Маргит Сандему - Заколдованная луна Страница 5

Ну, а как же тогда с мальчишкой в первом классе в школе? Которому она показала язык? «Змеиный язык», – сказал он. После этого она очень следила за тем, чтобы язык никогда не показывать.

Но «змеиный язык»? Это было слишком преувеличено! Просто на кончике языка была небольшая щелочка, совсем незаметная.

Как будто бы это имело отношение к ее происхождению! Звучало совершенно ужасно! У кого был змеиный язык? У сверхъестественного существа?

Криста даже не помнила, было ли ей когда-нибудь так грустно, было ли так скверно у нее на душе.

К счастью, тут вышли женщины со своими ведрами, а с ними и управляющий. Он отмерил молоко пол-литровой меркой на длинной прямой ручке. Криста присела в книксене и поспешила выйти пока он облизывал кончик своего карандаша, чтобы записать в приходно-расходную книгу, сколько она получила.

Когда она взглянула на спрятавшийся диск луны, глаза ее были полны смятения. Услышанное полностью перевернуло ее жизнь.

Хотя чем больше она думала об этом, тем легче она смирялась с мыслью о другом отце, не Франке. Конечно, это было очень стыдно, это было просто невыносимо, но она ничего не могла поделать – эта мысль начинала ей нравиться.

Да разве она сама не думала только что, что просто невозможно быть такими разными, как она и Франк?

Нужно бы узнать больше.

Разумеется, Франку она ничего сказать не могла. Это просто не годилось, он конечно ничего не знал. Ей надо быть в Линде-аллее.

Безусловно, мысль о неизвестном отце была романтичной. У нее мурашки бегали по телу от напряжения, хотя ей и было очень грустно. Она внезапно стала другой, так ей казалось.

Секунду спустя, она рассердилась на Людей Льда. Почему они ничего не сказали? Ладно, успокоилась она, решив, что у них, конечно же, были на то свои причины.

Да нет, она не верила в это – насчет сверхъестественного отца! В самой мысли о другом отце, не Франке, было что-то постыдное, но приятное. Они были такими разными и во вкусах, и в образе жизни, и в мнении о том, что делает эту жизнь ценной.

Теперь проблема была в том, чтобы как-то съездить в Линде-аллее. Она просто должна была теперь поехать туда. Она должна припереть их к стене.

«Так вот, значит, что ты хотела от меня, – подумала она, взглянув на луну. – Подготовить меня к тому, что вся моя жизнь полетит вверх тормашками. Что я должна будут начать думать по-новому. Ну да, разумеется, я буду твердой, что бы ни случилось. А разве ты можешь рассказать мне что-то ужасное о моем происхождении? Что мой отец – сумасшедший, который сидит в заточении? Или что он сидит в тюрьме?»

Она продолжала: «Но должен же быть у меня более интересный отец, чем Франк!»

Ой, как несправедлива она была сейчас! Бедный Франк, такой добрый! И такой больной!

Странно, что она всю жизнь думала о нем, как о Франке! Не как об отце. Она говорила «папа» ему. Но никогда о нем. Как будто бы не могла заставить себя сделать это.

– О-о, как же ты все перевернула в моей жизни, – прошептала она луне, которая по-прежнему освещала мягкие очертания гор и холмов вокруг, в уездах Эстре, Акерс и Ниттедаль. – Разумеется, тебе было, о чем мне рассказать, это точно! Но сейчас я это знаю. Так что можешь больше не прятаться в тумане. Видишь, я отреагировала довольно спокойно.

Но луна была по-прежнему бледной, по-прежнему неприятной.

2

Она снова была дома. И теперь, когда она узнала о своем происхождении, все стало казаться другим. Это был не ее дом, она это чувствовала. Ее домом была Линде-аллее.

Линде-аллее, где выросла ее мать.

Она поняла, что женщины в хлеву были правы. Франк не ее отец. У них не было ничего, ну совершенно ничего общего.

Пока Криста переливала молоко, она машинально мурлыкала песенку:

«Маленькая его сестренка была

Хрупкая, как тростинка.

Но слишком рано она умерла —

Жестока была к ней судьбина».

– Криста! – послышался возмущенный голос Франка. – Как ты можешь петь эту примитивную уличную песню?

Она вздрогнула.

– Неужели? Я этого даже не заметила!

– В своем доме я хочу слышать только нравоучительные песни.

– Но ее поют везде, даже в молельном доме.

– И вовсе нет. Хотя, кстати… Нет, иди-ка сюда, что это я здесь сижу и надрываюсь, крича тебе! И вообще: скоро зайдет Ингеборг, и вы пойдете на собрание.

– Сегодня вечером? – спросила Криста, входя в комнату. Она внимательно взглянула на Франка Монсена и почувствовала, что разница между ними просто бросается в глаза. Прискорбно, но ничего не поделаешь. Неужели она когда-то могла думать, что она его дочь?

О, добрый, милый Франк, сможешь ли ты простить меня? Мне не хочется так думать, ведь ты, ничего не зная, так заботился обо мне всю мою жизнь!

Криста просто забыла, что уже много лет именно она заботится о нем.

– Собрание в молельном доме сегодня вечером?

– Да, а разве ты забыла? Это специальная встреча для наставления молодежи. Мне кажется, сегодня слишком прохладно, и я не могу выйти из дома, но Ингеборг проводит тебя. Только позаботьтесь о том, чтобы вас кто-нибудь проводил домой! Жду тебя не позже десяти.

Она взглянула на него немного боязливо и растерянно.

Ну да, Ингеборг, это, конечно, хорошо, но…

Ей совсем не хотелось думать о том, что Ингеборг говорила ей по секрету. Она многого не понимала в ее сбивчивой болтовне.

– У меня немного болит голова… – попыталась сказать она, и это была правда. Криста редко обманывала просто так. У нее слегка болели шея и глаза от того, что она всю дорогу смотрела на луну.

Но Франк и слышать не хотел ни о чем подобном.

– Тем более тебе надо выйти на улицу.

В этом доме болеть мог только он!

Пришла Ингеборг. Толстая, кривоногая, прыщавая, с жирными волосами. Но невероятно самоуверенная. Она позволяла таким же прыщавым мальчишкам из прихода лапать себя, где угодно, и ее фырканье часто можно было слышать из комнатушек в молельном доме. Это всегда вызывало у Кристы неприятные чувства.

Ингеборг была на голову выше Кристы.

– Ну, конечно, брат Франк, я присмотрю за ней, можете на меня положиться! Ты готова, Криста?

Криста сделала последнюю отчаянную попытку:

– Отец, а если я сегодня вечером пойду в молельный дом, как ты хочешь… Ведь я тогда смогу поехать завтра в Линде-аллее?

– Это что еще за ультиматум? – кисло осведомился Франк. – Как ты вообще можешь сравнивать эти абсолютно разные вещи?

Она хотела сказать:

«Я не хочу, чтобы меня заставляли отказываться от поездки к моим родственникам на день рождения, и идти вместо этого на такое скучнейшее мероприятие, как встреча в молельном доме».

Но подобные аргументы были бесполезны, она это знала. И, разумеется, Франк был прав, сравнивать эти две вещи было нельзя.