Вероника Иванова - Право быть Страница 50

А ведь я завидую тебе, дружище. У моего мира никогда не было границ. Ни одной. Я могу вернуться назад, в дом, где появился на свет, и воспоминания прошлого полностью совпадут с ощущениями настоящего. Я могу двинуться вперёд, неважно, в какую сторону, и даже в самом дальнем уголке земель не почувствую новизны, ни на минуту. Раньше всё было немного иначе, раньше мне верилось в чудеса, таинственные, неизведанные, прячущиеся за каждым поворотом пути. А что теперь? Теперь я знаю, что мир — это плоть драконов, а если знаком с одним из моих родственников, можно считать, что знаком со всеми. Что же касается тех, кто ходит по Гобелену... Они всего лишь живые существа, а значит, подчиняются одним и тем же законам: воюют, влюбляются, растят детей, рождаются, умирают. Да, иногда они поступают удивительнейшим образом, но не перестают быть теми, кем являются, и даже на краю мира человек останется человеком, эльф эльфом, гном гномом. Наверное, так и должно быть. Один я не знаю, кем был и кем буду на следующий день.

— Значит, ты готовишься к войне?

Подбородок рыжего заметно потяжелел.

— Я просто хочу защитить.

Следовало бы спросить, кого или что. Но разве это так уж и важно?

— И что тебе мешает осуществить своё желание?

— Я... Я не понимаю, есть ли у меня такое право.

— Если чего-то страстно желаешь, обычно не задумываешься о том, разрешено это или запрещено. Так настолько ли велико твоё желание?

Карий взгляд, если бы смог, пригвоздил бы меня к постели.

— Ты всё время смеёшься.

— Разве? А мне казалось, что рыдаю.

— Можешь хоть несколько минут побыть серьёзным?

Зачем, дружище? Ты ведь прекрасно знаешь, что разговор со мной, если только он не будет переведён в шутку, причинит тебе много боли. И всё равно стремишься нарваться на удар? Не знаю точно, чего добиваешься ты, но если бы я сам действовал подобным образом, сие означало бы...

Ты ищешь боль снаружи, чтобы победить боль внутри.

— Лучше скажи прямо, что случилось.

Он посмотрел на меня, отвёл взгляд, опустил голову, снова поднял:

— Я влюбился.

Замечательная новость! Кажется, так говорят люди друг другу, когда делятся схожими откровениями? Но мне почему-то не хочется радоваться. Впрочем, и горевать нет никакого проку.

— Бывает.

— Ты не понимаешь...

— Понимаю.

— Она... Она не для меня. Или я не для неё? Неважно! Это не должно было случиться, вот и всё.

— Но случилось.

Я сполз с кровати, подошёл к окну и пошире распахнул ставни. День снова будет жарким, может быть, даже жарче, чем предыдущий, потому что над городом уже поднимается белесая дымка. И когда же случается ещё лучшее время любить, если не знойным летом?

— Я не знаю, что делать.

— Выждать время, если не уверен в своих чувствах.

— Но я... Я уверен.

— И давно это с тобой?

— Со вчерашнего вечера.

Если размышлять логически, то вчера весь вечер Борг находился в штаб-квартире Опоры, занимаясь срисовыванием значков шифрованного текста с белоснежной кожи сестры Королевского мага. Неужели...

— Кто она?

— Зачем спрашиваешь? Ты же и так всё понял.

Хм. Значит, Роллена? Трудно было предположить. В самом деле трудно. Более неподходящую друг другу парочку невозможно представить. Но раз судьбе было угодно свести их имеете, они всё равно какое-то время будут идти по одной троне. И уж лучше долго, нежели коротко.

— Вы... Уже?

Борг едва не поперхнулся:

— За кого ты меня принимаешь?

— За здорового и крепкого мужчину. Я не прав?

— Я же сказал, что влюбился! — Последнее слово он произнёс с благоговением, которому позавидовали бы и боги.

— Влюблённость мешает соединению тел?

Он вскочил и со злостью хлопнул ладонями по столу.

— Со мной такого не случалось... никогда! Я... я боюсь даже дотронуться до неё и в то же время хочу прижать к себе и не отпускать ни на миг.

Какие знакомые слова. Вернее, какие знакомые чувства. Желать коснуться хоть кончиками пальцев и понимать, что не можешь себе этого позволить. Потому что она ещё не сказала «да». Так и не сказала «да»...

— Я ведь много раз видел её при дворе, издалека, правда, но мне и не хотелось подходить. Да, она красивая, очень красивая, но меня к ней, веришь, ни разу не тянуло, а вчера, когда она вдруг оказалась рядом... когда прижалась ко мне, словно прося о помощи... Я не знаю, что произошло. Не понимаю. И от этого мне больно, больно внутри, вот здесь, понимаешь? — Рыжий стукнул себя кулаком в грудь.

Понимаю. А ещё догадываюсь, что, даже если предложить тебе быстрое и надёжное избавление от такой боли, ты не согласишься. Ни за какие сокровища мира. И я не соглашусь.

— Нужно время, Борги. Немного времени. Или много.

— И что потом?

— Потом ты всё поймёшь точно.

— Уверен? Сам-то пробовал?

Не один раз. И, что забавно, с каждой новой попыткой словно самостоятельно набираясь опыта, промежуток, необходимый для принятия решения, сокращался всё больше и больше, пока не стало достаточно одного-единственного взгляда.

Взгляда в пепельно-серые глаза.

— Да.

— И как сейчас? Понимаешь, любишь или нет?

— Понимаю.

Утренний ветерок стих окончательно, и в наступившем безмолвии хрипловатое приветствие гройга прозвучало со двора, как гром:

— Доброго дня, прекрасная госпожа! Что вам угодно в моих скромных владениях?

— Мне угодно видеть моего супруга.

Смысл сказанного дошёл до меня лишь спустя вечность, потому что звуки голоса, раздавшегося снизу, жили в трёх временах одновременно.

В прошлом.

В настоящем.

В будущем.

«Мне угодно...» пронзило начало летнего дня, пронеслось сквозь и без того тёплый воздух, ещё сильнее раскаляя всё, что успевало задеть своими стремительными крыльями.

«Видеть...» было напитано леностью рассеивающейся ночи, покорно сдающей бразды правления юному утру.

«Моего супруга...» ускользало, как дымка поднимающегося над водой тумана, который, кажется, ещё чуть-чуть, и можно будет сжать в ладонях, но момент обретения никак не желает наступать, всё дальше и дальше убегая к горизонту будущего, возможному и недоступному.

— Супруга? О ком вы говорите, прекрасная госпожа?

— Это ко мне!

Самому показалось, что крикнул, до ушей долетело что-то сдавленное, больше похожее на стон, но меня услышали, потому что вскоре на лестнице раздались шаги, лёгкие, неторопливые, нерешительные и всё же не замедляющиеся.

Нужно было подбежать к двери, распахнуть её, поклониться нежданной гостье, приветствовать... Словом, следовало выполнить множество действий, которые могли бы успешно скрыть замешательство и удивление. Обязательно нужно было. Но я никак не мог заставить себя сделать шаг из прошлого в настоящее. Тот шаг, на который решилась она.