Елизавета Дворецкая - Солнце Велеса Страница 5

До веси Мешковичей от мостика было с два поприща. Когда прибежали мужчины во главе с Немигой, Далянкиным отцом, они застали здесь с десяток бойников. Под руководством Дедилы те уже выловили труп и выволокли на «живую» сторону.

– Кто такой-то? – окликнул Немига, светловолосый мужик с выпуклым лбом.

Подойти ближе он не решался и рассматривал покойника шагов с пяти. Обычное тело: серая небеленая рубаха, сильно поношенные пестрядинные порты, босые ноги… и без головы. Сложения легкого, худой, и, похоже, довольно молодой.

– А пес его знает, – отозвался Дедила. – У вас-то никто не пропадал?

– Наши все дома, слава чурам. Может, ратиславльский?

– Да поди пойми. – Дедила хмуро взглянул на труп. – Головы-то нету, а так парень как парень. Судя по одеже, сирота. Я в Ратиславль послал, может, у них кто…

– Челядин, я думаю. – Немига глянул на пояс покойного из промокшей узкой тесьмы: безо всяких узоров, по которым можно было бы определить род. – А челядь у нас тут только княжья есть.

Дедила кивнул и сплюнул, прикидываясь совершенно равнодушным. Но на самом деле быть безразличен к этой смерти не мог: чуть не весь Ратиславль составляла его собственная родня. Князю Вершине Дедила приходился племянником, а Лютомеру – двоюродным братом и был схож с ним высоким ростом, очерком черных бровей на продолговатом лице. Только глаза у него были светлее, почти голубые.

По случаю «головного дела» из Ратиславля явился Богорад – двоюродный брат князя Вершины, и с ним кое-кто из младшей родни. С ними же пришел Крыка – старший над княжеской челядью.

– Ой, боги наши! – Крыка хлопнул себя по коленям и присел над трупом. – Он это, Дроздяшка наш.

– Уверен?

– Да пропал же отрок, уж три дня не видели. И порты эти – мои старые, я ему отдал. Бабы говорили, пошел вроде на Ярилину плешь ладу смотреть[1] да и пропал. Мы уж думали, убег… А… – Крыка огляделся. – Голова-то где?

– Пес знает.

– Где нашли-то? – Богорад посмотрел на Дедилу.

Тот кивнул на воду под ветвями ивы.

Богорад подошел ближе и осмотрел обрубок шеи.

– Ножом резали, – определил он. – Сперва… глотку перехватили, а уж потом, когда дергаться перестал…

– Что? – Дедила выразительно поднял брови. – Ты, боярин, на меня не смотри так – не мы его порешили. На кой пес он нам сдался?

В Ратиславле он не мог бы так независимо и даже непочтительно разговаривать с братом собственного отца, но на время пребывания на Острове родственные связи утрачивали силы.

Богорад помолчал.

– А ну как он к вам… того… полез зачем-нибудь, вы его и…

– Зачем ему к нам лезть – у нас девок нету, медом тоже не намазано.

– Кто ж знает, что в голову взбрело?

– Не лез он к нам. С вашей стороны его притащили.

– Что, следа нету? – Богорад огляделся.

– Ищут.

Следы искали на внешней стороне – Лютомер был уверен, что на Острове никто не мог бы убить человека так, чтобы бойники ничего не заметили. Он помнил, как встревожил его порыв холода из Нави в тот вечер, когда Лютава рассказывала про солнцеву сестру – но тот долетал откуда-то издалека.

Но и на человеческой стороне даже Лютомеру не удалось найти никакого следа: ни отпечатков ног, ни пятен крови. И вот это было очень странно. Конечно, труп не обязательно был сброшен в воду прямо возле брода, его могло принести течением. Лютомер прошел вдоль ручья, но шагов через пятьдесят начинались заросли, загородившие течение. Будучи сброшен выше, здесь труп непременно застрял бы.

Пришла и баба Темяна, побродила вдоль ручья с «живой» стороны.

– Затерт след, – сказала она, вернувшись к броду. – Как метлой прошлись.

Лютомер и Лютава сидели на изогнутом стволе ивы, похожем на широкую скамью. И не зная их, всякий сразу бы сказал, что эти двое – родные брат и сестра. Как и брат, Лютава была высокого роста, худощавая, узкобедрая, с продолговатым лицом, широким ртом и немного близко посаженными серыми глазами. Кожа у нее была смугловатой, и летний загар прилипал к ней накрепко, не сходя даже за долгую зиму. Зато ее косе завидовали все белые-румяные красавицы: русые, длиной до колен, волосы ее были густыми и мягкими – как у вилы. В это теплое утро поверх сорочки на ней была льняная белая вздевалка, усиливая сходство с обитательницами Нави.

Они не обсуждали событий между собой. И ребенок бы связал два конца: убийство челядина, из которого выпили всю кровь, и появление навей с окровавленными ртами, которые напали на Лютомера и Лютаву в тот вечер. Не в свой срок нави не появляются, не будучи вызваны. И никто еще не слышал, чтобы они пользовались ножом. Значит, тут не обошлось без живого человека. Дрозда прикончил тот, кто вызвал навей.

Но кто? Вот здесь все трое терялись в догадках. Ответа не было: не приходило в голову, кто из знакомых им волхвов и кудесников Ратиславльской волости мог бы это сделать. И зачем?

Родни у Дрозда не имелось, поэтому в рассуждении мести его смерть никого не касалась. Сирота, мальчиком лет шести-семи он был отдан князю вместо дани от бедной веси, где родичи не могли его прокормить. Князь подарил его своей младшей жене, хвалиске Замиле, тот прислуживал ее сыну, Хвалису. И убийством Дрозда Замиле был нанесен убыток. Сочувствовать печалям Замили среди Ратиславичей охотников было немного, и уж точно к ним не принадлежали дети княгини Велезоры. Куда больше их тревожило другое. Что это за кудесник и чего он добивался? Судя по тому, что вызванные нави напали на них двоих, уж не добра Ратиславичам желает неведомый хитрец.

– Ну, что? – Темяна вздохнула и поднялась. – Волоките на Пекло, там еще поговорю с ним.

Положив на волокушу, бойники оттащили тело к Пеклу, сложили краду. В сумерках Темяна, надев медвежью личину и взяв свой большой бубен, пошла вокруг противосолонь, постукивая и призывая дух умершего. Лютомер и Лютава, тоже с личинами, сидели под первыми деревьями и наблюдали, не понадобится ли бабке помощь.

Сквозь узкие глазные отверстия высушенной волчьей морды сумеречный мир виделся совсем иначе. Через личину смотрят в Навь, но носить звериную шкуру может только тот, кто одолел зверя и завладел его духом. Старшие бойники проходят посвящение, выступая на смертный бой с волком, вооруженные лишь ножом. Иные не возвращаются, но победители приносят шкуру и могут взять зубы побежденного зверя. Лютомер выходил на такой бой дважды – в шестнадцать лет за себя и шесть лет спустя – за Лютаву, когда ей сравнялось пятнадцать. Своего волка-помощника она получила из рук брата и с тех пор приобрела возможность, наученная бабкой, принимать в Нави облик волчицы.