Барон и Лаура (СИ) - Сван Тата Страница 5

Мой старый учитель мог бы мною гордиться. Он научил меня разговаривать на пяти языках. Хотясреда обитания старого пирата наложила некоторый отпечаток на его лексиконе. Со временем я понял, что проще всего мне удавалось объясняться со всякими отбросами общества и людьми неопределенного социального статуса. Но надо отдать должное, мой отец, старый барон Сван по-моему ценил учителя как раз за эти особенности. А может быть, причиной был совместный трехлетний поход в поисках Земли Дальнего Инда. Отец был капитаном каравеллы, а учитель его боцманом. Земли полные золота они так и не нашли и, тем не менее, отец вернулся из похода с тремя немалыми сундуками золота, происхождение которых осталось для меня загадкой, над решением которой я всячески пытался не задумываться. Во избежание. По возвращению из похода всю команду отцовской каравеллы вскоре повесили, за исключением тех немногих несчастных, которых отправили на рудники. А вот боцман стал у меня учителем словесности и языков.

И снова все та же недосказанность, опять непонятный второй план. Хотя казалось бы, что тут может быть неясным. В наличии — суровый отец, в бытности капитан каравеллы, его верный сподвижник — боцман, пират и по совместительству учитель и, наконец, юноша со взором горящим — сам юный барон Сван — почтительный сын, восторженно внимающий своему воспитателю. Непонятно только, отчего лица и самого капитана и его бесстрашного боцмана покрываются смертельной бледностью, когда послушный сынишка время от времени задумывается и окидывает своих наставников отрешенным взглядом. А в голове у самого юноши, у молодого барона Свана, возникает ну совершенно с моей точки зрения несуразная мысль: “Как-то я нынче неудачно выбрал легенду для легализации. Может быть, заменить этих двух идиотов на что-нибудь более приличное. Да ладно — пусть живут. В следующий раз буду разборчивее”

Снова всякая чушь мерещится.

Возвращаясь к воспоминаниям о своих приключениях, уверен, что и само это путешествие в ставку Падишаха стало возможным только после того, как я объяснил на добротном арейском окружившим меня копейщикам все, что я думаю об идиотах, которые будят спящего человека тычком древка копья под ребра. Наверное, местный командир решил, что разговор со мной может повеселить Падишаха.

В ставку к Падишаху, в священный город Иссу, я попал через неделю. К этому времени все мои раны благополучно зажили, я даже поправился на пару килограммов. Держали меня в статусе ценного пленника, что предполагало наличие удобоваримого, хорошо охраняемого помещения для проживания, регулярное трехразовое питание, медицинскую помощь и ежедневное многочасовое общение с местным дознавателем, который с помощью помощника переводчика-латиниста старался выпытать у меня мифические военные тайны касательно планов военного руководства относительно стратегии Третьего палестинского похода.

Наличие переводчика было обусловлено тем, что я тщательно скрывал свое знание арейского языка. По неведомыммне причинам тайная служба была не в курсе о том, что я знаю арейский, продемонстрировав это при пленении и недельном путешествии.

Допросы проводились без излишнего усердия, другими словами, без пыток, что, судя по отдельным репликам дознавателя, очень раздражало последнего и отражалось, по его мнению, на качестве полученной информации. Мне так и не удалось его убедить, что у нашего руководства по определению отсутствовали стратегические планы, поскольку наличие таковых требует как минимум наличия мозгов.

Исходя из разговоров между дознавателем и переводчиком, которые непрерывно болтали между собой на арейском в процессе допроса, запрет на пытки был санкционирован с самого верха. Мое тело должно было предстать перед очами Падишаха в неповрежденном виде, чтобы ничем не омрачить зрелище четвертования или погружения в кипящее масло. Эти клоуны в моем присутствии даже поспорили между собой на пять туманов о том, какую казнь для меня выберет Падишах. От них же я узнал что ставки на вид казни которую выбирал для пленного сам Падишах, являются чуть ли не главным развлечением местного бомонда. Огромные суммы передавались ростовщикам, выполнявшим здесь функции букмекеров, в обмен на расписки с указанием вида казни.

Должен сказать, что в тот раз я чуть не сознался в своем знание арейского языка: очень хотелось поучаствовать в пари и сделать свою ставку. Остановило только отсутствие денег и понимание того, что при любом раскладе мне вряд ли удастся воспользоваться выигрышем. Разве что убедить букмекера принять ставку на зерро, то бишь вариант при котором я останусь в живых. Хотя окажись на моем месте Отец Гор, тот еще иезуит и крючкотвор, он бы наверняка вписал бы в расписку обязательства по выплате в свою пользу при условии что меня, например, не сварят в масле. В этом случае, даже избежав второго вида казни и останься я в живых — платить все равно бы пришлось. С маслом то по любому — пролет. И хоть деньги так и не появились, но мне стало веселее.

Все эти мысли и образы — целых две недели событий, которые случились со мной тогда, двадцать лет назад, во время позорного третьего Палестинского похода, промелькнули передо мной за считанные минуты.

Поэтому, при всем разнообразии воспоминаний, ничего другого, кроме недоуменного: "А зачем?”- На вопрос моей невесты, подразумевающий, что я должен был храбро бросится на десяток вооруженных и прекрасно обученных копьеносцев Падишаха, вцепиться зубами в горло ближайшему из них, а потом героически сдохнуть, я придумать не смог. Наверное, нет ничего труднее, чем объяснить собеседнику совершенно очевидные вещи, при условии, что каждое твое слово в грош не ставят.

Интересно, почему среди красивых девушек так много идиоток. Может быть, это проявление какого-то вселенского закона, направленного на сохранение равновесия в мире. Ладно, согласен — перебор. Не такая уж и дура эта

Лаура Суган. Просто в ее жизни наступил трудный период, вот девушку и стало заносить в крайности. Надо быть к ней мягче, решил я проявить великодушие к своей оппонентке. К тому же, и вправду необычайно красивая, вынужден был признать, чуть ли не впервые за все это время внимательно рассматривая свою невесту.

Девушка возмущенно фыркнула и отвернулась в сторону. Разговор сам по себе затих, а я погрузился в некую полудрему, убаюкиваемый цокотом копыт, поскрипыванием рессор и мерным покачиванием кареты.

Оказывается, это был первый нормальный сон за время моего прибывания в этом мире. Вряд ли таковым можно считать полудрему в кабинете у графа Сугана, когда тот изливал мне свою душу.

— Ну наконец то, — раздался в моей голове чужой голос. Нетрудно было догадаться, что со мной решил пообщаться сам Барон Сван.

— А я уже думал что вы там, в своем мире, спите по два-три часа в месяц. Ну типа ленивцев, только наоборот. А без крепкого здорового сна общение с тобой несколько затруднительно. Я не стал уточнять, что в нашем мире ленивцы бодрствуют все же чаще, чем три часа в месяц. И вообще счел за лучшее помолчать. Все-таки до сих пор в моей башке со мной еще никто не разговаривал.

— Значит так, Андрюша, — продолжил мой собеседник. — Я более менее понимаю, кто ты такой и зачем ты тут. Более того, постараюсь тебе помочь, поскольку считаю, что без сердца Мира — это я так называю артефакт за которым ты охотишься, всем будет лучше. И если находятся долбодятлы, которые готовы тащить в свою вселенную всякую дрянь, то флаг им в руки. Нам здесь и без этой гадости проблем хватает. И вот еще что. У меня на герцога есть определенные планы. Не то чтобы грандиозные, но все же. Так что давай попытаемся оставит его неповрежденным. На этом пока все, вопросы потом. А сейчас просыпайся.

Мы почти приехали. Копыта лошадей звонко цокали по булыжной мостовой, а из окна кареты можно было увидеть вывеску трактира: «Три толстяка» Несмотря на то, что на картинке удавалось различить только одну фигуру. Вывеску до сих пор не починили, после того как я с приятелями третьего дня после грандиозной пьянки использовали ее в качестве мишени, чтобы опробовать новый пистоль.