Далия Трускиновская - Аметистовый блин Страница 5

– Я поклялась, что теперь выйду замуж за первого, кто сделает предложение, будь это хоть подзаборный алкоголик, хоть президент партии сексуальных меньшинств, хоть… хоть… ну, не знаю кто!

– Я никому об этом не говорил! – в ужасе воскликнул Сережа. Ужас, впрочем, был какой-то подозрительный…

– При чем тут ты?!!

– Майка?…

– Майка? – Данка призадумалась. – Ну, наверно, и она тоже.

– А кто еще?

– Да я, понимаешь, я! Я сама всем раззвонила! Ну и вот…

– Посватался президент?

– Хуже!

Лицо у Данки сделалось такое, что Сережа осознал: лучше в петлю, чем под венец!

И кто бы это мог быть?

Данка смотрела на него так, будто Сережа не только знал этого человека, но и числил его на первом месте в списке смертельных врагов.

– Ну? – с надеждой спросила Данка. – Еще не понял?

– Понял… – ошарашенно произнес Сережа.

В год своего знакомства с Майкой он застал как-то в Данкиной квартире человека, который вызвал у него резкое внутреннее сопротивление. Потом Майка с восторгом толковала, как Данка выставила это убоище и прокляла отныне и до веку. Затем в разговорах между подружками он фигурировал как образец всего того, чему в жизни порядочной женщины – не место. Да еще под кодовым наименованием – Убоище. Сережа полагал, что этот красавец давно уже пристроен, а о Данке и думать забыл.

Оказалось – фиг вам. После позорного изгнания ему даже не потребовалось, в порядке зализывания ран, жениться на другой. Он был женат давно и выгодно. Жена приняла его, но, видно, где-то во внутреннем блокнотике поставила очередную галочку. Затем примерно совпали два эпохальных события – Данку бросил жених, а Убоище было брошено поумневшей женой. Но Данка-то осталась в своей квартире, вооруженная пневматическим пистолетом. А Убоище очнулось, сидя на чемодане.

Заметавшись в поисках пристанища, оно и узнало про страшную Данкину клятву.

К счастью, тот приятель, что разболтал о клятве Убоищу, позвонил Данке и предупредил, что к ней скоро приедут свататься. Жениха он не назвал, но это и не требовалось. Почуяв, откуда ветер дует, Данка собрала информацию – и поняла, что пора уносить ноги.

У треклятого Убоища хватило бы подлости сделать предложение в присутствии большого количества народу – и Данка оказалась бы повязана по рукам и ногам.

Она ожидала от судьбы чего-нибудь этакого, она просила судьбу послать ей хоть завалящего мужичонку, чтобы как можно скорее проучить беглого жениха. Но почему вдруг Убоище?…

В справедливом негодовании Данка напрочь забыла, что четыре года назад была влюблена страстно и отчаянно. И ведь видела она тогда в Убоище много такого, за что спокойной жизнью пожертвовать было не жалко. А теперь, полюбуйтесь, сидит на кухне, на чужой, кстати, кухне, и чуть что – за пистолет хватается.

Разумеется, она не рассказала все это Сереже связно, так, чтобы следствия вытекали из причин, а не наоборот. Рассказала, как могла. Но он все-таки понял.

И задумался – а что разумного можно сказать женщине, которая влипла в такую историю?

Долго бы он думал, кабы не вмешался звонок.

Данка цапнула пистолет. Почему-то ей мерещилось, что Убоище непременно идет по ее следам, готовое ворваться и потребовать немедленного исполнения клятвы.

– Это телефон, – успокоил Сережа и снял трубку.

– Сереженька? – когда Майка вкладывала сходу в голосок всю нежность мавританского гарема, это означало, что Сереженьке на ночь глядя придется куда-то ехать, устрашать дураков бицепсами и выносить Майкино тельце из-под огня. Она не была авантюристкой в сексуальном смысле слова, вовсе нет, она только время от времени попадала в какие-то не те компании, откуда не могла выбраться самостоятельно. Да и какой идиот захочет добровольно отпускать прехорошенькую женщину-ребенка, очаровательно наивную и миниатюрную, с глазищами в пол-лица, одну из тех немногих женщин, кому действительно к лицу короткая стрижка и челочка. Правда, в отличие от Данки, Майка свои русые волосы вычернила и сделалась от того очень пикантной.

– Ну, я, – предчувствуя ночные подвиги, сказал Сережа.

– Слушай, ты бы не мог меня отсюда забрать?

– А ты где?

– Сережка, садись в такси, я оплачу, и лети мухой… – Майка уже командирским голосом назвала адрес. И это оказалось далековато.

– Зачем тебя туда занесло?

– За сердоликом! За большим куском сердолика! С белыми прожилками!

И тут кончается реалистическая часть нашей истории и начинается Аллах ведает какая. Благоразумный читатель возразит, пожалуй, что медицинское оборудование из старого фена, резиновой трубки и камня с сомнительной репутацией на реализм что-то не тянет. А нелепая клятва выйти замуж за первого встречного могла прозвучать сгоряча, да кто ж ее всерьез выполнять станет? И бывший муж, вечно спешащий на выручку к бывшей жене, – тоже не из нашей действительности. А привидение, имеющее пятьдесят два сантиметра в бицепсе, – это как понимать?

Извините. Вот такой на сей раз получается реализм.

Кстати, все познается в сравнении. Так вот – по сравнению с тем, что будет дальше, это – презренное бытописательство, хуже всякого производственного романа. Ведь пока еще не нарушены ни один закон Ньютона и ни одно начало термодинамики. Но будут, прах побери, будут! И в большом количестве…

Глава вторая, приключенческая

У приключений странные повадки.

Редкое приключение явится в приличное время – скажем, с утра, когда человек выспался, умылся (кое-кто – побрился), позавтракал и готов к бурному дню. Или, например, к обеду, в пик активности организма.

Нет! Оно возникает, когда силы на исходе, ужин – в желудке, постель разобрана и телевизор выключен. Оно призывает под свои знамена людей измотанных, сердитых, бурчащих, недовольных. И ведь одеваются, суют в кошелек побольше денег, кидают в сумки то, что потребуется в дороге (Данка благоразумно затолкала пистолет не к себе в рюкзак, а в Сережину сумку), и тащатся леший знает куда!

После того, как Майку пришлось в течение одного месяца извлекать последовательно из ресторана при телебашне, элитной гостиницы, где обычно селили приезжающих в город на гастроли знаменитых артистов (кто знал, что эти столичные звезды и пьют не как нормальные люди?), и засекреченной в подвале государственного учреждения финской бани, Сережа кротко поинтересовался, будет ли так всегда, или она свой годовой план уже выполнила.

На сей раз адрес был банальный – улица, дом, подъезд, квартира. Услышав этот адрес и вслух повторив его, Сережа недоуменно посмотрел на Данку.

В каждом городе есть улицы, неизвестные таксистам. И это честное неведение, не имеющее ничего общего с попыткой наездить побольше. Особенно много проблем возникло в последние годы, когда тысячи Советских, Пролетарских, Краснознаменных, Комсомольских, Пионерских, Ленинских, Первомайских и Октябрьских улиц вернули себе прежние названия. Но и раньше случались такие закоулки, которые вроде бы и в центре, а знает о них только человек, которого угораздило там поселиться.