Константин Сергиевский - Цена могущества Страница 5

Некоторые книги я просто пролистывал и откладывал в сторону, и на следующее утро они исчезали. Другие, те, что понравились — переставлял на правый край полки, где они и оставались. Постепенно моя библиотечка росла. Я жадно впитывал новые знания.

Прошел год. Я старался следить за календарём, делая пометки на пергаменте, но в итоге выяснилось, что я где-то «потерял» больше недели. Вероятно, это были первые безумные дни, слившиеся для меня в один. Колдун объяснил мне заранее — в годовщину его прихода он выполнит любое моё желание. Умение произносить слова заклинаний для меня не обязательно. Просто слово. Одно слово за каждый год.

Когда настал этот день, я не стал думать долго.

‑ Умри! — выкрикнул я, зачем-то выбросив руку в сторону его лица.

‑ Да будет так, ‑ произнес он. И… умер.

Он не притворялся. Грудь его перестала вздыматься при дыхании, глаза остановились и помутнели, разгладились черты лица. Но труп продолжал мыслить и двигаться.

‑ Для меня уже неважно, живо моё тело или нет, мальчик, ‑ глухо, без интонаций, произнёс он. — Убить и уничтожить — две разные вещи. Ты меня убил. Хочешь уничтожить — я научу тебя, как это сделать.

Я его не слушал — я бросился прочь.

И ничего в моей жизни не изменилось. Ужас случившегося притупился, но не забылся. Мёртвый колдун продолжал шуршать своей рясой над своими ретортами и нечестивыми книжками. Я продолжал бесцельно слоняться по своему замкнутому мирку — по своей тюрьме.

Мирок был маленьким и тесным. Я изучил все его закоулки, подобрав ключи, пробрался в те места, вход в которые раньше был мне воспрещён. Ни оружейная комната, ни бедная полупустая сокровищница надолго меня не заинтересовали. После всех ужасов, которые я пережил, мне не показалась страшной тюрьма в глубоком подвале. Тем более, что, судя по толстому слою пыли на полу и на стенах, узников там не держали как минимум последние сто лет. Я находил себе какие-нибудь занятия, порой совершенно бессмысленные — например, перетаскать гору дров от одной стены другой, вымыть полы в тронном зале. Всё, что угодно, лишь бы хоть чем-то занять время. Бывали дни, когда я почти не вылезал из кровати, читая очередную книгу или просто бесцельно глядя в потолок, ненадолго спускаясь вниз лишь затем, чтобы поесть.

Прошло ещё три года. Мне нечего о них рассказать — каждый день ничем не отличался без предыдущего.

Не помню, когда я заметил, что не расту. Мне ни разу за всё это время не приходилось стричь ногти и волосы. Глядя на себя в зеркало, я не замечал в своей внешности каких‑либо изменений. Это было странно — я испытывал голод и жажду, ел, пил и справлял естественные надобности; у меня возникало чувство усталости, и мне необходим был сон. И при этом — я не изменялся внешне.

Я давно уже задумал очередное желание, но, помня о предыдущей ошибке, решил выждать для верности ещё два года. И вот, три года спустя — снова келья колдуна, снова его вопрос.

‑ Верни. Моих. Родных. — Раздельно и отчетливо произнёс я.

Колдун посмотрел на меня мутным задумчивым взглядом.

‑ Пусть будет по-твоему. ‑ Сказал он после долгой паузы.

Окрылённый надеждой, я стремглав бросился вниз по лестнице…

…Они ждали меня внизу. Неподвижные. Молчаливые. Мёртвые.

Отец стоял, как это часто доводилось мне видеть, твёрдо расставив ноги и заложив за пояс пальцы больших рук. Вот только в груди его зияли две неровных дыры, плащ, брюки, сапоги были обильно залиты запекшейся кровью. Мама стояла рядом с ним, склонив голову к могучему плечу отца. Спутанные волосы закрывали её лицо. То, что от него осталось… Переминались с ногу на ногу близнецы — лица оскалены улыбками, у одного внутренности вывалились из распоротого живота, рука другого вывернута неестественным образом, локоть торчит вперёд. Чуть далее стоял Сэм, сын кухарки, мой недавний приятель по играм. Я не слишком удивился, увидев его, среди дворовой челяди ходили разные слухи. Просто так странно было обрести (или правильнее — потерять?) ещё одного брата. Ужаснее всего выглядела Лидия — голова на свёрнутой шее запрокинута назад, острый подбородок задран вертикально вверх. Я понимал, что этого не может быть — тела моих близких сгорели, их прах просеялся сквозь мои пальцы. Но это — было.

Моё желание исполнилось — мои родные вернулись ко мне. Но колдун обманул меня, вернув лишь изувеченные тела, а не души.

Отчаянно вскрикнув, я бросился прочь — мертвецы двинулись за мной следом. Они каким‑то образом чувствовали, где я нахожусь, и стоило мне оторваться от них и где‑то спрятаться, как некоторое время спустя моё ухо начинало улавливать звуки шаркающих, медленно, но неотвратимо приближающихся шагов. Двигались они медленно, но эта гонка не могла продолжаться вечно. Рано или поздно я выбьюсь из сил, и тогда они доберутся до меня… Что будет тогда? Они не причинят мне вреда, я был уверен в этом. Просто столпятся вокруг, будут топтаться на месте, качаясь, переступая с ноги на ногу. А я сойду с ума — от ужаса, от жалости, от вновь оживших страшных воспоминаний.

У меня каким-то образом хватило ума не пытаться скрыться в каком‑нибудь замкнутом помещении, запершись изнутри — я сам себе отрезал бы все пути к бегству. Перемещаясь перебежками, как преследуемый гончими зверь, я соображал, что же мне следует предпринять. Наконец, решение созрело. Я выманил мертвецов через центральный вход, быстро обежав замок, проник в него через окно двора. Когда они приползли обратно, я поджидал их в конце длинного и узкого коридора первого этажа. Попустив их поближе, я выскользнул за дверь и опустил засов. Пока они бессмысленно в неё толкались, я стремглав пронёсся через три смежных зала, вновь выскочил в коридор и запер дверь, прежде чем они успели выйти наружу. Нежити (я не мог заставить себя думать о них как о семье!) оказались заперты в узком отрезке коридора. Выбраться из него они не могли.

Тяжело дыша, я медленно сполз на пол, прижавшись спиной к двери, всем телом ощущая несильные беспорядочные толчки слабо бьющихся о дверь мертвецов. Ужас четырёхлетней давности вновь с полной силой обрушился на меня.

Мертвецы были временно изолированы, но никуда не исчезли. Каждый раз, когда я проходил мимо запертой двери, я слышал их движения, шорохи и толчки. Казалось, что я вижу, как они смотрят на меня своими мутными, подёрнутыми мутной паволокой глазами.

Ко мне вернулись ночные кошмары. Я вынужден был вновь перебраться в комнату прислуги, запирать дверь на ночь на засов, наваливая поверх баррикаду из мебели. И каждую ночь мне снился один и тот же сон — дверь под сильным ударом распахивается, отец тянет ко мне свои руки, мать заключает меня в ледяные объятия и прижимает к окровавленной груди, Лидия приникает к моим коленям. Я просыпался с воплем.