Роберт Говард - Клинок судьбы. Сага Черного Континента Страница 5

На земле лежала груда человеческих костей, а череп, безрадостно скалившийся в пасмурное небо, был расколот.

— Ты… Как ты смог узнать? Ты сам, должно быть, Сатана!.. — забормотал изобличенный убийца.

Кейн скрестил руки на груди.

— Тварь, которую я одолел минувшей ночью, сама поведала мне об этом. Я ее преследовал до самого этого дерева. Демон-убийца — не что иное, как неуспокоенный дух Гидеона! — вскричал пуританин.

Эзра завыл и остервенело забился в руках крестьян, совершенно потеряв сходство с человеком.

— Ты знал все, — хмуро продолжал пуританин. — Ты знал, кто является причиной всего зла, творящегося на пустошах. Ты сам до смерти боялся призрака злосчастного безумца, который и в смерти не обрел успокоения. Поэтому ты не смог заставить себя забрать кости отсюда, чтобы скрыть следы своего преступления в бездонной трясине. Тебе было ведомо, что горемычный дух твоего кузена витает близ места своей погибели.

— На твое счастье, Гидеон и при жизни-то был слабоумен. Где ж ему было смекнуть, как найти тебя! Иначе он давно бы уже добрался до твоей хибары. Из всех сынов Адама он ненавидит тебя одного — именно эта ненависть удерживает его на этом свете, — но беда в том, что его помраченный дух не в силах отличить одного человека от другого. Вот он и губит одну несчастную жертву за другой, чтобы ненароком не упустить своего погубителя, ибо в каждом человеке видит тебя, Эзра-убивец!

Однако стоит ему встретиться с тобой, он безошибочно почувствует, кто перед ним. И тогда призрак Гидеона воздаст братоубийце по заслугам, после чего успокоится в мире. Ненависть овеществила его дух, придала ему способность убивать и калечить живую плоть. И как бы ни страшился он тебя при жизни, теперь того страха нет и в помине!.. — Кейн на мгновение замолк, глядя прямо на солнце. — Все это мне открылось, когда я дрался с ним… Иногда он безумно смеялся, иногда бормотал невнятно, а то и молчал, что было хуже самого страшного крика. И открылось мне также, что утолить его жажду сможет только твоя смерть…

Стояла мертвая тишина, стих даже ветер. Деревенские, так же как и сам Эзра, слушали затаив дыхание.

— Нелегко мне, — продолжил после тяжкого вздоха Соломон Кейн, — вот так хладнокровно приговаривать человека к смерти, да еще назначать ему казнь вроде той, что сейчас у меня на уме. Но ты, Эзра, прозванный Скрягой, умрешь именно так. Умрешь, чтобы могли жить другие люди. И — Господь мне свидетель! — ты более чем заслуживаешь смерти. Но тебе не суждено погибнуть от петли, пули или топора палача. Тебе уготовлена другая участь — ты окончишь свою жизнь в когтях порожденного тобою Ужаса. Ничто другое не успокоит эту заблудшую душу и не сможет положить конец кровавой череде смертей.

Когда Эзра-Каин услышал вынесенный ему приговор, остатки разума покинули престарелого убийцу. Колени его подломились, старик повалился наземь и забился в пыли, вымаливая себе у Кейна другую смерть. Безумец умолял сжечь его на костре, содрать кожу с живого или предать другой сколь угодно лютой смерти. Но лицо пуританина оставалось непроницаемо, неподвижно и непоколебимо — так взирала бы на свою жертву Немезида.

Страх, как известно, порождает жестокость. Ухватив пронзительно визжавшего Эзру, крестьяне сноровисто привязали его к остову дуба. Кто-то посоветовал старику в оставшееся ему время примириться с Создателем. Эзра ничего не отвечал, лишь надрывно кричал и кричал на одной ноте. Один из крестьян замахнулся было, чтобы ударом остановить этот невыносимый вой, но пуританин удержал его руку.

— Предоставь ему примиряться хоть с самим Вельзевулом, благо скоро они с ним увидятся, — мрачно сказал пуританин. — Солнце вот-вот зайдет. Ослабьте его путы, чтобы к наступлению темноты старик сумел освободиться. Все-таки негоже встречать смерть связанным. Мы же не язычники, и это — не жертвоприношение!

Люди в молчании потянулись прочь от страшного дуба, предоставив Эзру его судьбе. Какое-то время до них еще долетали бессвязное бормотание и какие-то нечленораздельные завывания, но вот и они стихли. Старик умолк и лишь с ужасающей пристальностью вглядывался в багровый диск заходящего солнца, словно дожидаясь откровения.

Пробираясь по торфяникам, окруженный толпой крестьян, Соломон Кейн лишь единственный раз оглянулся на привязанного к дереву человека. В неверном свете ему привиделось, будто на изломанном прогнившем стволе вырос чудовищный гриб с глазами мертвеца.

И как раз в этот момент приговоренный к смерти человек испустил один-единственный жуткий вопль:

— Смерть! Смерть! Я вижу черепа среди звезд!

— Любому существу дорога его жизнь, даже такому погрязшему во зле созданию, — вздохнул пуританин. — Помолимся же за спасение его души. У Иисуса, чьему состраданию нет предела, наверняка найдется местечко и для грешных душ вроде этой. Может быть, пламень Божий очистит их от скверны, подобно тому как огонь плотника очищает древесину от гнилостных грибов. И все-таки тяжело у меня на сердце…

— Да что вы так убиваетесь из-за грешного братоубийцы, добрый сэр? — удивился один из мужиков. — Вы ведь волю Божью исполнили. Этой ночью только добрых дел пребудет!

— Если бы знать, — невесело проговорил Кейн. — Если бы знать…

Солнце село, и темнота сгустилась с удивительной быстротой. Словно из бездны по ту сторону небес на мир пали великанские тени и поспешили окутать его ночным мраком, будто укрывая от неведомой опасности, — да может, так оно и было, кто мог сказать? И вдруг откуда-то из глубин ночи донесся замогильный хохот. Люди невольно замедлили шаг, оглядываясь на то место, которое только что покинули.

Однако напрасно всматривались они во тьму. Непроглядная тень легла на бескрайние пустоши — ночь надежно укрывала свои тайны. Зловещую тишину нарушал лишь слабый шелест высокой травы на ночном ветру.

Внезапно из-за далекого горизонта появился диск луны. И на его фоне на какое-то мгновение промелькнул черный, четко очерченный силуэт мчавшегося сломя голову мужчины. Скрюченный, кособокий, он, тем не менее, пронесся едва касаясь земли. А за ним, неумолимо настигая беглеца, проплыла эфемерная тень — безымянный ужас, вызванный из небытия деянием рук человеческих.

На одно неуловимое мгновение, которое людям показалось бесконечно долгим, оба силуэта застыли на фоне рябого лика луны, потом слились в жуткий бесформенный клубок и растворились в тенях.

По пустошам прокатился отголосок леденящего душу призрачного смеха, в котором явственно прозвучало удовлетворение. И пала тишина…

Десница судьбы