Гай Юлий Орловский - Патроны чародея Страница 50

Отдышавшись, снова взял проклятую лопату, ножом заострил излохмаченное лезвие, ага, лезвие, кое–как забросал яму, а потом очень старательно уложил верхний слой земли с торчащими стеблями бурьяна.

Луна светит достаточно ярко, щели засыпал раскрошенной в ладони землей, чтобы ни следа. Это на случай, если мужичок побахвалится, как заработал, а кто–то восхочет посмотреть на это место… И хотя это крайне маловероятно, да и что могут найти, если скопившаяся магия вырвалась из заточения, но я, как истый демократ, человек осторожный.

Здесь никто пока не знает, что опытный геолог по траве и кустарникам может с точностью определить залегание не только нефти, но и других ценных пород, если они, конечно, находятся к поверхности достаточно близко.

Но пусть и не знают. Сперва нужно посмотреть, что за источник я выпустил из–под земли. Тогда Кабан и Калило сказали, что магия иногда накапливается в земле, собирается в капли, а потом сливается в такие вот подземные бассейны, а когда переполняется, то постепенно начинает прорываться сквозь землю, а потом устремляется к звездам.

Всякий маг мечтает наткнуться на такое сокровище, это же какая мощь, но мечты мечтами и остаются. Только я понимаю, как можно находить вот такие подземные сосуды.

Назад ехал неспешно, прикидывая, как воспользоваться своей мощью, если она, конечно, прибавилась и как–то проявится.

Моя беда в том, что от магии не защищен абсолютно. И вообще не защищен. Снайперская — хорошо, пистолет — прекрасно, но тот маг едва не сжег мощным броском файербола, в другие разы я чудом успевал выстрелить за секунды до того, как клинок меча раскроит мне череп.

Надо будет попробовать что–нить помасштабнее. Например, создавать уже не пули, а, к примеру, сам пистолет. Не получится, так не получится, скажу, что не очень–то и хотел, хотя хочу очень. Но когда–то такая возможность может очень сильно пригодиться, как мне чуется спинным мозгом.

С утра проверить, насколько прибавилось сил, если прибавилось, не удалось: только раскрыл глаза, как в дверь деликатно постучал слуга, вошел, не дожидаясь ответа, и, поглядывая одним глазом на нечто укрытое одеялом в моей постели, прошептал:

   — Ваше глердство… там вас ждут во дворе.

Я спросил шепотом:

   — Кто?

   — Какая–то женщина, — ответил он так же тихо. — Из деревни. Пришла еще ночью, но велела не будить. Не срочное, говорит. Дождусь, говорит, когда его глердство проснется.

   — Хорошо, — ответил я. — Иди.

Как только за ним закрылась дверь, я тихонько выскользнул из–под одеяла, заодно укрыв получше Николетту.

Во дворе вблизи выхода сидит на перевернутой корзине Бдилла, чего я никак не ожидал.

Увидев меня, она вскочила, суетливо поклонилась.

   — Ваше глердство! У меня большая просьба…

   — Говори, — велел я настороженно, никто из нас просьбы не любит, все они чем–то да обязывают. — Наверное, важное, раз сама прибыла.

Она проговорила, чуть запинаясь:

   — Для вас не важно, ваше глердство, а для нас…

   — Понял, — сказал я. — Эй, Ювал, Стригун!.. И ты, Кувал, идите по своим делам. Нечего прислушиваться, о чем хозяин с женщиной интимничает. Она вот уже раздеваться начинает, не видите?

Они поспешно разошлись, Бдилла посмотрела на меня с укором, но и непонятной надеждой.

   — Хозяин…

   — Нечего им слушать, — сказал я твердо. — У нас секреты второго порядка, а то и третьего! Ну, говори.

Она быстро посмотрела по сторонам.

   — Хозяин, слезно прошу принять… дать защиту…

   — Кому? — спросил я. — У тебя уже есть. Кому–то еще?

Она кивнула.

   — Да, хозяин. В лесу прячется, как зверь дикий, еще один из… таких же. Тихий, кроткий, всего боится. Кору жрет, травой питается, исхудал совсем.

Я спросил с недоверием:

   — А кто он и что он?.. Может, по ночам на людей нападает?

Она затрясла головой, на лице сильнейший испуг, прошептала жарким шепотом:

   — Хозяин!.. Да это самое безобидное существо!.. Он вообще не превращался уже много лет. Все время человеком ходит.

   — А что в нем химерье?

Она сказала с неохотой:

   — Может долго сидеть под водой. Хоть сутки. У него в воде появляются жабры, так и дышит.

Я пробормотал:

   — Ну, сидение в воде вряд ли пригодится в народном сельском хозяйстве… У меня нет прудов, чтобы зеркальных карпов разводить. Если сумеешь приспособить на полезных родине и королеве работах типа за конями смотреть, скот кормить или в кузнице помогать, тогда возьму, мне люди нужны. Здоровое хозяйство нуждается в экспансии. А просто для сохранения редких видов… нет, время это не пришло. Пусть подождет столетий семь–восемь.

Она сказала с надеждой:

   — Он еще умеет рыбу ловить! Как никто. А если у вас что–то упадет в воду, отыщет и достанет с любой глубины.

Я задумался, расширение возможностей никогда не вредит, хотя кто знает, но я готов рискнуть, все–таки я человек несерьезный и безответственный, но это не я виноват, такими нас вырастила партия, общество, власть, улица, зомбированная пресса, а так я вообще–то безупречен по своей изначальной сути, животные ж ни в чем не виноваты.

   — Хорошо, — сказал я, — но все–таки условимся: защита моя не абсолютная. В смысле, воевать за вас не стану. Но укрыть укрою. И по мере моих сил защищать буду.

Она вскрикнула с великой благодарностью:

   — Спасибо, хозяин!

Я огляделся.

   — Где он? Не поверю, что ты не привела его сразу.

Она ответила смущенно:

   — Хозяин… все вы сразу понимаете, даже страшно… Мотыль! Иди сюда.

Я вздрогнул, в трех шагах от стены отделился человек, сорвал с головы шапку и низко поклонился.

   — Ваше глердство…

   — Ты где был? — спросил я с подозрением. — Через стены ходишь? В спальнях подсматриваешь? А в женской бане?

Его затрясло от испуга, а Бдилла сказала торопливо:

   — Нет, но он умеет становиться, хоть и ненадолго, как что–то неживое!.. Когда прячется под деревом, то вроде дерево стало толще, а когда вот так у стены…

Я махнул рукой.

   — Понятно, умеет хамелеонить. Очень полезное качество. Можно подкрасться к кому–то на цыпочках, а потом ка–а–ак гавкнуть над ухом!.. Кони тебя боятся?

Он замотал головой.

   — Наоборот, любят. Я умею прикидываться жеребенком. И вообще от меня пахнет конем.

   — Хорошо, — сказал я нетерпеливо. — Будешь помогать в конюшне. У нас оттуда двое пошли на повышение, теперь вон по верху стены ходят! Все, иди. Покажи себя на трудовом фронте. Труд — дело чести, дело славы!.. А убивать и дурак может. Я таких знаю.