Незабудка. Книга 1. На границе света - Гир Керстин Страница 5

В порыве чувств мне захотелось хоть на миг поменяться с Лилли местами и тоже расплакаться у всех на глазах. Но это выглядело бы ужасно нелепо. Согласно официальной версии я ненавидела Квинна фон Аренсбурга лет с шести, с тех самых пор, как он обозвал меня «глупым хомяком» и толкнул прямо в заросли крапивы.

Я выросла с осознанием того, что семьи фон Аренсбургов и Мартинов враждовали друг с другом с незапамятных времён, хотя в нашем доме такие слова, как «ненависть» и «вражда», произносить запрещалось. Фон Аренсбурги превращали для нашей семьи заповедь «Возлюби ближнего своего…» в настоящее испытание. Но только не для меня.

Лишь Юли знала о моём секрете – уже много лет я питала к Квинну чувства, которые выходили далеко за пределы любви к ближнему. Квинн ничего не замечал и щедро отпускал в мой адрес самые разные ругательства. «Нервная курица» – самые нежные слова, которые я услышала от него за все эти годы. Из действительно обидных прозвищ могу вспомнить «болтливую кочерыжку», «сухаря» и ещё парочку в том же духе. Квинн, наверное, даже не знал, с кем именно разговаривает, потому что он постоянно путал меня с Луизой и Марихен, моими двоюродными сёстрами, а ещё с Терезой, родной старшей сестрой. Но этот факт ничуть не утешал меня, скорее, наоборот, ужасно расстраивал. Ведь это было так несправедливо! Больше всего меня обижало, когда люди не различали нас с Луизой. Ведь желание толкнуть Луизу в кусты крапивы я вполне разделяю. Каждый день мне хотелось сделать то же самое.

К несчастью, мы с Луизой похожи как две капли воды. Нас путали все, не только Квинн. На самом деле мы все выглядели одинаково: Луиза, Марихен, Тереза и я. И брат-близнец Луизы Леопольд. Так получилось, потому что моя мама и мама Луизы, тётя Бернадетт, были сёстрами, а мой папа и папа Луизы – братьями. И все их дети, то есть мы, получились с золотыми кудряшками, с курносыми носами и с ямочками на щеках. Возможно, такая внешность кажется кому-то очень милой. Это и правда мило, но для ребёнка лет до восьми. Или для трубящего ангелочка с иконы.

Я фыркнула, вспомнив наш с Квинном разговор за барной стойкой.

Тогда он действительно меня разозлил, но хорошо всё-таки, что я не придумала обидное ругательство в ответ. Возможно, это были бы последние слова, которые он от меня бы услышал…

– Всё с ним будет в порядке, если это вообще был он. Не переживай ты так. – По дороге домой Юли ободряюще улыбнулась и взяла меня за руку. Она, конечно же, заметила, как я глотаю слёзы, которые ручьями текли по лицу. – Кроме того, ты не единственная, кого это зацепило. Я тоже волнуюсь. Даже странная двоюродная сестрица Лассе разревелась, а она ведь вообще не была знакома с Квинном.

– Мне кажется, она разревелась, потому что так и не смогла выковырять жвачку из волос, – сказала я. – Она спросила, нет ли у меня складного ножика и могу ли я подрезать ей чёлку.

Где-то вдалеке послышалась полицейская сирена, я остановилась.

– Наверняка всё не так уж страшно. – Юли потянула меня за собой. – Я вообще не могу себе представить раненого Квинна, а ты? Помнишь, ещё несколько дней назад он прыгнул сальто с крыши спортзала.

Конечно, как можно такое забыть! Квинн приземлился в двух метрах от меня, грациозно, как кошка. Со смехом выпрямился и отбросил чёрную прядь волос. Его голубые глаза смотрели, как всегда, сквозь меня на друзей, которые одобрительно гудели и аплодировали.

– Да, – ответила я. – К сожалению, я прекрасно могу себе это представить.

– И в основном грустное развитие событий, да? Потому что ты у нас пессимистка с богатой фантазией. – Юли вздохнула. – Но сейчас важно сохранять присутствие духа. Я уверена, что в понедельник Квинн заявится в школу как ни в чём не бывало. И будешь сохнуть по нему издалека сколько захочешь, а он продолжит тебя игнорировать.

– Если только не перепутает меня с Луизой. – Я попыталась улыбнуться. – Надо было мне сегодня надеть твою футболку.

На мой пятнадцатый день рождения Юли подарила мне две футболки. На одной была надпись: «Я НЕ Луиза», а на другой – «На свете есть два вида людей. Ненавижу оба». К сожалению, я могла носить их только в качестве ночнушек. Моя мама все полтора года настойчиво пыталась испортить эти футболки во время глажки, так она поступала с любой моей одеждой, которая её раздражала. От надписи на человеконенавистнической футболке осталось только «… два… не… жу… ба», зато на второй футболке надпись каким-то чудом уцелела.

«Может, это знак свыше».

– Знаешь что? Если в понедельник Квинн действительно появится в школе, обещаю в следующее воскресенье надеть в церковь футболку с надписью: «Я НЕ Луиза», – торжественно пообещала я. – Без свитера.

Юли рассмеялась:

– Если ты на это решишься, твои родители побегут за экзорцистом, чтобы изгнать из тебя злого духа. Но я не стану тебя отговаривать. Это ведь моя давняя мечта!

На этих словах наши телефоны синхронно завибрировали, мы одновременно сунули руки в карманы курток.

– Вот чёрт, – пробормотала Юли.

Среди наших одноклассников поползли первые слухи: Квинн был либо мёртв, либо тяжело ранен, либо легко, либо вообще не попадал в аварию.

Всю оставшуюся дорогу мы растерянно следили за сообщениями, выскакивающими каждую секунду на экранах наших телефонов, пытаясь угадать, какое из них может оказаться правдой, а какое – выдумка чистой воды. Кто-то доказывал, что Квинн мёртв, подтверждая свои слова тем, что нашёл где-то в сети пост хозяина лавки с шаурмой, перед которой произошла авария. Пост якобы сопровождала размытая фотография с места событий и подпись: «Надеюсь, на небе для этого парня приготовят такую же вкусную шаурму, как делаем мы. Он так любил наши кебабы с картошкой». А кто-то другой, кто знал кого-то, который знал ещё кого-то из той самой машины скорой помощи, которая забрала Квинна, писал, что на проезжей части валялись куски мозга и оторванное ухо.

Но если Квинн действительно был мёртв, почему с места событий отъезжала машина скорой помощи с сиреной и мигалкой? Как утверждала Смилла Бертрам, её брат видел это собственными глазами. И как все эти свидетельства соотносятся с новостью о том, что в больнице Квинну нужно было промывать желудок?

При этом наша подружка Аврора только что видела Квинна живого и невредимого в кино.

«Только со спины, но это точно был он!» – писала Аврора.

К сожалению, даже мы с Юли не могли поверить в версию Авроры, потому что в октябре она, дескать, встретила в супермаркете самого Джастина Бибера, который покупал туалетную бумагу и льняные семечки. По моим предположениям, истина находилась где-то между «ранен» и «мёртв». По крайней мере, в слухах о том, что Квинн был пьян, имелась доля правды. Он залпом выпил свой джин-тоник, потом забрал второй, да ещё и мою «Кайпиринью». Трезвым он точно не был, поэтому скорость его реакции наверняка пострадала.

«Может, с ним ничего бы не случилось, если бы я отняла у него свой коктейль…»

– Встречайте, вот и оно, доброе старое чувство вины, – сказала Юли, когда я поделилась с ней своими соображениями. – Я-то думала, с тебя хватит ответственности за глобальное потепление.

– Я ведь пользуюсь продуктами с содержанием пальмового масла, – отозвалась я, не отрываясь от телефона.

Мы пришли к Юли только в половине одиннадцатого, но в доме уже все спали. Перед дверью стояли три пары резиновых сапог, которые младшие сводные братья Юли подготовили для подарков святого Николая. Кажется, Николай сегодня уже побывал в этом доме: сапоги были доверху наполнены маленькими коробочками в подарочной обёртке и мандаринами.

– Выставь и ты свой ботинок, – прошептала Юли, оставляя свой замшевый чёрный сапожок рядом с резиновыми сапогами братьев, – иначе она расстроится.

Она – это мачеха Юли, моя тётушка Беренике, самый милый человек на планете.

– В прошлом году я нашла в сапоге классную тушь для ресниц. И марципаны.

Я пододвинула свой ботинок к сапожку Юли.

Моя обувь тоже была чёрного цвета, но не такая шикарная, потому что мне всегда приходилось донашивать её за Терезой, а та ходила в магазин только в сопровождении нашей мамы.