Роберт Говард - След гунна Страница 5

Турлоф задумчиво пожал плечами:

– Хорошо, я поеду с тобой, Сомакельд, потому что мой конь устал, а я голоден. Я останусь с вами на какое-то время, потому что чувствую в воздухе запах войны, – видишь, вороны уже слетаются сюда со всех сторон! Я не уйду от вас, когда в этом поле скрестятся клинки, я буду сражаться за вас.

Когда Турлоф и Сомакельд подъехали к лагерю тургославов, ночь уже опустилась на землю. Кельту приходилось видеть лагеря татар, и славянский мало чем отличался от них. Такие же высокие неуклюжие повозки – рядом с ними, сложенные в аккуратные кучки, лежали конские седла; те же кольца вокруг костров, где женщины готовили пищу и наполняли роги молоком и медом. И арийцы, и тюрки развивались во многом одинаково. Турлоф понял, что сейчас он видит уже уходящую стадию жизни арийцев – они постепенно расставались с кочевой жизнью и переходили к оседлой, начиная заниматься земледелием; или сливались и поглощались татарскими кочевниками.

Кельт увидел все признаки этого смешения среди арийских и монгольских степных народов. У многих тургославов были широкие скулы и черные волосы, свидетельствующие о наличии в них тюркской крови; попадались и чистокровные татары, хотя все же основная масса соплеменников Сомакельда имела арийскую внешность – высокий рост, крепкое сложение, светлые глаза и льняные волосы. Следы смешения с татарами, пожалуй, заметнее всего были среди казаков.

Лошади арийских кочевников отличались ростом и мощью, а их мечи были длинными, прямыми и обоюдоострыми. Кроме того, их вооружение состояло из тяжелых топоров, пик и кинжалов, а также луков, более легких и менее действенных, чем луки их турецких противников.

Доспехи они носили довольно примитивные – железные пластины, прикрепленные к рубахам из грубой кожи, железные шлемы, круглые деревянные, обтянутые кожей и обитые железом щиты. Поверх одежды они надевали плащи из овечьих шкур. Мужчины были выносливыми, храбрыми в бою и добродушными в дружеском застолье, а женщин отличали приветливость, мягкость и красота.

К ним навстречу помчались часовые, что разъезжали по степи, но Сомакельд крикнул им несколько слов, и они тотчас повернули обратно. На небе уже появилась луна, когда Турлоф и его новый товарищ рысью поднялись на склон, с которого открывался вид на славянский лагерь. Окинув острым взглядом равнины, кельт увидел темные, похожие на тени фигуры, приближавшиеся со всех сторон к лагерю.

– Мой народ собирается вместе, чтобы дать бой туркам, – пояснил Сомакельд, и Турлоф кивнул, вглядываясь в темную колышущуюся массу. Его глаза вспыхнули в темноте, когда смутная память предков шевельнулась где-то в глубинах его души. Да, славянские кланы собирались, как когда-то арийские – в далекие смутные времена, – и среди них предки самого Турлофа приезжали в эти же степи, трясясь в неуклюжих громыхающих повозках или крепко держась за гривы полудиких коней.

Турлоф и Сомакельд спустились со склона и приблизились к кострам, откуда тотчас раздались возгласы приветствия. Турлоф сразу определил вождя племени – его звали, как сказал Сомакельд, Грогар Скел. Он был уже стар, но в его льняного цвета бороде все еще не было седых волос, и, когда он поднялся, чтобы приветствовать вновь прибывших, кельт увидел, что вождь обладал могучим телосложением и годы не затуманили орлиного взора его острых глаз, не ослабили его железных мускулов.

– Твое лицо незнакомо мне, – произнес Грогар Скел глубоким спокойным голосом. – Ты не славянин, не турок и не татарин. Но, кто бы ты ни был, слезай с коня и дай ему отдохнуть. Поешь и выпей с нами сегодня ночью.

– Это очень храбрый и опытный воин, атаман, – поспешно заговорил Сомакельд. – Богатырь, герой! Он пришел помочь нам в борьбе против турок! Клянусь честью моего племени, нынче он отправил троих турецких псов выть у ворот ада!

Старейшина наклонил голову с густой, как у льва, гривой волос.

– Наши жизни принадлежат тебе, богатырь!

Соскочив с коня, Турлоф заметил у костра воина средних лет, по-татарски приземистого и плечистого. У него был вид полководца, а под накидкой из овечьей шкуры поблескивала серебряная кольчуга. Его темное широкоскулое лицо было неподвижным, но маленькие, похожие на бусинки глаза загорелись, когда он взглянул на великолепного чалого жеребца кельта. Рядом с ним сидел стройный красивый юноша, по-видимому его сын.

Турлоф убедился, что о коне его хорошо заботятся, и присел возле костра. Сомакельд, гордый своим новым знакомством и тем, что ему разрешено сидеть вместе с бывалыми воинами, поведал о своей встрече с кельтом, а затем пересказал историю о его странствиях и приключениях. Все слушали его с нескрываемым интересом, а к костру между тем все продолжали подходить люди, которые смотрели на кельта с любопытством и удивлением, выслушивая пересказанные шепотом рассказы о его подвигах.

– Ты выглядишь орлом, и взгляд твой орлиный, богатырь, – сказал Грогар Скел: – Для меня немного значит, что ты был когда-то правителем в своей земле, но я хорошо знаю, что ты прирожденный правитель людей. Да, тургославам нужны люди с острыми мечами и сильной волей. Хогар-хан надвигается на нас, и кто знает, как могут повернуться события? Турки – опытные воины, но они разлетелись, как птицы, гонимые ветром, от крыльев воинов Чага-хана. – И он кивнул в сторону татарина, который не спеша потягивал сброженное кобылье молоко – кумыс.

– Да, – отозвался татарин. Его голос был подобен лязгу меча, вынимаемого из ножен. – Они были как волки среди овец – клянусь Эрликом, они все безумны!

– Они действительно безумны – в бою они быстрые и беспощадные, подобно огню, пожирающему степную траву, – кивнул Грогар Скел. – Иногда мне кажется, что они исполнены каких-то злых чар. Хогар-хан заявляет, что ему свыше передана власть, которой некогда, в далекие времена, обладал царь с обагренными кровью руками – Аттила, правитель гуннов. Более того – Хогар-хан носит на поясе его меч, напитанный кровью убитых царей.

Турлоф удивленно покачал головой. Глаза-бусинки Чага-хана обратились к нему.

– Я видел этот меч, – сказал он, вновь подняв свою кружку с кумысом. – В его руке горело пламя, которым он кормил змей. Клянусь Эрликом, старуха смерть несется впереди его коня, и черный ветер, исходящий из нее, сжигает все вокруг. Когда он скачет, то кажется, что скачет целая орда, и никто не может встать у него на пути. Он выстелил за собой кровавый след из искромсанных тел моих воинов.

В воздухе повисло молчание. Ночной ветерок шелестел высокой травой, вдали слышались громыхание повозок и перекличка часовых. Грогар Скел задумчиво теребил густую косматую бороду.