Вероника Иванова - Нити разрубленных узлов Страница 50

Точно. Он… светится. Изнутри. Словно где-то за плотным занавесом смуглой кожи кто-то зажег свечу. И пусть ее огня не хватает, чтобы пробиться наружу, можно безошибочно определить, что он — там. Внутри. Мерцающий с частотой биения сердца.

— Не бойся, — повторяет человек.

— Не буду, — обещаю я, во все глаза глядя на сияние, наполняющее калеку.

— Ты смотришь так, будто увидел…

— Чудо.

— Чудо? — непонимающе хмурится он.

— Вы… под вашей кожей что-то светится.

— А, вот ты о чем… — Человек устало откидывает голову назад, к стене. — Поверь, для меня ты выглядишь точно так же. Как огонек за стеклами лампы.

Невольно перевожу взгляд на свои руки. Нет, они остаются прежними. Руками ребенка.

— В своем теле ты огня не увидишь. Зачем? Ты ведь и так знаешь, кто ты и где находишься. А вот других товарищей по несчастью определишь сразу.

Товарищей? Несчастье? О чем он говорит?

— Как давно ты покинул пределы империи?

Холодею. Если до сих пор все происходящее казалось дурным сном, вот-вот собирающимся закончиться, то последний вопрос, заданный спокойно и деловито, отрезвляет, как ведро холодной воды, пролитое на голову. Но моя крепость пока не намерена сдаваться.

— О какой еще империи вы говорите?

Он улыбается. Понимающе. Словно намекая: знаю-знаю, какие чувства ты сейчас испытываешь, мальчик.

— Позволь представиться. Некогда меня звали Себерро Рен Да-Нали. А как звучит твое имя?

Да-Нали?! Не может быть! Этот род пресекся еще до рождения моего отца. Поговаривали, что последний его отпрыск, исполненный великой скорби, отправился за «врата мечты», чтобы никогда не возвращаться оттуда. И звали этого отпрыска действительно…

— Конран Глен Да-Диан.

Человек слушает, ловя каждый звук. И уважительно кивает:

— Славное имя. Славный род. Да-Дианы всегда верно служили престолу. А вот престол… И что же заставило тебя убежать из родного мира? Разочарование в любви? Упрямство? Обида?

Он разговаривает со мной, как с ребенком. Обманулся заемной внешностью?

— Я отпраздновал свое совершеннолетие уже более семи лет назад.

— Хочешь сказать, что давно уже взрослый? Извини. Так какая же взрослая глупость привела тебя сюда?

Смеется. Точно, смеется, хотя кончики губ едва-едва приподняты. Зато глаза… Глаза полны света. Не такого яркого, как солнечный, льющийся в окна, но не менее теплого. Глупость? Собираюсь обидеться, даже оскорбиться, но в последний момент понимаю, что незнакомец прав, даже не вникая в детали произошедших со мной событий. Я ведь сглупил. На самом деле. Был бы умнее — все шло бы иначе. Хотя очень может быть, что по той же тропинке.

— Меня казнили.

— Казнили? — Он заинтересованно подается вперед, но тут же снова стукается спиной о стену, потому что обрубков рук и ног не хватает для равновесия. — Как? И за что?

— Вскрыли грудь. Крыльями.

Себерро Рен, если таково его настоящее имя, удивляется. Искренне.

— Эта казнь считалась древней еще в мои времена. И применялась очень редко. Собственно, я думал, что уже не осталось умельцев, способных ее исполнить. А приговаривали к ней… — Он ненадолго замолчал, растерянно глядя на меня. — Ты почитаешь Всеединого?

— Второй раз в жизни слышу это имя. Но да, казнили меня именно поэтому. Решили, что я — один из приверженцев какого-то забытого культа.

— Надо же… — Калека шевельнул обрубком правой руки, как будто хотел потереть подбородок несуществующими пальцами. — Значит, в него все еще верят. И многие?

— Лично я знаю только одного из таких верователей.

— Там, где один, там обязательно появится и второй. И третий. И… — Он тяжело вздохнул. — А впрочем, и пусть. Лучше мое тело будет сожжено фанатиками. Я все равно не собираюсь возвращаться.

Возвращаться? А, ну да. Он же — «вдох». И где-то по другую сторону мира его ждет полуживое тело. Его — ждет. А меня? Но если мне путь обратно заказан, то что держит здесь Себерро?

— Почему?

— Что — почему? — непонимающе сдвигает брови калека.

— Вы можете вернуться, но не хотите. Почему?

— Ты и впрямь совсем недавно попал сюда… Это какое тело по счету? Только не говори, что сразу забрался именно в него: работу своего сурового сына я узнал сразу же.

Какого еще сына? Какую работу? Но тел и в самом деле было несколько.

— Третье. И в первых двух я задерживался недолго. Одно умерло от потери крови, второе… Не знаю. Не помню. Наверное, тоже умерло. И я тут же очутился в этом.

— Я так и думал. Новенький. Тогда слушай. — Он ерзает ягодицами, пододвигаясь к стене поближе, чтобы было удобнее на нее опираться. — Каждый, кто уходит за «врата мечты», попадает сюда. Это мир, похожий на наш, но за одним исключением. В нем нет магии. Совсем никакой. Магия приходит вместе с нами, пришельцами. Правда, ее пределы существенно ограничены обстоятельством, часто зависящим от случая. Мы можем здесь находиться, лишь попав в человеческое тело, тело здешнего исконного жителя. А оказаться в теле — только исполнив желание. Самое сильное, что имелось у человека в тот миг.

Желание? Так вот что за слова гудели в моем сознании, когда посреди кромешной темноты вокруг меня стягивалось кольцо света! «Я хочу убраться отсюда живым» — так, кажется, думал и желал тот первый, одетый во все черное трус. Я согласился ему помочь. Вынужденно, но согласился. И когда его желание стало моим, тело… Перешло в мое подчинение. Но тот человек хотел всего лишь убежать, а не избежать смерти и потому истек кровью на городской улице. А мне даже в голову не пришло заняться раной. Почему?

Я задумываюсь, пытаясь вспомнить каждое мгновений пребывания в чужом теле.

Сначала все мое существо впитывало желание, как морская губка. Потом, проникнув в чужую плоть, занималось исполнением полученного приказа. На свой собственный лад, разумеется. Как умеет. Но цели я достиг: увел просителя с поля боя. И живым, что, видимо, главное. А потом… Потом время его желания закончилось, а моего — так и не наступило. Я был слишком растерян, чтобы чего-то захотеть, и понял, что тело, которое занимаю, находится при смерти, уже слишком поздно. За миг до того, как меня оторвало от земли и швырнуло в беззвездную пустоту.

Помню, тогда ко мне пришел страх. Животный. Всепоглощающий. Неспособный воплотиться ни в словах, ни в образах. Я не хотел возвращаться туда, откуда пришел. Наверное, чувствовал, что возвращаться некуда. И когда новое кольцо света вспыхнуло рядом, не задумываясь нырнул в него.

Возникает только один вопрос. Пока один:

— Но как я мог оказаться в мире, куда можно попасть только через «врата мечты»? Я не вдыхал пыльцу с крыльев бабочки, это совершенно точно.