Андрей Столяров - Мечта Пандоры Страница 5

— Нет, нет, нет! — фальцетом кричал тощий. — Кто у нас режиссер? Я режиссер! И я не позволю! Никаких драконов — ни трехглавых, ни огнедышащих! Сугубый реализм. Учтите это! Я так вижу!

— Витольд, — пытался убедить его собеседник. — Ну совсем маленький дракончик. Вроде ящерицы. Пусть себе летает…

Тощий его не слушал:

— Ни драконов, ни ящериц, ни морских змеев. Запомните!

И потряс пальцем перед носом толстого собеседника. Тот воззвал:

— Бенедикт, хоть ты скажи…

Третий участник разговора — высокий и громоздкий — только сонно прикрывал веки, думал о своем. На обращенные к нему вопли солидно кивнул.

Тощий застыл с поднятым пальцем.

— Ни одной запятой не дам переставить. Все. Я — сказал, — высокомерно уронил он и пошел по коридору так, будто все его суставы были на шарнирах.

— Могу я работать в таких условиях, Бенедикт? — театрально воскликнул толстый.

— М-да… — подумав, изрек высокий. Заметил мой взгляд:

— Вы ко мне?

Я назвался.

— Вот, очень кстати, — сказал высокий. — Инспектор из Столицы. По вопросам культуры.

— От сенатора Голха? — растерянно спросил толстый.

— Не только. Возникла необходимость общей инспекции, — туманно ответил я.

— Боже мой! Это же нелепо! — толстый всплеснул руками. — Какой инспектор? Зачем нам инспектор? Я вчера говорил с… Он ни словом не обмолвился об инспекторе.

— Герберт, — предостерег высокий. — Инспектор разберется сам. — Повернулся ко мне. — Разрешите представиться, директор Дома — Бенедикт, — вежливой улыбкой поднял верхнюю губу, показал крепкие зубы. — Наш финансовый бог — советник Фальцев.

— Очень, очень приятно, — расшаркался советник. По лицу его было видно, что он испытывает совсем другие чувства.

— Как здоровье сенатора? — заботливо спросил директор.

— Неплохо, — отрезал я.

— Как же так… — растерянно начал советник.

Директор его перебил:

— Прошу вас, — он указал на дверь и распорядился. — Герберт, пришли Элгу.

Финансовый бог поперхнулся. У меня возникло ощущение, что я ляпнул что-то не то.

В кабинете директор усадил меня за обширный стол-календарь, исписанный множеством пометок.

— Итак, господин Павел?

— Может быть, без господина? — предложил я.

— Отлично, — с готовностью согласился директор. — Я для вас просто Бенедикт.

— Меня интересует ваш Дом. Хочется познакомиться поближе. Гремите.

— Да, Дом у нас замечательный, — сказал директор. — Уникальный Дом. К нам приезжают специально из других стран, чтобы принять участие в Спектакле. Знаете, в Италии есть фонтан Грез: если бросишь туда монетку, то обязательно вернешься. Так и у нас. Кто хоть один раз участвовал в Спектакле, тот обязательно приедет еще.

Директор все время улыбался, а глаза его оставались холодными. Мне это не нравилось. Он вполне мог быть фантомом. Впрочем, торопиться не следовало. Фантомом мог оказаться кто угодно. Даже я сам.

— Разумеется, это далось не сразу, — продолжал директор. — Кропотливая работа. Пристальное изучение вкусов молодежи. Ее духовного мира. Вы знаете, у молодежи есть свой духовный мир! Что бы там ни писали наши социологи!

Мне очень хотелось прочитать заметки на столе. Такие торопливые записи могут сказать о многом. Я скосил глаза. Но директор как бы невзначай нажал кнопку, и поверхность стола очистилась.

— Чрезвычайно интересно, — промямлил я.

— Мы ведь не просто копируем историю, — все усердствовал директор. — Мы воссоздаем ее заново. Разумеется, в чем-то отступая от действительности

— но в рамках. Иного я бы и не допустил. — Он поднял широкие ладони. — Какой смысл рассказывать. Сегодня у нас ввод нового Спектакля. Надеюсь, вечер у вас свободен?

— В какой-то мере, — уклончиво ответил я.

— Обязательно приходите! — с энтузиазмом воскликнул директор. — Мы ставим восемнадцатый век. Морское пиратство. Я распоряжусь, чтобы вам оставили марку.

В это время в кабинет вошла светловолосая женщина. Чрезвычайно сексапильная.

Директор обрадовался:

— Элга! Наконец-то! Познакомьтесь, Павел — Элга. Она как раз занимается этой… культурой.

Элга обещающе улыбнулась. Ее короткая юбка едва доходила до середины бедер, декольте на блузке располагалось не сверху, а снизу, открывая живот и нижнюю часть груди.

— Элга вам все покажет, — директор был сама любезность. — Тем более, что она специалист. А меня, извините, Павел, ни одной свободной минуты.

— Буду рад, — сказал я, поднимаясь.

— Пойдемте, — предложила Элга и посмотрела на меня многозначительно.

Я поймал взгляд директора — тоже многозначительный. Очевидно, предполагалось, что теперь новый инспектор поражен в самое сердце.

В коридоре топтался мрачный парень в синем халате. Челюсть у него выдавалась вперед. Увидев директора, он произнес голосом чревовещателя:

— Бенедикт…

— Я уже все сказал, — пресек его директор.

Парень посмотрел на Элгу, потом с откровенной ненавистью на меня и высказал свою точку зрения:

— Ладно. Монтировать камеру — Краб. Записывать фон — Краб. Ладно. Вы Краба не знаете. Вы Краба узнаете.

— Я занят, — еле сдержался директор.

Парень напирал грудью.

Я хотел дослушать этот захватывающий диалог, но Элга увлекла меня вперед. Мы прошли мимо бородатых ребят, занимающихся лепкой. Один из них присвистнул и произнес довольно явственно:

— Элга опять повела барана.

Бараном был, конечно, я.

— Кто это? — спросил я.

— А… художники. Хулиганят — непризнанные гении. — Элга фыркнула. У нее это получилось на редкость привлекательно.

— Нет, вот этот парень с лицом гориллы.

— И верно, похож, — она легко рассмеялась. — Это Краб, мнемотехник. Странный какой-то человек. Все время что-то требует. Бенедикт устал с ним.

Я оглянулся. Мрачный парень весьма агрессивно втолковывал что-то директору. Тот, морщась, кивал. Вид у него был затравленный. Бенедикт действительно устал.

— Что бы вы хотели осмотреть, господин Павел? — спросила Элга.

— Все.

— Благодарю, — она прямо-таки обдала меня синевой. Я подумал, что радужка глаз у нее подкрашенная.

— Все — это очень много, Павел. Может быть, мы сначала посидим где-нибудь, Павел?

Мое имя таяло у нее во рту.

— Сначала немного посмотрим, — извиняясь, сказал я.

Элга передернула плечиком:

— Вот режиссерская. Там готовят сегодняшний Спектакль.

Режиссерская представляла собой громадную комнату без окон. Под светящимся потолком были развешаны десятки волновых софитов для стереокраски, а в центре на разномастных стульях сидели около шести человек. Режиссер, похожий на елку, жестикулировал. Сбоку от него я увидел Кузнецова. Гера задумчиво курил. Он то ли не обратил внимания на открытую дверь, то ли играл свою роль — по легенде мы были незнакомы.