Марина Дяченко - Авантюрист Страница 52

Осторожно, не желая пролить ни капли, он опорожнял один кувшин за другим. Вода в медном тазу волновалась, поднимаясь все выше и выше; она была холодная даже на вид. Я втянул руки в рукава.

– «Она на пороге», – повторил Чонотакс, и голос его странно дрогнул. – Сколько лет пророчеству – а все никак не сбыться…

Мне давно уже было не по себе, приготовления Черно, такие, казалось бы, простые и обыкновенные, нагоняли тоску – однако именно в этот момент в моей душе скакнула ледяная волна. Скакнула и обдала меня морозом.

– Не все пророчества сбываются, – сказал я шепотом.

Чонотакс странно на меня взглянул. Провел рукой над краями медного таза:

– Не все… Но они должны сбываться. Это упорядочивает мироздание.

Я с ужасом смотрел, как вода под его ладонями застывает. Бегут, тянутся во все стороны кристаллики льда, как маленькие руки, как напряженные паутинки, вода в тазу мутнеет, перестает быть водой. Холодно…

Чонотакс удовлетворенно кивнул. Потер ладони, взялся за края таза, с натугой перевернул; медная посудина тяжко грохнула о пол.

– Славные были времена, – продолжал Черно как ни в чем не бывало. – Бальтазарр Эст… Ларт Легиар… Орвин-Прорицатель… Орлан-Отшельник…

– Маг из Магов Дамир, – сказал я сквозь зубы. Черно взглянул на меня теперь уже весело:

– Да, и Маг из Магов… Как же я мог забыть. Великий Дамир.

Его физиономия наконец-то потеряла бесстрастность. Он усмехался сам себе, постукивая ладонями по глухо гудящему дну, отбивал ледяную глыбу от меди, видимо, мое упоминание о Маге из Магов всерьез развеселило его, но он предпочитал молчать. Развлекаться в одиночестве.

– Почему ты не сказал Танталь правду о нашем с Аланой браке? – спросил я негромко.

– А зачем? – удивился Чонотакс. – Зачем нам сильные эмоции, не относящиеся к делу?

Глыба льда, бывшая когда-то водой в тазу, наконец-то откололась от медного дна и ударилась о пол. Чонотакс осторожно приподнял посудину – нет, лед не раскололся. Лежал правильной, без полостей и пузырьков, гладкой линзой. Наполовину прозрачной, наполовину мутной, серо-зеленой. Красиво.

– Алана ведь тоже… узнала правду, но ничего не сказала Танталь, – Черно нежно погладил ледяной бок линзы, – А когда я возьму Амулет… любая правда, даже самая неприглядная, перестанет иметь смысл. Правда о сборщике налогов, который повесился по твоей милости… Правда о происхождении Луара Солля… Правда о твоей женитьбе на Алане.

– Мне кажется, ты его не возьмешь, – сказал я, дерзко глядя господину магу в раскосые глаза. – Не возьмешь Амулет.

– Возьму, – Чонотакс улыбнулся. Встал, отвернулся от меня, распахнул свою шубу и расстегнул штаны. Я едва не разинул рот – Чонотакс мочился на магическую глыбу, и волшебный лед таял, размываемый горячей дымящейся жидкостью. Таял неоднородно, избирательно – гладкая поверхность становилась неровной, тут и там вырастали ледяные деревья, тянулись ледяные дороги, маленький мир рождался из подтаявшего льда, я будто смотрел на него с птичьего полета – мир, воспроизведенный Чонотаксовой могучей магией и теплой мочой…

– Я приведу их, – сказал господин маг, и в голосе его звучало нескрываемое удовольствие. – Они будут здесь через полчаса.

Утром случилась оттепель, снег, еще вчера визжавший под ногами, теперь мягко уступал насилию попирающих его сапог.

– Не ходи с ним, Танталь, – сказала Алана шепотом. Черно Да Скоро усмехнулся:

– Танталь, ты помнишь, как подобрала Луара на улице, в луже, пьяного? В тот день от него отреклась мать. Его жизнь к тому времени давно дала крен – но мать ударила его по лицу и прогнала прочь, и тогда его жизнь опрокинулась кверху брюхом… Ты помнишь?

Он сидел на трехногом табурете, уперевшись локтями в колени, положив подбородок на сплетенные пальцах.

– Танталь, не слушай его, – неожиданно громко сказала Алана. – Он и меня так… затягивал…

Танталь молчала. Чонотакс прищурил черные раскосые глаза:

– Ты помнишь вашу первую ночь? В повозке? На осеннем ветру? Ты пожалела его и просто хотела утешить… А вышло иначе. Это он утешил тебя. И с тех пор, прикасаясь к нему хоть краешком платья, ты ощущала…

– Да, – сказал Танталь глухо. – Все это правда. Но с тех пор прошло десять лет, и в моей жизни…

– Ты помнишь, как скакала за ним без седла, по большой дороге, гналась, чтобы удержать?

– Чтобы прогнать, – сказала Танталь. – Я гналась, чтобы прогнать его. Без седла… По большой дороге…

Ее голос менялся. Ее голос затихал, переходя на шепот, но я все равно слышал каждое слово.

Черно Да Скоро вдруг резко поднялся. Шуба упала к его ногам.

– Ты хотела бы к костру, Танталь? Сейчас? К доброму огню, к камину? К светильнику? Протянуть руки, подставить лицо?

Я содрогнулся. От этих его слов мне самому захотелось оказаться вблизи огня – и немедленно; Танталь, похоже, ощутила то же самое в еще большей степени.

– Не надо, Чонотакс, – сказала Танталь еле слышно. – Ты издеваешься надо мной… Ты знаешь, единственный, кто знает… знаешь – и морочишь меня. То, что осталось в прошлом…

Некоторое время Чонотакс и Танталь смотрели друг другу в глаза.

– Это не всем достается, – губы Чонотакса едва двигались, – заполучить от судьбы… свой костер. Но ощутить себя в ледяной пустыне… узнать, что огонь бывает на свете, но именно тебя судьба почему-то обделила… Не быть счастливым, но быть избранником. Я понятно… излагаю?

– Вполне, – отозвалась Танталь после паузы. – Я понимаю, во всяком случае… но сейчас ты говорил вовсе не о том, что люди привыкли называть «любовью» или «привязанностью».

– Я говорю о том, что называется «ложной виной». Что называется «выбором»… Пойдем, Танталь.

Алана вздрогнула, и я скорее почувствовал, чем услышал – «не ходи».

– Куда? – спросила Танталь едва ли не с вызовом. Черно Да Скоро пожал плечами:

– Да просто по лесу пройдемся… Нет?

– Нет, – сказал я, поднимаясь.

– Уже нет смысла прятаться, Ретано, – ровно сказала Танталь. – И бежать, в общем-то, уже некуда – прибежали… Поэтому не беспокойся. Нам с господином… с Черно действительно есть о чем поговорить.

Они вышли, и за ними закрылась дверь.

Спустя некоторое время Алана уснула – на лавке, лицом к стене. Я вышел наружу, под серое небо.

За домом, там, где Чоиотакс вытесывал своих идолов, появилась еще одна фигура, на этот раз белая; я подошел, стараясь ступать как можно тише – как будто изваянный из снега человек может услышать меня и оглянуться.

Это был молодой мужчина примерно с меня ростом. Некрасивый, как на мой взгляд, с жестким волевым лицом; я вдруг понял, что деревянные фигуры, в разных позах расположившиеся вокруг, сделаны так, чтобы смотреть в одну точку. В лицо снежному Луару, последнему обладателю вожделенного для Черно Амулета.

На шею снеговику накинута была колодезная цепь. Оборванные концы ее свисали Луару на грудь – как будто на цепи когда-то имелось украшение, а потом его сорвали. Возможно, Черно таким образом предвосхищает события. Что такое эта скульптурная группа – развлечение, дань болезненному воображению, магическое орудие?

Я обернулся, будто меня толкнули в спину.

Они брели рядышком, почти рука об руку, но не касаясь друг друга; даже с изрядного расстояния я видел, как поблескивает бритый череп Черно. И как низко опустила голову Танталь…

Я даже следить за ними не стал. Я даже не прятался – просто стоял и смотрел.

Они возвращались по собственным следам – и не в первый раз, потому что там, где они шли, уже протоптана была глубокая тропинка. Вернее, две тропинки рядом – будто колеи. Никто из них не хотел идти первым…

Говорила, как ни странно, Танталь. Я ведь ждал, что это Черно будет стараться, обволакивать, напоминать, уговаривать, упрашивать, шантажировать, грозить…

Танталь говорила и улыбалась. Будто рассказывая забавный анекдот. Указывала куда-то за спину, мимоходом стряхивала снег с низко опустившихся ветвей; потом Черно о чем-то спросил. Танталь ответила – охотно,даже весело, я слышал ее голос, но не мог разобрать слов…

Потом они остановились. Замерли друг против друга; померещилось мне или нет, но Танталь протянула руку и осторожно коснулась Чонотаксова лица. И задержала ладонь – на мгновение. Будто зная, что совершает нечто недозволенное, и все равно не в силах удержаться…

Я стоял столбом. Потому она, вероятно, меня и не видела – среди людей-изваяний я не привлекал взгляда. Нечто, видимое боковым зрением, темная точка на самом краю сознания…

Но вот Черно точно знает, что я свидетель этой странной сцены. Или это разыграно – для меня?!

Мне захотелось окликнуть Танталь. Увидеть, как она обернется, будто ужаленная; молчаливо наблюдая, я будто бы подыгрывал Чонотаксу. Соглашался с его спектаклем, пусть даже в роли зрителя…

Он положил ладони ей на плечи. Сказал что-то, пристально глядя в глаза; Танталь опустила голову, и вот так, неподвижно, они простояли минут пять.