Дмитрий Кузьмин - Лис. Сказания Приграничья (СИ) Страница 5

Холод был против. Кожа горела, словно ее, обжигая, обложили льдом. Кровь замерзла? Я не чувствовал тела, но понимал, что двигаюсь в верном направлении. Я просто не мог остаться в холоде и страхе. Холод жег, заставлял действовать. Страх отметал нерешительность. Страх стал другом.

Стало теплее, но намного сложнее. Лицо покрылось влагой, пот залил глаза. Я возликовал — то, что я почувствовал глаза, понял, как щиплет царапины от соли, уже значило, что я жив. Теперь сомнений не было — я ускорился, стремясь к огарку. Где-то там, вдалеке, стояла свеча. Казалось, что я превратился в бесформенную массу, частицы меня разбухли, разбуженные теплом. Я понимал каждую молекулу, что сейчас в хаосе пытались воссоздать мое тело.

Злость, агрессия, импульсивность — холод демонстративно играл на худших чувствах. Я двигал фантомными руками, словно плыл сквозь черное желе. Ноги пронзило судорогой. Боль. Первый раз я радовался боли. Не старался ее игнорировать, не стремился забыть, представить, что это лишь воображение и выдумка. Нет, я наслаждался болью.

Я чувствовал себя малой частью, песчинкой непроглядного мертвого хаоса вокруг. Человек? Или просто душа, цепляющаяся за жизнь? Кем я был? Или чем я был? Жить может лишь тот, кто не умеет умирать.

Сознание поблекло. Я не чувствовал, а чуял, как распадаюсь на кусочки этой великой космической темноты. Как меня подхватывают силы, настолько чуждые, что все рефлексы, выработанные за жизнь, возопили от паники. Я ощущал запах боли. Мог видеть вкус огня. Гладить несуществующей рукой черный цвет. Все смешалось.

Огонь вдалеке вспыхнул. Словно рождение сверхновой, он прорвал материю вокруг, сверкнул пылью искр и ринулся ко мне. Я взорвался следом. Из серых нематериальных губ вырвался крик, выпуская склизкую змею страха, что поселилась во мне. Только пустота, только рождение. Рождение вновь.

Хоровод звезд вокруг сгустился, устремился в меня. Грубо, словно неопытный ремесленник, тьма собрала меня в единое целое.

— Смерти нет. Жизни нет. Есть только момент, — прошептал я. Губы не слушались, вместо слов вырвалось сипение. Я слышу себя! Вдохнул — аромат зелени. Прикусил губу — металлический, солоноватый привкус крови. Жив.

Глаза открылись с трудом. Веки не хотели подниматься. Я поднатужился, словно отрывал тяжелый груз от земли. Выступили слезы. Как это удивительно — видеть. Все верно — живой. Надо мной — голубое, без единого облачка, небо. Чуть повернул голову, с хрустом в затекшей шее. С наслаждением потянулся — позвонки со звоном и ломотой встали на нужное место.

Рывком, не обращая внимания на стрельнувшую боль меж ребер, поднял корпус, сел.

Вокруг — бескрайнее море зелени. Я на поляне, трава на некоторых участках доходит до пояса. Сзади — не тронутый человеком лес, лишь узкая тропинка скромно вторгается в чащу. Впереди — поле, занятое каким-то злаком. Пшеница, или рожь — да кто его знает. На горизонте, примерно в получасе ходьбы, виднеются две темных точки. Я сфокусировал зрение — похоже, покосившиеся деревянные домики. Деревня?

Покачал головой, схватился ладонями за виски, надавил пальцами, стараясь заглушить пульсирующую боль. Что со мной было? Из памяти медленно стирались обрывки — водоворот звезд, пламя свечи. Сознание очистилось?

Кряхтя, я поднялся. Осмотрел себя — одежда та же. Только новенькие расклешенные джинсы превратились в лохмотья со странно бурыми пятнами на коленях, а футболка украсилась широким разрезом на груди. Дотронулся онемевшими пальцами до дырки — влажная. На коже — розоватый шрам с корочкой крови.

Сколько я здесь провалялся? Что это вообще? Природотерапия? Нет, я помнил, как упал с крыши, затем — только темнота. Попытался воспроизвести видения… Хаоса? Нет!

Голову пронзила жердь ледяной боли. Кровь будто сворачивалась, сосуды расширились. Череп, словно наполненный газом, рисковал лопнуть, выпустив воспоминания наружу. Я согнулся, рывком вдохнул, глотая свежий воздух. Похоже, рано мне пытаться вспоминать.

Покачиваясь, пошел в сторону деревни. Домики — значит, люди, ведь так? Или я просто свихнулся, и сейчас лежу в больнице, в коме, и все это плод больного воображения? Если ударился головой — а хруст проломленного затылка отчетливо помню — значит, я не мог выжить?

Потянулся ладонью к голове. Провел по волосам — нет, следов крови нет. Только песок вперемешку с землей, да корочка давней раны сзади, над шеей. В плече кольнуло, сустав ошпарило будто кипятком. Охнув, я опустил руку. Да, таким поломанным я не ощущал себя с того знаменательного боя… Опять воспоминания… Нет! Боль!

В этот раз я не выдержал, упал на траву, завалился набок, засучил ногами. Подавил желание взвыть и расплакаться. Череп разрывался, я чувствовал, как внутри мечется взволнованный еж. Острые иголки царапали, животное никак не хотелось успокаиваться. Лучше не вспоминать. Выбросить все из головы.

Я провел языком по сухому нёбу. Действительно, сначала доберусь до деревни. Узнаю, где я, напьюсь воды. А потом уже буду разбираться, что со мной вышло, и как я очутился здесь.

Когда в последний раз я был на природе? Года три назад, тогда сенсей решил устроить нам недельный марафон тренировок в Карелии. Я улыбнулся — вот тогда я природы хлебнул по самое не хочу. Схватки по пояс в ледяной воде бурной горной речки — то еще удовольствие.

Я улыбнулся — все-таки непробиваемая у нас психика. Спокоен, могу смеяться, даже над собой. И даже не думаю, что могу сейчас лежать на больничной койке, пускать слюни и ходить под себя.

Под ногами хрустела высохшая трава. Песок забился в обувь. Я, чертыхаясь, снял один кроссовок, попытался выбить грязь, но закачался, поморщившись от боли в колене. Хорошо же меня приложило.

— Нет! — раздался крик из-за леса. Даже не крик — скорее, женский слабый вздох, но слух отреагировал, почуял тревогу. Затем я услышал треск — так стонет дерево, падая от ударов дровосека. Понял, что не шутка, не розыгрыш. Я завертел головой. Прочь от деревеньки, бежать в сторону леса, туда, где дорога заворачивает за чащу.

Пейзаж вытянулся, стал смазанным. Деревья, шурша, провожали меня взглядом. Ветерок дул в спину, холодком пробегая по незакрытой одеждой коже. Прихрамывая на одну ногу, я добрался до места. Идеальная локация для засады.

Узкий поворот в чаще, дорогу перегородила поваленная коряга. Вокруг — непролазный лес, всаднику деваться некуда. Около деревянной преграды — лежащая на боку кибитка, такие я видел разве что в старых фильмах-вестернах. Две тяговые лошади неподалеку — замученные, сгорбленные, их легко можно было отличить от гордых обитателей прерий.