Ник Перумов - Эльфийский клинок Страница 50

У них просыпался аппетит, и они спускались в какой-нибудь из многочисленных кабачков, где всегда встречали радушный приём, отменное угощение и общество – как правило, из гномов, – в беседе с которыми приятно было скоротать время и узнать все последние новости; иногда разгорались споры, однако теперь гномы стали вести себя куда тише. Так и не привыкнув оставлять дома боевые топоры, они, словно сговорившись, возмещали их отсутствие избытком иного оружия, что порой придавало им весьма комичный вид. Несколько раз Фолко замечал, как Торин украдкой беседует вполголоса с некоторыми из встреченных ими гномов, делая потом какие-то пометки у себя в книжечке.

Всё это время их не забывал Рогволд. Бывший сотник заходил через два дня на третий, рассказывая, как подвигается дело с их прошением. Ловчий выглядел бодро, однако никогда не задерживался с друзьями надолго.

Шли дни, миновал сентябрь, шла вторая неделя октября, над городом всё чаще завывал холодный северный ветер, и хоббиту пришлось вспомнить о тёплом плаще – осень здесь, в Аннуминасе, оказалась куда прохладнее хоббитанской. Здесь не было защиты в виде длинных и высоких холмистых гряд, прикрывавших родину Фолко с севера, и дыхание ледяных пустынь в арнорской столице ощущалось куда сильнее.

Впоследствии хоббит вспоминал об этом времени как о лучшем, самом светлом и радостном в его жизни. Все заботы и тревоги отступили, вести с границ стали не такими тревожными, и Фолко, убаюканный постоянным видом спокойной и уверенной в себе мощи Северного королевства, почти забыл о пережитых им минутах ужаса и отчаяния, казавшихся тогда беспросветными. Ему теперь не хотелось никуда идти, и иногда он сам, стыдясь своих мыслей, мечтал о том, как хорошо было бы остаться в этом сказочном городе навсегда, поселиться тут с друзьями и жить, не зная горя и тревог.

Впрочем, совсем уж безмятежным их существование долго оставаться не могло. Торин всё чаще вздыхал, озабоченно хмуря брови, когда в очередной раз заглядывал в свой кошелёк. Жизнь, которую они вели, при всей её умеренности, всё же требовала немалых денег, и сбережения Торина постепенно таяли.

И вот однажды Фолко довелось случайно услышать негромкий разговор во дворе, когда он возвращался после очередного урока с Малышом. Голоса за углом заставили его чуть замедлить шаг.

– Как дела, как принял тебя Эймунд? Мне он тебя очень хвалил, – говорил Рогволд.

– Принял очень хорошо, – отвечал Торин. – Вообще там ничего, работать можно. Есть славные клинки, но доброго железа маловато, и почти никто не умеет как следует закалить сталь. Впрочем, там сейчас много починки. Латаю кольчуги, завариваю шлемы. Не очень весело, зато хорошо платят.

– Что ж, я рад, что мне удалось помочь тебе…

Говорившие разошлись в разные стороны, и Фолко долго ещё стоял с пылающими от стыда щеками.

«Торину пришлось зарабатывать им на жизнь! Они с Малышом сидят у него на шее, ленясь даже пошевелить пальцем, чтобы обеспечить себе пропитание! Ну ничего. С сегодняшнего дня прекращаем такую жизнь», – подумал он и стиснул зубы.

Жизнь их после этого изрядно изменилась. Торин уходил теперь на весь день и появлялся только под вечер, усталый, с покрытым гарью лицом; на его руках появились свежие ожоги. Фолко молча страдал, но, несмотря на все свои поиски, ничего не мог найти себе по силам. Малыш же и в ус не дул, считая, очевидно, что всё так и должно быть.

Однако судьба благоволила к хоббиту, и он нашёл то, в чём нуждался, причём там, где даже не сообразил поискать сначала.

Как-то раз – дело было в середине октября, спустя неделю после того, как Торин взялся за работу, – Фолко и Малыш, закончив урок, отправились подзакусить в трактирную залу. Ожидая, пока им принесут их скромную еду, Фолко засмотрелся сквозь открытую дверь кухни – там двое слуг возились с только что привезёнными свежими грибами. У обожавшего грибы хоббита враз потекли слюнки, он бросился к хозяину и едва дождался появления на столе своего любимого блюда. Однако первая же ложка вызвала у Фолко лишь горькое разочарование. Грибы здесь готовить не умели, точнее, не умели готовить как следует. То, что получалось у здешних поваров, даже отдалённо не напоминало тонкие блюда, подливы и соусы, выходившие из-под рук хоббитских хозяек. Фолко скривился и украдкой сплюнул – однако случилось так, что это заметил случайно проходивший мимо хозяин трактира.

– Что это вы, почтенный хоббит, али грибки наши не по вкусу пришлись? – Вид у трактирщика был весьма обиженный.

– Что ж душой кривить, и впрямь не по вкусу! – ляпнул Фолко. – Для Верзил, людей то есть, может, ещё и сгодится, а в Хоббитании такое даже собакам бы постеснялись отдать.

– Вот как?! Как же их, по-твоему, делать надо? Может, поучишь нас, глупых, мастер дорогой? – От обиды трактирщик отбросил даже своё всегдашнее «вы».

– Могу и поучить… если в цене сойдёмся! – прищурился хоббит, уже готовый до небес превознести мудрость дядюшки Паладина, своим бесконечным докучливым ворчанием и подзатыльниками всё же приучившего нерадивого племянничка к кухонной работе.

Они с трактирщиком ударили по рукам. Фолко повязал наспех подрезанный фартук и взялся за дело. Прежде всего он, удивляясь собственной напористости, погнал слуг на рынок за особыми травами, велев купить их у приехавших на торг хоббитов, сам же взявшись за разделку и замочку. Он возился очень долго, составляя сложнейшие смеси, вымачивая и отжимая, отваривая и просаливая; от плиты Фолко отошёл только на рассвете. Зато на следующее утро трактирщик, осторожно и недоверчиво положивший в рот первую ложку приготовленного кушанья, только и смог, что закатить глаза, – а потом и сам не заметил, как опустошил всю тарелку.

– Послушай, почтенный мастер Фолко, – немедленно пристал он к хоббиту после долгих охов и ахов, – поработай у меня, а? Таких ведь жарёх да солений нигде в Аннуминасе не делают! А я уж тебе заплачу по справедливости… не обижу!

Фолко для вида поупрямился, набивая цену, потом согласился, и вскоре трактир «Рог Арахорна» не знал отбоя от посетителей.

Фолко оказался превосходным поваром – теперь он старался припомнить всё, чему учила его тётушка, властно вытеснив из кухни самого хозяина. И наконец настал день, когда хоббит, румяный от гордости, смог с самым невозмутимым видом положить на стол перед опешившим Торином увесистый мешочек с золотыми монетами.

В непрерывных трудах прошёл октябрь; теперь Фолко редко удавалось вырваться на прогулку по чудесному городу, он с трудом выкраивал время для ежедневных занятий с Малышом, по-прежнему не желавшим даже слышать о каком-либо деле. Однако его безделье искупалось лёгким, весёлым нравом, неистощимым запасом смешных историй и несравненным боевым умением, которое теперь с таким трудом и потом осваивал Фолко.