Фриц Лейбер - Мечи против колдовства Страница 50

– Мой демон предупреждает меня, что нам лучше побыстрее использовать против этих сил мое Великое Заклинание, – продолжал Мышелов, возвращаясь, как обычно, в мыслях к неиспытанным рунам Шильбы. – Оно уничтожает только волшебников Второго Ранга и ниже. Твои, поскольку они все Первого Ранга, останутся невредимыми. Но волшебники Хасьярла погибнут.

Гваэй открыл рот, чтобы ответить, но из его горла вылетели не слова, а лишь кошмарный воющий стон, словно у немого. Нездоровый румянец ярко выступил на, его скулах, и Мышелову казалось теперь, что по правой стороне подбородка принца расползается красноватое пятно, в то время как на левой формируются черные прыщи. В воздухе разлилась ужасающая вонь. Гваэй пошатнулся, и его глаза наполнились зеленоватым гноем. Он поднял к ним руку, тыльная сторона которой была покрыта желтоватой коркой с красными трещинами. Рабы бросились бежать.

– Чары, насланные Хасьярлом! – прошипел Мышелов. – Волшебники Гваэя все еще спят! Я разбужу их! Поддержи его, Ививис!

И, повернувшись, он со скоростью ветра понесся по коридору и вверх по пандусу, пока не добежал до Зала Волшебства. Войдя туда, он начал хлопать в ладони и резко свистеть сквозь зубы, потому что двенадцать тощих магов в набедренных повязках и правда все еще лежали, свернувшись клубочком в своих широких креслах с высокой спинкой, и храпели. Мышелов подскочил по очереди к каждому магу, выпрямляя и тряся их отнюдь не нежными руками и крича им прямо в уши:

– За работу! Противоядие! Охраняйте Гваэя!

Одиннадцать волшебников проснулись довольно быстро и вскоре уже глядели широко открытыми глазами в пустоту, хотя их тела еще в течение некоторого времени покачивались, а головы подергивались от встряски, заданной Мышеловом – словно одиннадцать маленьких суденышек, которые только что тряхнул шторм.

Мышелову пришлось немного повозиться с двенадцатым, хотя и этот уже начинал просыпаться и вскоре должен был взяться за свою долю работы, когда внезапно в арочном проеме появился Гваэй; Ививис стояла с ним рядом, но уже не поддерживала его. В темноте лицо юного властителя сияло тем же чистым серебристым блеском, что и его массивная серебряная маска, висящая в нише над аркой.

– Отойди в сторону. Серый Мышелов, я расшевелю этого лентяя, – воскликнул он ясным, журчащим голосом и, схватив небольшую обсидиановую чашу, швырнул ее в сторону сонного волшебника.

Чаша должна была упасть не больше чем на полдороге между ними. Мышелов подумал было, не хочет ли Гваэй разбудить старца грохотом, с которым она разобьется. Но тут Гваэй пристально взглянул на летящую по воздуху чашу, и она пугающим образом набрала скорость. Это было так, как если бы он подбросил мяч, а затем ударил по нему битой. Чаша метнулась вперед, словно снаряд, выпущенный вдаль из мощной катапульты, раздробила череп старца и забрызгала мозгами кресло и Мышелова. Гваэй рассмеялся немного высоковатым смехом и беспечно воскликнул:

– Я должен сдержать свое возбуждение! Я должен! Я должен! Внезапное выздоровление от двух дюжин смертей – или двадцати трех и Капели из Носа – это не повод для того, чтобы философ потерял над собой контроль. О, я словно пьян!

Ививис внезапно закричала:

– Комната плывет! Я вижу серебряных рыбок!

Мышелов и сам теперь почувствовал головокружение и увидел, как фосфоресцирующая зеленая ладонь тянется из-под арки к Гваэю – и за ней вытягивается тонкая рука, которая удлиняется до нескольких ярдов. Мышелов как следует проморгался, и рука исчезла – но теперь повсюду плавали пурпурные испарения.

Мышелов посмотрел на Гваэя и увидел, что тот, с угрюмым взглядом, сильно шмыгает носом, раз, и другой, хотя не видно было, чтобы новые капли образовывались на кончике носа.

Фафхрд стоял на три шага позади Хасьярла, который в своем мешковатом, с высоким воротником халате из бурой, как земля, ткани был похож на обезьяну.

Справа от Хасьярла по толстому, широкому, скользящему на катках кожаному ремню трусили рысцой три раба чудовищного вида: огромные, вывернутые внутрь ступни; толстые, как у слона, ноги: широкая, как кузнечные мехи, грудь; руки карликов и крошечные головы с широкими зубастыми ртами и ноздрями, которые были больше, чем глаза и уши, – существа, созданные для тяжкого бега и ни для чего больше. Движущийся ремень, перекрутившись на полоборота, исчезал внутри вертикально поставленного, сложенного из камней цилиндра ярдов пяти в диаметре и появлялся под тем местом, где входил, но двигаясь уже в обратном направлении, чтобы пройти под катками и завершить петлю. Изнутри цилиндра доносилось глухое поскрипывание огромного деревянного вентилятора, который вращался с помощью этого ремня и нагнетал поддерживающий жизнь воздух вниз, в Нижние Уровни.

Слева от Хасьярла в цилиндре была небольшая дверца на высоте головы Фафхрда. К этой двери по четырем узким каменным ступенькам поднималась, один за другим, колонна унылых гномов с большими головами. Каждый гном нес на плече темный мешок и, дойдя до дверцы, развязывал его и опустошал содержимое в гудящую шахту, очень тщательно вытряхивая его внутрь, а потом складывал мешок и спрыгивал наземь, чтобы освободить место другому носильщику.

Хасьярл бросил косой взгляд через плечо на Фафхрда.

– Букет для Гваэя! – закричал он. – Я развеял по дующему вниз ветру баснословное богатство: порошок опийного мака, измельченные в пыль лотос и мандрагору, раскрошенную коноплю. Миллион приятных непристойных снов, и все для Гваэя! Это одержит над ним победу тремя способами: он проспит весь день и пропустит похороны моего отца, и тогда Квармалл мой по праву единственного присутствовавшего и без всякого кровопролития, которое омрачило бы обряды; его волшебники уснут, и мои чары, несущие заразу, прорвутся к нему и сразят его вонючей студенистой смертью; его владения уснут, каждый раб и каждый проклятый паж, так что мы завоюем их, просто вступив в Нижние Уровни после того, как будет покончено с похоронами. Эй, вы там, быстрее!

И, выхватив у надсмотрщика длинную плетку, Хасьярл начал хлестать ей по сплющенным конусообразным головам шагающих по ремню рабов, обжигать ей их широкие спины. Их рысь перешла в тяжеловесный галоп, вентилятор загудел на более высоких нотах, и Фафхрд ждал, что он вот-вот услышит, как лопасти с треском разлетятся; а, быть может, увидит, как лопнет ремень или катки слетят со своих осей.

Гном, стоящий у окошка шахты, воспользовался тем, что внимание Хасьярла было направлено в другую сторону, для того чтобы выхватить щепотку растертых трав из своего мешка, поднести к носу и, украдкой бросив на Хасьярла полный экстаза взгляд, втянуть понюшку в ноздри. Однако Хасьярл увидел это и жестоко отхлестал его по ногам. Гном покорно опустошил свой мешок и вытряс его, слегка подпрыгивая от боли. Тем не менее он, казалось, не был особенно усмирен или встревожен полученной поркой, потому что Фафхрд заметил, что, выходя из комнаты, он натянул пустой мешок себе на голову и побрел дальше, глубоко вдыхая воздух сквозь ткань.