Гарт Никс - За стеной Страница 52

В это же самое время разорились многие солидные банки. Это было полной неожиданностью, особенно потому, что в два предыдущих года банки раздувались, как пузыри. Банкротство банков сопровождалось неуверенностью в прочности валюты, государство вместо золотых и серебряных монет стало выпускать алюминиевые и медные, которые не имели никакой ценности.

Один из рухнувших банков был банк «Третье Национальное Доверие», в нем хранилось большинство сбережений жителей Динилбарга. Алиса Мэй узнала об этом, когда вернулась домой из школы и обнаружила в кухне всхлипывающую Стеллу. Джейк с белым лицом механически крошил тыкву.

В какой-то момент казалось, что они потеряют аптеку, но муж Дженис хранил очень много нелегальных наличных. Их продажа в «лицензионную коллекцию монет» принесла достаточно денег, чтобы покрыть долги Хопкинса и сохранить аптеку.

Однако Джейн оставила колледж. На ее обучении неблагоприятно сказалась инфляция, и Джейк со Стеллой больше не могли платить за учебу. Все ждали, что Джейн вернется домой, но она не вернулась. От нее пришло письмо, она писала, что нашла работу, хорошую работу с прекрасными перспективами.

Только спустя несколько месяцев выяснилось, что Джейн работает в политической организации «Слуги государства». Джейн прислала тонатип, где она была изображена в черной униформе с нашивками пожарника и с нарукавной повязкой. Джейк и Стелла почему-то не поставили тонатип на камин, где стояли тонатипы ее сестер.

Прибытие тонатипа Джейн совпало с тем временем, когда Алиса Мэй, как и все остальные, проводила много времени в размышлениях о «Слугах». Долгие годы казалось, что это вполне безобидная группировка. Просто еще одна правая, фанатичная, реакционная, псевдомилитаристская политическая организация с несколькими местами в Конгрессе и с парой очень незначительных консультантов при дворе.

Но к тому времени, когда Джейн присоединилась к этой партии, все переменилось. «Слуги» где-то нашли нового вождя. Этого человека называли Мастер. В газетах он выглядел достаточно ординарно — невысокий, со специфической бородкой, с длинной прядью волос на лбу и с вытаращенными глазами. Он был слегка похож на кинетокомика Харри Хоралонга, у которого была такая же выстриженная козлиная бородка, только Мастер не был таким забавным.

Мастер явно обладал харизмой, которую не мог уловить процесс тонатипирования или печать. Он постоянно ездил по стране и, где бы ни появлялся, всюду раскачивал местных политиков, важных деловых людей и большинство населения. Мэры оставляли свои партии и присоединялись к «Слугам». Нефтяные и танталовые бароны делали большие пожертвования партии. Профессора писали эссе, поддерживающие экономические теории Мастера. Толпы валили приветствовать нового лидера и едва ли не молились на него.

Везде, где росла популярность «Слуг», начинались убийства и поджоги. Противники «Слуг» погибали. Меньшинство подвергалось преследованиям, особенно «Первые люди» и последователи их ересей. Даже ортодоксальные храмы, чьи предсказатели не соглашались с судьбой, угодной «Слугам», сжигались дотла.

Ни оскорбления, ни побои, ни убийства, ни поджоги, ни изнасилования, совершенные во имя «Слуг», должным образом не расследовались. А если и расследовались, то дела никогда не доходили до суда или до императорского двора. Местная полиция предоставляла «Слугам» полную свободу вершить свои дела.

Император, теперь уже совсем старик, усевшийся на насесте во дворце в Вашингтоне, не делал ничего. Люди с тоской вспоминали о тех славных днях, когда он исполнял свои обязанности и охотился на медведей. Но это было очень давно, теперь он был слабоумным, а кронпринц почти всегда предавался лени и был дружелюбным шутом, который ни во что не вмешивался.

В Динилбарге Алиса Мэй была в значительной степени изолирована от всего, что происходило в стране. Но даже в этом маленьком, сонном городке она видела, как поднимаются «Слуги». Окна двух магазинов, которые принадлежали тем, кого «Слуги» называли «другие», а это были почти все, кто не был белым и регулярно не поклонялся «Слугам», были замазаны красной краской и потеряли большинство своих покупателей. В других городах владельцев магазинов избивали или мазали дегтем и обваливали в перьях, но в Динилбарге такого пока не случалось.

Люди, которых Алиса Мэй знала всю свою жизнь, говорили о международном заговоре «других» и о том, как это отражается на неудаче с банками, на неудаче с урожаем и на всех других бедствиях.

Осознание того, что происходит нечто действительно серьезное, пришло в дом Алисы Мэй в тот день, когда мимо прошел дядя Билл Кэйри не в зелено-синей форме начальника станции, а в черно-красной одежде «Слуг». Алиса Мэй выскочила на улицу спросить, что это с ним. Но когда она остановилась перед дядей, то увидела в его глазах странную пустоту. Это был не тот Билл Кэйри, которого она знала всю жизнь. Ее приемный дядя, которого она знала и любила, переменился, присущее его натуре человеколюбие утонуло где-то внутри и заменилось чем-то ужасным и отвратительным.

— Хвала Мастеру, — лязгнул Билл, когда Алиса Мэй посмотрела на него. Его рука пробралась к плечу, а затем рванулась через грудь, изобразив приветствие «Слуг».

Больше он ничего не сказал. Его странные глаза смотрели вдаль, и Алиса Мэй попятилась. Он прошел мимо, а она кинулась в сторону с ужасным приступом тошноты.

Позже она узнала, что накануне дядя был в столице государства, в Джаравак Сити. Вместе со множеством других людей из Динилбарга он побывал на выступлении Мастера и вернулся домой абсолютно преданным идее «Слуг».

Алиса Мэй попыталась поговорить о дяде Билле с Джейком и Стеллой, но они не пожелали ее слушать. Они боялись обсуждать «Слуг» и не хотели допускать даже мысли о том, что с Биллом произошло что-то дурное. Их рассуждения не заходили дальше того, что он просто движется по течению.

— Когда наступают трудные времена, люди начинают верить всему на свете, чтобы потом можно было кого-то обвинить, — сказал Джейк. — Билл Кэйри — хороший человек, но из-за инфляции он стал неплатежеспособным. Я подозреваю, что он просто хочет продержаться какое-то время на плаву, и Мастер каким-то образом вселил в него надежду.

— Надежду, связанную с ненавистью, — огрызнулась Алиса Мэй. От воспоминания о Билле в красно-черной униформе глубоко на дне желудка Алисы Мэй снова зашевелилась тошнота. Это было хуже, чем тонатип Джейн. Реальнее, ближе. Это было неправильно, неправильно, неправильно.

Стук в дверь прервал беседу. Джейк и Стелла обменялись испуганными взглядами. Алиса Мэй нахмурилась, разозлившись на то, что ее приемные родители боятся простого стука в дверь. Прежде они так никогда не вздрагивали. Она вихрем кинулась открывать дверь и так быстро пронеслась через холл, что задела и уронила на пол портрет прадеда. Стекло разбилось, и рама разломилась пополам.