но выглядит иной раз довольно жалко. У других драконов, а я немало их повидал, пластика работала иная.

Я шёл следом за господином, как и положено почтительно склонив голову. Как-то, забывшись, понёс её гордо, за что и получил несколько дополнительных рубцов на шкуре. У ящерки зрели рассажены по всему замку: докладывают, стерегут каждый шаг. Нет смысла лишний раз нарываться.

Дорогу в пыточную я знал так хорошо, что, кажется, колею в камне протоптал, раз за разом отправляясь туда за очередным наказанием. Вампиры живучие, а то давно остался бы от меня комок гниющей протоплазмы. Когда вошли в камеру, я, не дожидаясь приказа, разделся и стал на сбитый из досок квадрат.