Джеймс Блэйлок - Бэламнийская трилогия Страница 5

Мэр заверил Джонатана в том, что разговор о путешествии по реке будет перенесен на утро. Следующий день был рыночным, и они договорились встретиться в Ратуше, чтобы обсудить случившееся в Ивовом Лесу и решить судьбу предстоящих праздников.

Вернувшись к своему креслу перед очагом, Джонатан опять попытался взяться за “Повесть о Лесе Гоблинов”. Он сделал вид, что вопрос о путешествии к побережью исчерпан и что это легко подтверждается той беззаботностью, с которой он принялся за чтение. Однако он просто смотрел на буквы и через одну-две страницы вдруг осознал, что совершенно не понял прочитанного.

– Смельчак же, однако, – пробормотал он, и Ахав, возлежавший на другом кресле, естественно, решил, что речь идет о нем, и слегка испугался, что Джонатан начнет ругать его за исчезнувший сыр.

“Значит, смельчак? Что ж, несомненно, – подумал Джонатан. – Ведь это я – господин Сыровар, и это у меня есть чудесный маленький плот, и, значит, именно я больше всего во всей деревне гожусь для того, чтобы совершить подобное путешествие. Однако же недели путешествия по пустынной реке…”

Этот план, довольно трудновыполнимый для Сыровара, лучше всего было обдумать при свете дня. Джонатан знал по опыту, что ночью многие вещи выглядят мрачнее и туманнее, чем они есть на самом деле.

Наконец настало время ложиться спать, и Джонатан погасил фонарь, запер дверь на засов и забрался под одеяло. Ахав предпочел провести ночь на своей подстилке, недалеко от тлеющих угольков, и, едва устроившись, тотчас же погрузился в свои сны.

Глава 2

Месяц, подходящий для путешествий

Ахав проснулся первым, поскольку огонь в камине уже потух, а утро было на редкость холодным. Джонатан лежал в своей кровати, накрытый одеялами, поверх которых он положил еще пуховое покрывало – оно было таким огромным, что укрывало Джонатана с макушкой и спускалось до самого пола. На ночь он обычно надевал ночной колпак и полосатую пижаму, и поэтому у него в кровати было так же жарко, как в печи гномов во время выпечки медовых пряников. Ахав прыгнул на кровать и начал рыться в одеялах, делая вид, что занимается поисками какого-то важного предмета, который он здесь якобы потерял. Разбуженный от прикосновения чего-то холодного, Джонатан вскрикнул и переполз к краю кровати, предоставляя Ахаву возможность занять противоположный.

Но из– за громкого тиканья карманных часов, которые лежали рядом на столе, ему никак не удавалось опять заснуть. И чем упорнее Джонатан пытался игнорировать этот звук, тем более громким он казался. Кроме того, пятка, вместо того чтобы довольствоваться теплом и уютом, вдруг начала чесаться; и она не просто хотела, чтобы ее почесали, но и требовала, чтобы ее вытащили из-под одеяла и хорошенько размяли. Но Джонатану было слишком тепло и уютно, чтобы обращать внимание на подобные глупости. Когда ему удалось наконец не обращать внимания на тиканье и зуд в пятке, Ахав вдруг начал громко храпеть, словно был не псом, а медведем гризли, и сучить лапами. Ему снился очень захватывающий сон, в котором он преследовал лодку с сидящим в ней странным маленьким человечком в высоком цилиндре, мчась за ней вдоль берега реки.

В ярости – не в дикой, а в тихой утренней ярости – Джонатан выскочил из постели. Кроме того, на колокольне пробило семь раз, и если он хотел успеть в Ратушу к половине девятого, то ему пора было вставать.

Первое, что он делал каждое утро, – это ставил на плиту кофе. Он молол пригоршню темных, маслянистых кофейных зерен с таким расчетом, чтобы полученный порошок занял треть чашки, бросал его в фарфоровый кофейник и на три четверти наполнял водой. Затем ставил рядом кастрюлю воды для овсяной каши и нарезал ломтиками пшеничный хлеб для тостов. Вскоре вода в кофейнике начинала булькать, и точно в тот момент, когда она закипала, Джонатан снимал кофейник с плиты и давал кофе завариться. Густой кофейный аромат наполнял кухню, и Джонатан принимался за чашку кофе. В эти минуты для него не существовало больше ничего.

Когда он и на этот раз с удовольствием принялся за тосты с персиковым джемом, овсяную кашу и кофе с сахаром, на кухню протопал Ахав. Еще сонный, он как следует потянулся и встал у стола, во все глаза глядя на ломтик намазанного маслом тоста. Джонатан отломил кусочек, намазал на него тонким слоем джем и бросил его Ахаву, который тут же нашел, что тост и в самом деле хорош. Затем они с удовольствием расправились еще с одним тостом.

Покончив с завтраком, Джонатан вышел из дома и побрел по посыпанной гравием дорожке к сыроварне. Там он вытащил из-под укрытия тележку. Вместе с Ахавом, который то семенил рядом, то отдыхал в доме, Джонатан выносил из сырохранилища сыры всех сортов и размеров и грузил их на тележку. Тут было и полдюжины глиняных горшков, наполненных плавленым сыром, и три куска с разноцветными разводами – тот самый сыр, которым они с мэром лакомились ночью. С потолка сырохранилища свисали сыры, сделанные из козьего молока, покрытые корочкой поваренной соли, и среди них можно было найти треугольники чудесного сыра с луком, беконом и сардинами.

Вскоре тележка была нагружена, и Джонатан стал спускаться вниз по склону холма в сторону центра селения, не уставая восхищаться ясным небом, инеем, покрывавшим коньки крыш, и льдинками, плывшими в водах глубокой тихой реки к самому морю. Погруженный в свои мысли, он не заметил, что в какой-то момент его тележка слегка покачнулась и внезапно стала тяжелее. Когда же он оглянулся через плечо, то увидел, что это Ахав залез в тележку и задремал там среди сыров.

В Ратуше было шумно и суетливо. Десятка два любителей поспорить и поторговаться били себя кулаками по открытым ладоням и надрывали глотки, чтобы никто не сомневался в том, что сказанное очень важно. Лицо старика Бизла, владельца магазина “Мануфактура и товары повседневного спроса Бизла”, было красным; очки сползли на кончик носа. Во весь голос он заявлял о том, что, по его мнению, пристань Ивовый Лес просто-напросто смыло течением. По его словам, он имел научное доказательство того, что пирсы, выстроенные там, не могли столько лет без последствий противостоять бешеным атакам вздувшейся реки. Если присутствующие удосужатся взглянуть на диаграммы и схемы, которые он принес с собой, то все согласятся со сказанным им. После этого жителям городка Твомбли следовало бы немедленно приступить к укреплению своих берегов на случай подобной опасности.

Однако люди не проявляли должного интереса к словам мистера Бизла, главным образом потому, что его диаграммы и схемы они имели возможность лицезреть каждый год – старик непременно являлся с ними в Ратушу с началом сезона дождей. Его удивительные чертежи с изображениями фортификационных сооружений средних веков были испещрены множеством цифр и подписей к ним типа “нагрузка давлением”, “воздействие потока” и “турбулентные завихрения потока” – слова, выглядевшие значительными и важными.