Николай Толстой - Пришествие Короля Страница 51

Но время быстро уходило, просачиваясь во все стороны через рассеивающийся туман. Я прожил годы смертного человека и еще многие Я прожил годы лошади, оленя, орла, даже лосося, и теперь, прожив три жизни тиса, я обнаружил, что стою на последнем пятачке борозды, где Гвидион впервые волшебным своим прутом создал девять элементов, из которых я создан: плод плодов, плод Господень, бледные первоцветы и горсточка нежно благоухающих цветов холмов, ароматные бутоны лесов и дерев, цветы крапивы и девственная персть, вода девятой волны Гвенхудви — и мать, что выносила меня.

В конце борозды я остановился — напрасно. Меня тянуло вперед и толкало сзади, и я мог сопротивляться этому не более, чем ветка в потоке, когда ее приносит к началу Водопада Эрехвидд. Хотя я изо всех сил упирался пятками в землю, они заскользили, и я, пропахав две борозды, попал в охватывающий мир Океан. Я ощутил, как непроглядно черные воды Аннона бешено заструились у моих коленей с таким напором и ревом, как когда взорвалось Озеро Сиваннон.

Тяжелыми, послушными шагами я шел навстречу наступающим друг за другом восьми белопенным плещущим волнам — моим сестрам, покуда девятая не сбила меня с ног и не понесла меня, беспомощного, как в миг моего рождения, в пустоту.

Быстро, как чайка, мчит жеребец по морской волне,На берегу и на море мало что нужно мне.

Осторожно-осторожно кони Манавиддана маб Ллира несли меня вперед и, подняв меня выше самой высокой корабельной мачты, опустили меня на гладкую вершину скалы Инис Вайр.

Из бездны, что была подо мною, слышал я то, что было стонами Гвайра маб Гериоайдда, одного из Трех Знаменитых Узников Острова Придайн, и скала дрожала подо мной, когда корчился он от боли. Высоко над ним — нас разделяла миля серого камня — лежал я, распластанный, на спине, среди самой холодной в моей жизни ночи, и голубой лед стеной обступал меня.

И вот опустился рядом со мной Ястреб Гвалеса, немного походил туда-сюда по омываемой морем каменной плите. Он уставился в мое просоленное лицо и выклевал мой левый глаз. Боль была страшной, но я не мог пошевелиться и воскликнул:

— Почему ты выклевал мой глаз, о Ястреб? Какой сархад заплатишь ты мне за эту утрату?

Ответил Ястреб:

— Малый сархад положен тебе, о Мирддин сын Морврин! Я бы выклевал и второй глаз из твоего морщинистого лица, поскольку ты стар и тело твое иссохло.

С этими словами он взлетел со скалы и, тяжело хлопая крыльями, полетел прочь, оставив меня одного, прикованного к скале незримыми узами. Одинокий, лишенный глаза, во тьме, терпел я невыносимую боль. Мне казалось, что иногда я засыпал, не в силах переносить страдания истерзанного тела. В болезненном бреду мнилось мне, будто бы Орел Бринаха опустился на Инис Вайр и кривым своим клювом стал рвать мои внутренности. Очнувшись, я увидел желтый клюв Черного Дрозда из Килгури, что готовился выклевать мой оставшийся глаз. И когда я снова уснул, мне показалось, что меня подбрасывают и пронзают разветвленные рога Оленя Рединвре, словно копейщики тешатся со мною жестокой забавой. Так провел я ночь на западной волне, на любимой тюленями Инис Вайр — такой ночи мне не выпадало более пере живать от начала мира до конца его.

На рассвете Ястреб вернулся и сел на каменный столб, глядя на меня блестящим своим глазом. Я повернул к нему свое изможденное, покрытое коркой соли и запекшейся кровью лицо.

— Почему ты вырвал мой глаз, о Ястреб Инис Вайр? Или если ты должен был это сделать, то почему ты не платишь мне сархад? — еле слышно спросил я, так слабо, что ветер сорвал эти слова с моих уст и я даже не слышал их — только стон Океана (или Гвайра в его темнице?) да чудесное пенье тюле ней на камнях внизу. Но я был уверен, что гигантская птица обладала слухом Кораниайд и его блестящий взгляд проникал в мои мысли и читая их так же ясно, как я читал руны, идущие по краю каменного столба, на котором он сидел.

— Я не принес тебе твоего глаза, и сархад тебе пока не положен, — проскрежетал Ястреб. — У тебя остался глаз, которого нет ни у кого на всем Острове Могущества — ни у тех, кто живет, ни у тех, кто жил, ни у тех, кто будет жить. Прошлой ночью я опустил твой глаз в Источник Ллеудднниаун. Лосось из Ллин Ллиу, древнейший и мудрейший изо всех живых тварей, унес его вниз, туда, где будет он покоиться до конца мира.

— И где это? — хрипло и гневно выкрикнул я. Но, прежде чем он заговорил, я уже знал ответ.

— Глаз твой в источнике под корнями Древа, где лежит Утр Бен, и оттуда твое знание и предвиденье. Все это я дарю тебе, и, сдается мне, вряд ли ты вправе требовать сархад в возмещение! Те, кто отправился в Аннон на корабле «Придвен», были славной дружиной, но и им не удалось добыть того дара, который я ныне добровольно отдал тебе. Ты видишь прошлое и будущее, словно бог!

— Избавь меня от твоего дара, о Ястреб! — взмолился я, приподнимаясь из лужи крови, в которой лежал. — Ты даровал мне силу, которой обладают те, кто прошлой ночью разорвал звездное небо, чтобы посмотреть на меня. Но я смертен, а как смертный может жить с таким знанием? О, Ястреб из холодного Гвалеса! Когда ты вылупился из яйца?

Ястреб перепорхнул ко мне и жестким взглядом уставился в мой здоровый глаз.

— Не раньше и не позже того, как вылупился ты, мой Мирддин, сын нежной Морврин с волнистыми кудрями! Разве ничего ты не помнишь о том, как раскололся Котел Керидвен, и не помнишь хохлатую Черную Курицу, и зерно пшеницы? И то, как мы называли тебя до того, как ты стал Мирддином? — Он разразился каркающим смехом и насмешливо посмотрел мне в лицо, прокричав навстречу порыву бури с Западного Моря, что билась о скалы Инис Вайр:

Черен конь твой, черен твой плащ,Черна голова твоя, черен ты сам,Черноголовый, ты ль… Авагдду?

Авагдду! Значит, он знал. Знал все. «Тьма кромешная» — вот кем был я на самом деле. Аббат Мауган понял это, когда увидел мою шерстку в тот день бури и ветра в опоясанной морем Башне Бели. В особые дни тьмы кромешной собирала Керидвен травы земные. В кромешной тьме бросала она их в Котел и поставила Котел на огонь. Год и день в кромешной тьме терпеливо поддерживала она пламя, сидя на костлявых ляжках, так что под конец остались в Котле три капли, которые даруют знание тайных искусств и способность проникать в то, что для остальных людей — тьма кромешная: знание грядущего. Авагдду!

Но сколько бы ни бодрствовала и ни следила Керидвен, в самом конце постигло ее разочарование. Эти три капли упали на моего брата-близнеца, моего ллалогана, когда Котел вскрикнул и раскололся, излив свой яд на левую сторону земли. Он обратился в зайца, когда увидел тот яд в ее проснувшихся глазах. Керидвен бросилась за ним, обернувшись волкодавом. Он бежал своим путем, пока я оставался в кромешной тьме, что висела над впадиной, где лежали осколки разбившегося Котла, и единственным звуком, раздававшимся под покровом беззвездного неба, было шипение пролитого яда, когда он впитывался в пустую землю Керниу.