Дампир - Хенди Барб Страница 5

Малец залаял и запрыгал, словно щенок. Лисил мимоходом потрепал его по загривку.

— И проследи, чтоб пес не шумел, — прибавила Магьер, коротко глянув на Мальца.

Лисил поднял свой мешок, фонарь и зашагал вслед за Магьер. Малец бежал чуть поодаль, без труда прокладывая себе дорогу в зарослях.

Путь показался им неприятно долгим, и Магьер вздохнула с облегчением, когда они наконец добрались до того места, где река Вудрашк делала поворот. Теперь они уже достаточно далеко от деревни — можно и остановиться на ночлег, развести костер. Магьер свернула в сторону, прочь от слишком открытого берега реки, и отыскала в лесу поляну, надежно укрытую кустарником от чужого взгляда. Лисил тотчас же направился назад, к реке, — отмываться; Малец потрусил за ним следом, а Магьер осталась, чтобы развести костер. Когда Лисил вернулся, он уже был больше похож на себя, хотя все равно отличался от обычного человека. Магьер, впрочем, давно привыкла к его внешности — еще до того, как Лисил рассказал ей, кем была его мать.

Кожа у него и впрямь была смуглая. Магьер рядом с ним казалась мертвенно-бледной, зато волосы были настолько светлые, что в темноте казались белыми. Лисилу даже не пришлось их припудривать, перед тем как сыграть в деревне роль вампира. Длинные, до плеч косы отливали странным, почти лунным серебром. Уши у Лисила тоже имели необычную форму — слегка заостренные кверху, а янтарного цвета глаза под светлыми бровями были, если присмотреться, чуть раскосыми.

Лисил почти всегда прятал свои волосы под платком. Этот платок с успехом скрывал и кончики его ушей. Сородичи его матери так редко встречались в этих краях, что его необычный вид мог вызвать у местных жителей нежеланное внимание — тем более нежеланное, если вспомнить, какую роль играл Лисил в маленьком спектакле «Охотница и вампир».

Устроившись наконец у жарко разгоревшегося огня и закутавшись в одеяло, Лисил немедленно вытащил бурдюк с вином.

Магьер косо глянула на него:

— Ты же вроде говорил, что вино у тебя закончилось?

— А я приобрел кое-что в том городишке, который мы проходили вчера, — охотно пояснил Лисил.

— Надеюсь, за собственные деньги?

— Само собой. — Лисил помолчал. — Кстати, о деньгах… сколько мы там нынче заработали?

Магьер развязала небольшой, но увесистый мешочек и принялась пересчитывать монеты. Две пятые добычи она вручила Лисилу, как всегда оставив львиную долю себе. Лисил никогда не возражал против такой неравной дележки — в конце концов, именно Магьер вела переговоры с крестьянами. Он спрятал монеты в кошель на поясе и, запрокинув голову, поднес к губам бурдюк с вином и отпил изрядный глоток.

— Только не напейся, — предостерегла Магьер. — До рассвета не так уж много осталось, а я не хочу, чтоб ты дрых до полудня, когда надо будет уносить ноги.

Лисил мрачно покосился на нее и громко рыгнул.

— Не беспокойся. Эх, вот оно, самое приятное в нашем деле — деньги в кошельке, вино в глотке, можно и отдохнуть.

Он немного отодвинулся от огня, привалился спиной к поваленному дереву и прикрыл глаза.

Костер потрескивал, бодро стреляя искрами. Малец дремал, улегшись рядом с Лисилом. Магьер села поудобнее, позволила себе расслабить ноющие от напряжения мышцы спины. В такие минуты она даже и не пыталась вспомнить, сколько времени минуло с тех пор, когда они в первый раз вот так же после удачного спектакля в деревне отдыхали в лесу у костра. Впрочем, если бы она взяла на себя труд сосчитать подобные вечера, оказалось бы, что они с Лисилом не так уж и давно взялись за это ремесло — всего-то пару лет назад. Магьер потерла пальцами затекшую шею. В любом случае такая жизнь получше той участи, которую уготовила ей судьба: надрываться всю жизнь на хозяйстве, отдать силы и молодость безрадостному крестьянскому труду. И все же нынешняя выходка Лисила показалась ей весьма своевременным знаком, что нынешней жизни пора положить конец. Магьер нешуточно испугалась не за настоящее, а за свое обдуманное до мелочей будущее. За осуществление планов, о которых она пока что ни словом не обмолвилась Лисилу. Она сказала себе, что кое в чем не менее суеверна, чем крестьяне, которых она так презирает… но все же недоброе предчувствие не исчезало. Видно, так уж ее воспитали в детстве и ничего с этим нельзя поделать.

Магьер была родом из соседней страны, называвшейся Древинка. Она ни разу в жизни не видела своего отца, зато в детстве наслушалась о нем немало. Будучи аристократом, вассалом лорда, он управлял крестьянами, собирал налоги для своего сюзерена. В одном месте он проводил пару месяцев, в другом мог задержаться и на несколько лет — но неизменно уезжал, повинуясь приказу лорда. Крестьяне его и в глаза не видали, только при вечерних сборах налогов, которые обычно проводились сразу после заката, когда крестьянские семьи, завершив дневной труд, собирались в своих небогатых жилищах. Мать Магьер была самой обыкновенной крестьянкой, родом из деревни, которая находилась по соседству с домом барона. Барон взял ее в любовницы, и почти год никто из односельчан ее не видел.

О матери Магьер много шептались в деревне, но в этих перешептываниях не было ничего интересного. Одни утверждали, что видели ее вечерами у баронского дома, бледную и безучастную, не человек — тень. Минуло полгода ее жизни в баронском доме, когда кое-кто приметил, что она в тягости. Она умерла родами, произведя на свет девочку, а отец Магьер между тем получил приказ перебраться в другую вотчину. Не желая обременять себя незаконной дочкой, он отдал младенца сестре своей любовницы и уехал. Больше о нем ничего не слыхали. Именно тетка назвала девочку Магьер, в память о матери, которую звали Магелия. Имени отца Магьер никто из односельчан не знал. Слишком уж велика была пропасть между аристократом и крестьянами. Он правит — они подчиняются, вот и все, что им следовало знать.

Тетка Бея старалась обращаться с Магьер как с собственной дочкой, но вот другие односельчане не были так милосердны. То, что ее отец был из благородных, что он захотел, да и взял в любовницы хорошенькую девушку (а хорошеньких девушек в деревне было в обрез), — одного этого было для многих достаточно, чтоб искать, на ком отыграться за этакую несправедливость. Отец-то уехал, а вот Магьер осталась. И все же в отношении к ней крестьян кроме самой типичной ненависти было что-то еще.

Шепоток, опасливые взгляды, ругань, издевательские клички — вот что обрушивалось на Магьер всякий раз, когда она проходила мимо односельчан. Они не разрешали своим детям играть с ней. Единственный ребенок, который попытался нарушить этот запрет, — Гешан, сын козопаса, — заработал в конце концов жестокую трепку, и ему было строго-настрого наказано держаться подальше от «бесовского отродья». Чем-то отец Магьер изрядно напугал крестьян, причем вовсе не тем, что он по воле своего сюзерена властвовал над их жизнью и смертью. Вначале Магьер всеми силами стремилась узнать правду, понять, что навело такой страх на односельчан и почему они с такой враждебностью сторонятся и ее.

Тетка Бея как-то обронила сочувственно: «Они боятся… опасаются, что твой отец был не совсем человек…» — но больше от нее Магьер ни слова не добилась.

В конце концов она перестала расспрашивать о своих родителях, зато от души презирала односельчан за их невежество и суеверность. С годами крестьяне не стали ни милосерднее, ни просвещеннее, а враждебность, окружавшая Магьер, лишь усилилась. Прошлое стало безразлично Магьер, а вот в настоящем она ненавидела все — включая и тех, кто ее окружал.

Когда ей сравнялось шестнадцать, тетка Бея отвела ее в сторонку и вытащила из-под кровати запертый на замок деревянный короб. В коробе оказался сверток, обернутый в промасленную ткань. В этом свертке были сабля, два диковинных амулета и кожаный доспех. Один из амулетов представлял собой топаз, оправленный в олово, подвешенный на тонком кожаном ремешке. Другой — небольшой металлический полуовал, к которому был прикреплен кусочек кости, покрытый непонятными знаками. В отличие от первого, этот амулет был подвешен на цепочке, пропущенной через металлический полуовал так, что как его ни надевай, а кусочек кости окажется снаружи.