Надежда Попова - Инквизитор. И аз воздам Страница 51

– Замечал, разумеется, – согласился Курт хмуро. – Это потому, что умение, которое тебе вот так просто передала мать, мои собратья постигают на лекциях в академии. Одну такую я сам, помнится, произносил перед будущими инквизиторами… Подстраиваться под собеседника, улавливать оттенки его настроения и речи, суметь отразить их так, чтобы войти в резонанс, вплоть до того, чтобы понимать и воспроизводить незнакомые слова и понятия… Невероятно, – коротко и сухо рассмеялся Курт, – просто невероятно. То, чему несколько лет обучают в закрытом монастыре будущих душеведов и что все равно не каждому из них дается, какая-то ведьма из леса запросто постигает по ходу дела за счет собственного разума и чувства… А я уж начал в мыслях выстраивать всевозможные теории о том, кем был умерший отец твоей дочки, и не был ли это какой-нибудь рыцарь или, того хуже, странник из разорившихся благородных, – все не мог понять, откуда вдруг взялся у тебя этот хохдойч после стольких-то лет жития в отшельничестве и общения с деревенским священником. А объяснение простое – эмпатия.

– Что?..

– Иногда твоя метода все же дает сбой, – отметил Курт с усмешкой и пояснил: – Это по-гречески; значит einfьhlung[44]. Ты слушаешь людей вокруг и спустя время начинаешь воспроизводить их манеру речи… И что самое главное – делаешь это не механически, а действительно понимая слова, которые произносишь, и даже, как видно, составляешь собственные конструкции из услышанного, как из разрозненных деталей. И ведь сегодня была первая и единственная ошибка, на которой я тебя поймал… Невероятно, – повторил Курт уже серьезно, вновь на мгновение ощутив то самое неприятное чувство, похожее на страх, смешанный с неловкостью от осознания того, что понимал: ведьма это видит. – Из тебя, знаешь ли, при таких талантах вышел бы отменный инквизитор. Хваленого Молота Ведьм бы, глядишь, за пояс заткнула.

– По-твоему, ты сейчас сказал нечто льстивое и приятное? – нахмурилась Нессель, и он снова улыбнулся, чувствуя, что улыбка выходит фальшивой и неискренней:

– Это называется verba honorifica[45]. Еще одно новое словечко тебе в копилку. Нечто, что является правдой по большей части, но все же слегка преувеличенной. Инквизитор из тебя вышел бы отличный, если б это твое умение не было замешано на способности именно чувствовать своего собеседника, если б оно строилось на холодном расчете. А при том, что есть сейчас, – спустя полгода активной службы тебя, боюсь, увезли бы в далекий монастырь под присмотр особых лекарей, expertus’ов по расстройствам рассудка.

– Вот и слава Богу, – сухо отозвалась Нессель. – Стало быть, мне не грозит стать в ваших руках орудием, когда все кончится…

– Это что?.. – не дослушав, оборвал ее Курт, напряженно обернувшись к окну, и ведьма покривила губы:

– Это еще один ваш прием, которому учат, чтобы не слушать то, что неприятно?

Курт не ответил, еще несколько мгновений сидя неподвижно и глядя в темноту за окном. Темнота окрасилась едва заметным, почти неразличимым алым отсветом – настолько прозрачным, что кто иной мог бы и не увидеть, а увидев – не понять, что это…

– Что с тобой? – повторила Нессель, кажется поняв по выражению его лица, что ни о каких ухищрениях он сейчас и не помышляет. – Что случилось?

– Постой.

Курт поднялся из-за стола и, подойдя к окну, выглянул в проем, взявшись за верхнюю планку и высунувшись наружу по пояс, и замер, глядя вправо и чувствуя, как сводит пальцы. Вдали, над крышами домов, к небу взметались яркие огненные точки и короткие резкие росчерки, исчезающие в низком, густом облаке багрового дыма.

– В городе пожар, – упавшим голосом произнес Курт. – Я вижу огонь.

С усилием втянув себя обратно в комнату, Курт глубоко вдохнул, отгоняя от внутреннего взора облик Бамберга, охваченного пламенем, в центре которого – трактир и он сам, окруженный огнем со всех сторон…

– О,господи, – проронила Нессель, и он выговорил с усилием:

– Горит где-то далеко, и, судя по всему, один дом или два. Думаю, самому городу ничто не грозит. Здесь кругом каналы, вода, должны справиться. Но все же я туда схожу.

– Ты пойдешь туда, где что-то горит? – с сомнением уточнила ведьма. – Ты? Зачем?

– Да, мне совершенно не хочется этого делать, – покривился Курт, пристегивая меч и забирая с кровати чехол со сложенным арбалетом. – С удовольствием остался бы там, где я есть… Но в этом городишке любое событие, вырывающееся за привычный порядок вещей, любое происшествие должно привлекать мое внимание. Пожар же явно в этот самый порядок не укладывается. Я должен знать, что происходит.

– Я с тобой, – решительно выговорила Нессель, поднимаясь. – Я не желаю сидеть в комнате ночью одна, тем более в городе, где горят дома. И просто не желаю сидеть одна, и всё, иначе я сойду с ума взаперти. Я и так проторчала тут целый вечер, глядя в потолок.

Курт возражать не стал, и вниз они спустились вместе, у выхода столкнувшись с владельцем «Ножки», – тот стоял на пороге, позевывая и глядя на далекое зарево.

– Не тревожьтесь, майстер инквизитор, все в порядке, – без приветствия сообщил он, завидев постояльцев. – Это далеко, и у нас тут с пожарами давно нет никаких проблем: если что случается, тушат быстро. Вода ж кругом. До нас не доберется.

– Вот и славно, – одобрил Курт, кивком велев хозяину отойти с дороги, и тот нехотя посторонился, пропустив обоих на улицу.

– Напрасно беспокоитесь, – сквозь зевок повторил владелец им вслед. – Но дело ваше, конечно.

– Сколько, однако, неизбывной тревоги за собратьев-горожан было в его голосе, – заметил Курт тихо, шагая от трактира прочь, и Нессель вздохнула, мельком обернувшись назад:

– Жизнь в больших городах делает равнодушными. В деревне сбежались бы все… Здесь каждому все равно, что происходит с его соседом, главное – чтобы его самого не коснулось.

– В деревнях любят сбегаться, – подтвердил он. – Лишь повод дай. Когда вас с матерью пытались убить, тоже сбежались все?

– Да, и у них не всё гладко, – помрачнев, согласилась ведьма. – Они легко заводятся…

– Уж я-то знаю… Община хороша, Готтер, когда в добром расположении духа, а ты у нее на хорошем счету, но и то, и другое может поменяться в момент. Посему для безопасной и приятной жизни город лучше: именно потому, что здесь всем все равно, кто ты, чем занимаешься, чего хочешь и как живешь. Правда, – подумав, добавил он с невеселой усмешкой, – порой именно это и мешает нам работать. Порой люди в соседних домах знать не знают, как зовут жену соседа.

– И когда тебя убьют на ночной улице, никто даже не вспомнит, что ты был, – тихо договорила Нессель, исподволь озираясь. – Всем тоже будет все равно.