Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий Страница 5

У-у-у, зараза, хороша… Так и ходит, крутит… этой самой. А если все-таки?..

Нет. Нельзя! И так вляпался по самые уши.

Я шумно выдохнул и обеими руками вцепился в «Историю государства Российского», будто томик в потертом кожаном перелете как–то мог спасти меня от греховных мыслей.

И только когда цокот Таниных каблучков стих вдалеке за дверью, позволил себе подняться, засунуть ноги в тапки и прогуляться до окна. Там почти ничего не изменилось – все те же здоровенные вывески на домах в просветах деревьев, ограда, газон и асфальт вдоль здания.

Добавилась только одна деталь – черная «Волга» с затемненными стеклами, припаркованная чуть ли не напротив центрального входа в больницу. Не двадцать пятая спортивная модель – вроде той, что я размотал об столб – а предыдущая, двадцать четвертая. И что–то подсказывало, что передо мной не обычная «баржа», а ее сестра-близнец с восьмицилиндровым двигателем от «Чайки» вдвое мощнее обычного.

Костя говорил, что такие почти невозможно купить – эти машины начали делать специально для Третьего отделения Собственной Ее Величества канцелярии всего года полтора назад, и даже столичной полиции они доставались редко. Но если так…

Мои размышления прервал резкий звук. Сначала я подумал, что это ожил мотор «Волги» – но нет. Низкий раскатистый рев донесся с проспекта, но с каждым мгновением становился все ближе. Казалось, водитель с трудом сдерживает рвущиеся на волю лошадиные силы, заставляя машину неторопливо ползти по асфальтовой дорожке к белым колоннам больницы.

– Понтиак ГТО, американец, – пробормотал я, — шестьдесят пятого года…

Его сиятельство князь Воронцов все-таки решил почтить меня своим визитом.

Глава 4

Даже рядом с заряженной «баржей» «Понтиак» смотрелся… внушительно. Стальной монстр, блистающий в вечернем полумраке хромом и темно-синим глянцем, с вытянутым капотом, под которым скрывался целый табун лошадей. Двухдверный американец стоил астрономических денег – даже для наследника богатого княжеского рода – и Воронцов следил за любимой игрушкой. Отгонял мыть каждый день, а то и не по разу…

Один взгляд на машину, которая едва меня не угробила, всколыхнул что–то внутри. Я будто снова увидел мелькающие по сторонам дома и стрелку спидометра, перевалившую за отметку «сто двадцать». Снова почувствовал предвкушение радость победы – а потом удар, рванувшееся из рук ребристое колесо руля, грохот, боль…

Удар? Нет, все-таки два… Черт!

Фонарный столб распорол капот отцовской «Волги» чуть ли до самой кабины – но перед этим что–то толкнулось в дверь с моей стороны. Машина Воронцова чуть ли не вдвое мощнее, он на пять лет старше меня и водит лучше – но ту гонку засранец проигрывал.

– Вот скотина… – прошипел я сквозь зубы.

Вытряхнуть из мешка и натянуть на себя ботинки с круглыми носами, узкие серые брюки и рубашку было делом пары минут. В голове еще немного шумело, руки и ноги двигались не без труда, но я не собирался встречать Воронцова на больничной койке… и уж тем более в халате.

Ни в коридоре, ни на лестнице мне никто не встретился. Даже Таня куда–то подевалась. То ли я вообще оказался единственным пациентом в этом крыле, то ли просто разминулся с остальными. И хорошо – вряд ли кто–то из персонала посмел бы остановить рвущегося на первый этаж дворянина, но подобное указание от Ольги Михайловны у них наверняка имелось. Уже выходя в центральную залу, я заметил, что всю дорогу сжимал кулаки.

Зачем, интересно? Собираюсь бить Воронцова? Взрослого Одаренного, первого и единственного сына в семье? Ну-ну…

– Ваше сиятельство, – пробормотал дедок-вахтер в непонятного цвета ливрее, поднимаясь мне навстречу, – не велели же…

– Потом! – рявкнул я.

Дедка как ветром сдуло – он рухнул обратно на стульчик и спрятался за конторкой, будто став еще меньше. То ли у меня был настолько взъерошенный и грозный вид… то ли оживший родовой Источник наделил меня тем, чем я пока еще не мог воспользоваться – но что прекрасно чувствовали окружающие.

Интересно, с Воронцовым тоже сработает?

– Князь?

Я все-таки не успел заметить его первым – хоть это и было непросто. Среди немногочисленной публики в центральной зале больницы Воронцов выделялся не только статью и ростом чуть ли не в два метра, но и одеждой. Лакированные ботинки блестели чуть ли не ярче ламп под потолком, а костюм тянул на две-три сотни имперских рублей, не меньше. Светло-бежевый, с рубашкой в полоску и узким черным галстуком. Так в последние года два-три одевался чуть ли не весь столичный молодняк. Просто Воронцов всегда был первым.

Модник хренов.

– Ваше сиятельство.

Я чуть склонил голову – ровно на столько, на сколько того требовал этикет. Для рукопожатия мы стояли слишком далеко друг от друга – и, похоже, обоих это вполне устраивало.

– До меня доходили слухи, будто вы, сударь, желаете меня видеть.

Воронцов провел рукой по светлым зачесанным назад волосам, поправляя и так безупречную прическу. Похоже, нервничал. После вчерашнего он наверняка ожидал встретиться чуть ли не с покойником – и мой вполне живой и бодрый вид… Нет, конечно, не напугал его – но уж точно удивил и обескуражил.

– В таком случае – хотел бы я знать, кто их распускает, – сказал я. – Потому как никакого желания видеть вас у меня нет… сударь.

Спокойнее, Горчаков. Спокойнее. Не хватало еще нарваться на новые неприятности, не покинув… место излечения от старых.

– Будьте уверены – это взаимно. – Воронцов лучезарно улыбнулся. – А то я уж ненароком подумал, что вы собираетесь требовать от меня извинений.

– Не собираюсь. – Я сложил руки на груди и, не удержавшись, добавил. – Хоть мне и неприятно думать, что вы могли поступить…

– Как? – Голос Воронцова вдруг стал вкрадчиво-негромким. – Как я поступил? Мне послышалось, или вы желаете в чем–то обвинить меня?.. Меня. Вы.

Все разговоры вокруг уже успели стихнуть, и теперь Воронцов старательно работал на публику. Немногочисленную – но достаточно внимательную. Уже завтра каждое слово нашей беседы узнает весь Петербург. Особенно вот это презрительное «Меня. Вы».

– Если бы я желал обвинить вас, князь – я бы так и сделал, а не занимался словоблудием.

– Ну так и не занимайтесь, любезный. – Воронцов издевательски приподнял белобрысые усики. – Не понимаю, что вы имеете в виду… Могу и рассердиться.

Нарывается. Изо всех сил нарывается, сволочь. При свидетелях.

– Все ты понимаешь. – Я шагнул вперед и заговорил тише – так, чтобы не услышал никто другой. – Не можешь ездить – так хотя бы сливай честно.

На мгновение на лице Воронцова мелькнул испуг. Потом – злоба, но она тут же сменилась привычным благодушным выражением. И когда он снова заговорил, все вокруг наверняка увидели беседу если не лучших друзей, то уж точно – приятелей.

– Да говори кому хочешь, – прошипел Воронцов мне прямо в лицо. – Твое слово против моего – ничего, ноль без палочки. Ты щенок и бездарь…

– Зря ты это, князь, – вздохнул я. – Зря.

Дрожь в руках вдруг прошла. Совсем. Отступила и ярость: не погасла, а просто остыла, рухнув куда–то в живот ледяной глыбой. Будто кто–то очень большой и сильный встал за моей спиной, положил руки на плечи и тихонько шепнул: «А вот теперь – можно».

– Давай, беги жалуйся брату, сучонок, – так же белозубо улыбаясь продолжал Вороноцов. – Плевать я на него хотел. И на деда твоего, маразматика старо…

Я ударил: без изысков выкинул кулак прямо в дергающиеся усики. Вышло неожиданно хорошо и мощно, будто я занимался этим каждый день. Голова Воронцова мотнулась назад, а я уже бил снова. Раз-два, левой-правой. Получил сам – то ли ладонью, то ли вообще локтем. В глазах тут же потемнело, но я неплохо справился и вслепую. Нырок, уход вбок, коленом между ног – плевать на приличия – и сразу же ребром ладони снизу в подбородок. Или в горло – если повезет.

Что–то негромко хлопнуло, и щеку лизнул жар. Воронцов не только был вдвое сильнее и крупнее меня, но и не стеснялся использовать магию. Но я уже поймал кураж и вколачивал в него все излишки сил, оставленных Источником. Отступил, перехватил неуклюжую большую руку – и тут же ударил сам, с грохотом роняя тяжелое тело на пол. Мы свалились вместе, но я оказался сверху, тут же уселся на Воронцова и принялся вбивать…