Михаил Бабкин - Хитник Страница 51

– Любопытной конструкции вещица, – радостно доложил Федул, возвращаясь на табурет. – Похоже, моя суперская рогаточка с особым прицелом! Любопытно, а какова в таком случае дальность её стрельбы? Ну, охота покажет. А пока что… – уже не таясь, гном прицелился из рогатки поверх голов посетителей и вновь нажал кнопку.

Глеб, пододвинув к гному табурет, уставился вместе с Федулом в воздушную линзу: действительно, перекрестие с рисками-делениями очень напоминало оптический прицел снайперской винтовки. Мало того – при более сильном нажатии кнопки линза увеличивала изображение, приближала выбранный объект словно пятнадцатикратный «зум» цифрового фотоаппарата. И, что самое удивительное, при полностью вдавленной кнопке происходил автозахват цели – линза не отпускала выбранный объект, если Федул отводил рогатку в сторону! Или даже когда поворачивался к тому объекту спиной.

– Офигеть, – подытожил гном. – Чумовая игрушка! Но – игрушка… Толку-то с неё! Разве что перепёлок к жаркому отстреливать. Навёл, захватил, повернулся к дичи спиной и стреляй её влёт, прямо в глаз.

– А спиной-то зачем? – не понял Глеб.

– Чтобы лесник не заметил как я браконьерствую, – снисходительно пояснил Федул.

– Гм. Я почему-то всегда думал, что перепёлки – это полевые птицы, – неуверенно сказал парень.

– Эх, какая разница, – расстроенно махнул рукой гном. – Хоть полевые, хоть джунглиевые… да пусть хоть морские! Всё равно проку от той рогатки никакого.

– Ошибаешься, – поспешил заверить Федула Глеб, – очень даже большой прок! Хорошее, толковое оружие: бесшумное, точное, верное. Скажем, берёшь вместо камушка стальной шарик, прицеливаешься в висок какому врагу и – опаньки! Готов враг не хуже перепёлки. Или, например, вкладываешь в кожанку не шарик, а лезвие, и стреляешь им в сонную артерию… или отравленным шипом под лопатку. Или гвоздём-соткой в глаз.

– Ого, – помолчав, с уважением произнёс гном, – я и не подозревал, миролюбивый ты наш, какие у тебя садистско-стратегические наклонности. Прям открылся мне с новой стороны, молодец… Ладно, уговорил: отныне считаю мою рогатку грозным оружием точечного воздействия! И никакой пощады от моей рогаточки никому не будет: ни умертвиям, ни прочим врагам. Ни даже налоговой полиции – буду уходить от неё огородами, отстреливаясь! Типа, стреляй, мой маленький зуав, – Федул благоговейно обтёр рогатку рукавом и, задрав свитер, сунул «маленького зуава» за пояс джинсов.

А тут и бабай вернулся – умиротворённый, задумчивый – уселся за стол и продолжил, как ни в чём не бывало, доедать квашенную капусту, запивая её пивом. При этом хитро поглядывая то на Глеба, то на Федула, словно хотел им что-то рассказать, но выжидал подходящего момента. И выждал.

– С облегчением тебя, бабаище, – поздравил Модеста гном. – Бриллиантик-то свой нашёл, э? Надеюсь, хе-хе, вымыл?

– Нашёл, – медленно кивнул бабай. – Вымыл. Вот, гляди, – он пошарил в кармане фуфайки и положил на стол найденный бриллиантик, прикрыв его ладонью от посторонних глаз.

Федул и Глеб ахнули; ахнул и молчавший до сих пор Хитник.

Потому что драгоценный камушек вырос. Теперь это был не мелкий бриллиантик от дорогого пирсинга, но бриллиант! Можно сказать, бриллиантище. Который не стыдно и в королевскую корону вставить… единственно, не предупреждая королеву о том, где побывал этот камень. Вернее, в ком. И как вышел наружу.

Размером с вишню, бриллиант посверкивал даже в тени от бабаевской ладони; несомненно, камень стоил больших денег. Очень-очень больших.

– Это… как это? – задохнулся от неожиданности Федул. – Очуметь можно, ей-ей.

– И офигеть, – согласился с ним Глеб. – И охренеть заодно.

– Слыхивал я о том, что жемчуг, для придания ему изысканного блеска, скармливают курице, – задумчиво произнёс Хитник. – Но чтобы глотать бриллианты для их прироста… Чудеса, да и только. Наш бабай, несомненно, уникум! Природный феномен. Надо подумать, как в дальнейшем использовать его необычные свойства.

– Бабаюшка родный, – восторженно глядя на Модеста, сказал гном, – брателло! Я и раньше тебя страсть как уважал, но теперь… Нету слов, просто нету. Ты, оказывается, не только вино с пивом на дармовщинку, но и откат друзьям устраивать можешь! Инкубатор ты наш, бриллиантовый… да тебе цены нету. Модя, а ты только с брюликами так, или, скажем, с золотом тоже можешь? Как насчёт платины и изумрудов? Впрочем, чего это я… достаточно и бриллиантов. – Федул алчно потёр ладошки. – Закончим бодягу с хитниковской головой и немедля организуем компанию «Эльф и Ко»! Я, генеральный директор, и все прочие – в смысле ты, Модест, и Глеб с Хитником… Поставку мелких бриллиантов я беру на себя, это не проблема. Бабай вынашивает те бриллианты, укрупняя их, а Хитник занимается сбытом – у него связи в криминальном мире знатные, обустроит дельце в лучшем виде.

– А я? – в азарте подался вперёд Глеб. – Моя какая роль?

– Самая главная, – с серьёзным видом заверил парня Федул. – Будешь у Модеста бриллиантовые роды принимать, – гном ехидно ухмыльнулся. – Из ночного горшка конечный продукт вылавливать, хе-хе. Вручную.

– Да ну тебя, – обиделся Глеб, – я серьёзно спрашиваю.

– Хватит вам дурака валять, – бабай с неожиданной злостью сцапал со стола камень, спрятал его в карман. – Нашли, понимаешь, курицу-несушку и принялись всякие гигантские планы строить, моего согласия не спросясь. Да и вообще, причём здесь я? Камень-то волшебный, бабайским советом заговорённый… Эвона как отреагировал на то, что я его проглотил! Не, с другими бриллиантами у меня ничего не получится, уж поверьте.

– Верю, – вдруг легко согласился гном. – Но при случае всё ж проверю. Ладно, и того, что имеется, предостаточно: тут тебе и виллы на Гавайях, и личные яхты, и посольские приёмы в нашу честь; почёт, знаешь ли, и уважение повсюду! Ты, например, бабай, чего хочешь – яхту или самолёт?

– Домик хочу, – оживился Модест, – в деревне. Добротный, кирпичный, двухэтажный. И чтобы огород, фруктовый сад с пасекой, и коровка, и свинки, и куры с гусиками… И чтоб своя самогонка по праздникам! И ещё мотоцикл хочу, точно такой же, какой мы угрохали. Вот тогда, – бабай хитро подмигнул друзьям, – я обязательно, всенепременно женюсь.

– А я хочу, чтобы… – начал было Глеб, но чего хотелось именно ему, сказать не успел. Потому что в корчму вошёл сэр Калбасик. Вошёл, громко хлопнув дверью, и остановился на пороге, по-хозяйски оглядывая зал. Негромкий гул голосов тут же смолк: граждане рогаточники все, как один, уставились на своего предводителя.

Переодеваться после суточного караула сэр Калбасик не стал, как был в боевом облачении, так и пришёл в корчму «Двадцать первый позвонок» – да и то, какой смысл в переодевании, когда вот-вот начнутся военные действия! То есть молодецкая забава под названием «охота». О чём сэр Калбасик, сняв шлем, и сообщил всем присутствующим: