Ричард Кнаак - Право по рождению Страница 5

Наклонив голову в сторону Серентии, Атилий удалился. Внимание дочери Сайруса вернулось к Ульдиссиану.

— Уезжаешь так быстро? Я знаю, тебе неудобно, когда рядом брат Атилий и другие, но… Не мог бы ты остаться и побыть со мной подольше?

По непонятным ему самому причинам Ульдиссиану было не по себе.

— Нет… Нет, мне пора возвращаться. К слову о розыске, ты не видела Мендельна? Я думал, что он с твоим отцом.

— Ой, я же должна была сказать тебе! Совсем недавно приходил Ахилий. Он хотел что-то показать Мендельну, и они вдвоём отправились в западный лес.

Ульдиссиан хмыкнул. Мендельн обещал, что в нужное время поедет домой вместе с ним. Вообще его брат привык держать своё слово, но Ахилий, должно быть, наткнулся на что-то необычное. Величайшей слабостью Мендельна было его неуёмное любопытство, и охотнику, прежде чем подогревать его, следовало бы сначала подумать. Начав заниматься изучением чего-либо, младший сын Диомеда терял счёт времени.

Но, хотя Ульдиссиан не уехал бы без единственного оставшегося брата, он не желал находиться рядом с последователями Триединого.

— Я не могу оставаться. Я поведу повозку к лесу — глядишь, и встречу и их. Если я всё же пропущу их, и Мендельн вернётся сюда…

— Я скажу ему, где ты. — Серентия не пыталась скрыть своего разочарования.

Чувствуя себя неуютно по более благоразумной причине, фермер быстро — и чисто дружески — обнял её и взобрался на повозку. Дочь Сайруса отступила назад, когда он подстегнул коня.

Когда повозка двинулась, он оглянулся в её направлении и сила выражения, с которым он смотрел, заставил Серентию просиять. Ульдиссиан не обратил на это никакого внимания, ибо его мысли витали не рядом с черноволосой дочерью торговца.

Нет, в его голове возникло лицо другой — той, чьи локоны были золотыми.

И чей род стоял много, много выше, чем род простого фермера.

Глава вторая

Мендельн хорошо понимал, что брат будет сердит на него, но любопытство на этот раз взяло над ним верх. К тому же Ахилий и вправду был сам виноват: ему следовало хорошенько подумать, прежде чем затевать это.

Между оставшимися в живых сыновьями Диомеда было добрых девять лет разницы, и этого было достаточно, чтобы порой воспринимать их не как двух братьев. Ульдиссиан зачастую вёл себя так, словно приходился дядей или даже отцом Мендельну. В самом деле, судя по тому, что Мендельн сам мог припомнить о своём отце, вкупе с тем, что о нём рассказывали Сайрус, Тибион и другие старейшины, Ульдиссиан походил на Диомеда как внешностью, так и поведением.

Мендельн чем-то походил на брата, но он был короче на полфута и, пусть и закалённый нуждами фермерской жизни, всё же был далеко не таким сильным. Лицо его было у́же и более вытянутым — как ему говорили, в мать — а чёрные глаза сверкали, словно тёмные каменья. Никто в деревне не мог сказать, откуда это, но Мендельн рано выяснил одно: его пристальный взгляд мог выбить из колеи любого за исключением его брата и того, с кем он находился сейчас.

— Ну, что скажешь? — прошептал Ахилий, держась позади.

Мендельн с трудом оторвал взор от чудесной находки охотника. Ахилий был крепко сложенным малым со светлыми волосами и ростом почти с Ульдиссиана. В отличие от Мендельна, одетого практически так же, как его брат, не считая более тёмного оттенка туники, одежда Ахилия являла смесь зелёного и коричневого и состояла из короткой куртки и штанов, которые позволяли ему слиться с теперешним окружением. Обут он был в кожаные ботинки, в которых он мог красться по лесу так же неслышно, как любой зверь. Его стройный стан подразумевал стремительность движений, но в то же время изобличал немалую силу. Брат Ульдиссиана как-то попытался натянуть большой лук, которым так гордился Ахилий, но его попытка не увенчалась успехом. Охотник с ястребиным взором превосходил умением не только жителей Серама, но и — по крайней мере, по оценкам Мендельна — всех охотников за его пределами. Мендельну доводилось воочию наблюдать мастерство Ахилия, когда он одерживал верх над опытными стражниками из проходящих обозов. Они не превзошли его ни разу.

— Оно выглядит… Очень древним, — наконец сумел выговорить Мендельн. Он ощущал некоторое замешательство; даже Ахилий заметил это.

Но охотник кивнул так, словно внимал мудрецу. Хотя он и был больше чем на пять лет старше Мендельна, он обращался с младшим сыном Диомеда так, как будто Мендельн был средоточием всех знаний мира.

Это был один из немногих источников разногласий между Ахилием и Ульдиссианом, который видел мало проку в учениях его брата, просто стараясь их терпеть.

— Штука в том, что… — лучник пробежался рукой по волосам, густотой напоминавшим львиную гриву, — …я был здесь много раз, но клянусь, этого никогда здесь не было!

Мендельн только кивнул, его внимание было вновь поглощено находкой товарища. Он мог только завидовать острому взору Ахилия, его же собственное зрение зачастую заставляло его ближе размещать пергамент, чтобы добыть из него столь драгоценные для него слова.

И конкретно в данный предмет ему пришлось всмотреться с особенно близкого расстояния, ибо символы, выгравированные на его лицевой стороне, были во многих местах почти полностью истёрты временем и непогодой. Некоторые из них невозможно было различить, даже упершись в камень кончиком носа. Было ясно, что объект перед ним долгое время подвергался воздействию погодных явлений, и, в то же время, как такое было возможно, если, по словам Ахилия, он появился совсем недавно?

Встав на колени перед ним, Мендельн оценил его размеры. Чуть больше длины стопы с каждой стороны квадратного основания и, если встать, на ширину ладони ниже колена. Ровный верх примерно вполовину меньше ширины основания. Уже из-за одних размеров каменное изваяние было невозможно пропустить.

Мендельн потрогал землю перед ним.

— Не заметил в округе никаких изменений?

— Нет.

Мендельн чуть ли не с благоговением провёл пальцами по наиболее чётко различимым символам. Различимым лишь в том смысле, что он мог видеть их, но не понимать их значения. Один выступающий знак петлял внутри и вокруг себя, не имея конца. Когда Мендельн прикоснулся к нему, его охватило ощущение глубокой старины.

Он непроизвольно покачал головой. «Не старины, — подумал брат Ульдиссиана, — но вечности».

Разум Мендельна остановился на этой мысли, никогда прежде ему не приходилось постигать ничего подобного. Вечность. Как такое может быть?

Камень был чёрным, но знаки блестели, словно серебряные. Это тоже восхитило его, так как было не похоже, чтобы их раскрашивали. Умение, с каким весь предмет был выточен, лишило бы дара речи ремесленника куда более искушённого, чем жившие в Сераме или даже во всём западном регионе.