Проклятые сны (СИ) - Литвинова Анна Страница 5

Совсем недавно заметила, что влиять на сны все же получается, хоть и срабатывал этот метод не всегда. Но довольно часто, поэтому пренебрегать им не решалась. Нужно было сжать бабушкин медальон — он мне достался в наследство и теперь всегда висел на шее на длинной тонкой цепочке. Бабушка умерла, когда мне едва ли исполнился год — по крайней мере, так рассказывала мама. Сама я не помнила худощавую приятную женщину с длинной толстой косой, перекинутой через плечо и цепким, внимательным, но совершенно не злым взглядом, которая улыбалась мне с единственной сохранившейся фотографии. Остальное потерялось, когда мама решила переехать в этот город. Сразу коробки не пересчитала, а уж кто оказался нечистым на руку — перевозчик или грузчики, теперь уже и не выяснить. Но в одной из исчезнувших коробок был наш семейный архив.

Хорошо, хоть медальон сохранился. Я любила его сжимать в ладони — округлый гладкий камень, прозрачно-черный со слабо мерцающими синеватыми вкраплениями казался всегда теплым. А островатые грани ажурного рисунка оправы из серебра приятно покалывали кожу, каждый раз заставляя мурашки разбегаться выше по руке. Мне казалось, что он должен открываться, но мне это сделать не удавалось. А мама только разводила руками — говорила, что ни разу не видела, чтобы бабушка его открывала. Но попыток найти механизм я все равно не оставляла.

Усталость оказалась настолько сильной, что уснула почти мгновенно.

Напрочь забыв погладить медальон, хотя, казалось, это стало таким же естественным, как почистить на ночь зубы.

И расплата за собственную забывчивость не заставила себя долго ждать…

Мне показалось, что я закрыла глаза и отключилась буквально на секунду. А в следующий момент уже открыла их в совершенно незнакомом месте. Хотя оценить это получилось далеко не сразу — темнота вокруг царила прямо-таки впечатляющая. Городскому жителю сложно понять эту вязкую непроницаемую чернильную хмарь, которая заставляет нервно сглатывать и беспомощно шарить руками в пространстве, с первых секунд теряя разницу между открытыми и закрытыми глазами. Когда любой, даже самый крошечный светлячок кажется чудом и желается больше, чем что-либо и когда-либо в жизни. Потому что меньше, чем через минуту этой вынужденной слепоты, начинает казаться, что опора уходит из-под ног, а мир начинает тонуть в сюрреализме, растекаясь странной геометрией…

Впасть в состояние крайнего ужаса я не успела, хотя страху хлебнула изрядно. Пара минут растерянности, с десяток неуверенных и неловких шагов — и впереди появляется будто отблеск света. Приглушенный, красноватый, но мне и этого достаточно. Еще с полдесятка шагов и я могу различить очертания окружающих поверхностей.

Это пещера — теперь понимаю это совершенно точно. Неровные каменные стены, сходящиеся под углом вверху покрыты сухим мхом, под ногами еле слышно шуршит песок — ничего ужасного и пугающего вроде светящихся чужих глаз, шипения и шелеста крыльев над головой нет. А когда страх отпускает окончательно, разжимая ледяные объятия, понимаю, что вокруг еще и довольно тепло. Настолько, что хочется снять тонкую кожаную куртку, мягко и удобно облегающую тело.

Запоздало понимаю, что на мне привычная одежда — черная, уже потертая местами любимая куртка, джинсы с логотипом известной фирмы, в который закралось аж целых две ошибки, черные с бежевыми и желтыми вставками кроссовки и простая короткая белая футболка. В таком виде я чаще всего бегала на тренировки к Нерону — к чему шик и каблуки, если потом от синяков места живого на теле нет, а сменить джинсы на спортивки куда быстрее, чем избавиться от чулков, каблуков и прочей ерунды? Хотя… не скажу, что мою точку зрения разделяли слишком уж активно. Скорее — наоборот. Особенно, если вспомнить, что Нерон был далеко, прям неприлично далеко не стар. А уж когда он снимал футболку без рукавов и, поводя мощными плечами, начинал выполнять комплекс убийственной акробатики на брусьях или кольцах… Слюна, капающая на пол из приоткрытых ртов женских особей в радиусе зрительной доступности, могла легко посоперничать с небольшим проливным дождем.

Я знала, что многие мне жутко завидовали, когда Нерон меня взял на индивидуальное обучение. Впрочем, и сейчас мало что изменилось, несмотря на то, что скрывать, что этот выбор мужчина сделал исключительно из-за Дема даже не думала. Все равно шипели вслед, с неприязнью разглядывая мою неброскую одежду, собранные в высокий хвост волосы и отсутствие макияжа. А я…

А что я? Я только пожимала плечами и забывала о них едва ли не через три шага. Искренне не понимала две вещи — как можно бегать на каблуках и как можно заниматься на пределе возможностей два часа вместе со слоем штукатурки на лице. Бр-р-р…

Тем более, что ни я Нерону, ни он мне никаких особых знаков внимания не оказывали. Шутили, дурачились, гонял он меня, как мог и хотел, но романтика? Не было ее. Вот зуб даю — не было.

Все это мелькнуло в голове птицей и исчезло. Осталась только непонятная пещера. И тусклое неровное подобие света впереди.

Стараясь ступать как можно тише, я двигалась вперед — все равно больше некуда. Позади была тьма, да и воздух ощущался слишком «стоячим», чтобы предполагать выход с той стороны. Но слишком много сюрпризов преподносили последнее время сны, чтобы надеяться на спокойную и тихую прогулку…

Да, я прекрасно осознавала, что сплю. Но чувствовала себя предельно живой, если можно было так выразиться. Да и реальность вокруг, как обычно, оказалась слишком достоверной…

Еще несколько шагов и я понимаю, что пещера резко сворачивает вправо. И именно оттуда идет свет, будто от костра, подрагивая и меняя характерные оттенки. Но ведь не может костер разгореться сам по себе? Значит, кто-то его развел…

Не заметила даже, как задержала дыхание. И, медленно облизав пересохшие губы, выглянула из-за небольшого уступа…

Чтобы тут же едва не отшатнуться с воплем.

Пещера действительно оказалась не пустой.

Но только теперь мне чернота за спиной показалась куда более желанной, чем ласковые язычки пламени в костре за углом…

Дождавшись, пока сердце перестанет колотиться в запредельном режиме, я с трудом сглотнула сухим горлом и осторожно выглянула еще раз. Как всегда, любопытство оказалось сильнее здравого смысла, который вопил фальцетом, что нужно уходить как можно быстрее и тише…

Но я же только одним глазком…

Костер представлял собой неаккуратное сборище разномастных веток и поленьев. Складывалось ощущение, что деревья были выдраны с корнем и разодраны когтями и зубами на куски. Пламя над ними играло привычным оранжево-желтым цветом с удивительным вкраплением зеленого — и тут я затруднялась сказать, что этому служило причиной, магическая составляющая или само наличие небольших, со средний арбуз, пестрых яиц.

Вот только напугали меня совсем не они…

Около костра, свернувшись во внушительный клубок, мирно сопела хозяйка занятных яиц. Или, если быть точнее, мама…

Я со всей ясностью поняла, что перезанималась и перенервничала. Предстоящее испытание занимало в последнее время все мои мысли, что вкупе с беспокойством о никак не раскрывающемся даре, вероятнее всего, и дало этот красочный и абсолютно невероятный сон.

Почему невероятный?

Да все очень просто — саламандры давно вымерли. Последний раз их видели около восьмиста лет назад, да и размеры, описываемые очевидцами, у тех особей были куда как скромнее — чуть длиннее руки взрослого человека. Здесь же огненный дракон вполне мог посоперничать в весовой массе с крупным медведем, и это не считая хвоста, причудливым колечком обвившего самое крупное полено.

Ярко-зеленая чешуя, вытянутая, как высеченная умелым скульптором морда, небольшой гребень, чуть выступающие острые клыки… Саламандра была красива до восхищенного вздоха, который я с трудом, но все же сдержала. Небольшие крепкие лапы, толстые длинные когти, забавная ярко-красная мембрана вдоль тела — она выглядела куда нагляднее и шикарнее, чем ее сородичи на сохранившихся выцветших старых фотографиях в учебнике.