Влад Вегашин - Почерк зверя Страница 53

Минут через пятнадцать зарядил мелкий косой дождик. Мантикора поежился, застегнул плащ и отошел под навес, наскоро сооруженный над смотровой площадкой. Окинул взглядом деревню — и признал правоту ее жителей. Она уже больше смахивала на очень маленький, но, тем не менее, город. Все время укрепляемый частокол с круговым помостом для лучников напоминал городскую стену, сторожевая вышка лишь усиливала это сходство. У ворот внизу дежурили два человека в доспехах и с оружием. Никаких коз, кур, и свиней, в изобилии бегающих по улицам обычной деревни, здесь не наблюдалось. Все жители были собраны, сосредоточены, все занимались каким-нибудь делом, даже женщины и подростки ходили с оружием. Талеанис вспомнил бой — и в очередной раз восхитился мужеством этих людей. Ведь они спокойно могли сдаться Птице — тот, хоть и жестокий человек, но идиотом не был и понимал, что люди ему нужны живыми и здоровыми — калеки не смогут работать в полях, а не будет полей — не будет хлеба и многого другого. Они могли сдаться ему и продолжать жить почти так же, как раньше, но они предпочли остаться свободными и доблестно сражались за свою свободу и свою жизнь. Они могли выдать Птице Гундольфа и самого Мантикору и получить награду, но они этого не сделали — больше того, скорее всего, они об этом даже не задумались. И сражались эти люди не как напуганные крестьяне, а как воины, причем и мужчины, и женщины, и даже младшие из подростков, почти что дети.

— Мы должны суметь их защитить, — негромко сказал он сам себе. — Иначе мы навсегда останемся в собственных глазах трусами и никчемными предателями.

Бросив меч в ножны, Талеанис обернулся в сторону, где за холмом виднелась темная громада замка Сайлери. И застыл, сжав в руке символ Дианари, который носил с тех самых пор, когда тот спас ему рассудок.

Справившись с шоком и нахлынувшим за ним отчаянием, полуэльф бросился к лестнице и в считанные секунды оказался на земле.

— Всадники на холме! К оружию! К оружию! — кричал он на бегу.

Навстречу Мантикоре выбежал Гундольф.

— Что случилось?

— Всадники. Чуть больше полусотни. Но это не тот сброд, что мы раскидали вчера. Я думаю, это те наемники, которых сюда привез Змей — как он думал, в помощь отцу.

Рыцарь выругался.

— У нас почти нет шансов… — пробормотал он. — Только если…

— Если что?

— Талеанис, готовь людей к бою. Я попробую кое-что сделать — если получится, то мы, возможно, переживем этот вечер, — в глазах Грифона разгоралась мрачная решимость. — Бери на себя командование.

— Есть! Ловушки восстановлены?

— Да, но я полагаю, что эти так просто в них не попадутся.

— Но вдруг…

— Все возможно. Собирай людей! — И Гундольф опрометью бросился на вышку. Талеанис посмотрел ему вслед — его не оставляло ощущение, что возможно, он видит рыцаря в последний раз, а ведь за эти дни, что им пришлось вдвоем руководить обороной города, они успели стать если и не друзьями, то очень хорошими приятелями…

Стряхнув с себя секундное оцепенение, полуэльф бросился бегом по улице, созывая людей.

Все были готовы к этому. И буквально через пять минут вооруженные кто луком, кто топором, кто мечом, жители города собрались у ворот. Они были готовы как можно дороже продать свои жизни — несмотря на то, что знали — их семьям, как и им самим, это уже ничего не принесет. Но столь сильна была ненависть к проклятому лорду Птице, что жители города были готовы убивать, умирая.

Это был их последний бой. И они были к нему готовы.

— Что ж, я бесконечно благодарен вам за то, что согласились разделить со мной трапезу и скрасили мое время, — дружелюбно улыбаясь, заговорил Птица.

Дверь распахнулась, и в залу вошли несколько человек, тащивших закованного в цепи Змея. Арна вслушалась в него и в ужасе попыталась обернуться — но тут же поняла, что не может пошевелиться. Судя по сдавленному хрипу со стороны орка, с ним произошло то же самое.

Все то время, пока Танаа и Грим приводили себя в порядок, а потом ели и разговаривали с Птицей, несколько опытных палачей истязали молодого графа. На Эстисе в буквальном смысле не было живого места — кожа истерзана ударами плетей и ожогами от раскаленных прутов, все тело покрывали багровые кровоподтеки от ударов, один глаз заплыл так, что не видел ничего, остатки одежды насквозь пропитаны кровью…

А лорд тем временем продолжал говорить, и говорил он такое, что у Арны волосы на голове зашевелились от ужаса.

— Я очень рад, что вы приняли верное решение и готовы и дальше со мной сотрудничать. Поверьте, я умею быть благодарным. Кроме того, как видите, я сдержал свое обещание — сейчас последний из графов Сайлери умрет, и после того, как я закончу свои дела здесь, этот замок и все земли графства перейдут в ваше безраздельное пользование. Неркис, выведи графа на середину залы! Я хочу, чтобы мои дорогие друзья видели, что я не собираюсь их обманывать. Он ведь подписал завещание в пользу миледи Арны?

— Разумеется, мой лорд, — скалясь, подтвердил помощник.

— Вот и прекрасно. Убейте его!

Ставшее таким чужим и враждебным тело Арны довольно улыбнулось — а Танаа беззвучно кричала от ужаса. Сейчас Птица на самом деле впустил ее в свое сознание — не давая возможности ни на что повлиять, но зато позволяя увидеть, что именно произошло и что он задумал. Он снимал блок за блоком в ее памяти, и девушка словно бы видела себя и все свои последние действия против лорда со стороны.

Защитники города выстроились перед воротами. Мантикора раздавал последние указания — точно так же, как это делал Гундольф вчера. Он повторял врезавшиеся в память фразы, произносил какие-то слова, но думал лишь о том, что эти люди вымотаны, многие ранены, многие вчера потеряли близких — да, они будут сражаться до конца… до неминуемого конца. Но, возможно, стоило и правда убедить их сдаться Птице? Тогда они остались бы живы, а когда-нибудь потом, возможно, получили бы шанс на освобождение…

Шаблонные, повторенные тысячи раз слова замерли на языке. Талеанис обвел жителей долгим взглядом, помолчал несколько секунд…

— Я не знаю, что задумал Гундольф — но он сказал, что у нас будет шанс. И я сильно сомневаюсь, что говоря «у нас» он подразумевал и себя тоже. Он благородный человек и настоящий воин. Он умрет, чтобы дать нам шанс. Против нас — прекрасно обученные наемники, а не тот сброд, с которым пришлось иметь дело вчера. Эти люди знают свое дело, и их не остановят стрелы, которых у нас почти не осталось, и ловушки, о которых они предупреждены. Но Гундольф сказал, что у нас будет шанс. А этот человек не врет никогда. И при всем своем благородстве, он не настолько идиот, чтобы погибать за просто так. Если он сказал, что шанс есть — наш святейший долг этот шанс использовать. Мы сможем победить, и мы сможем пережить свою победу. Мы оба для вас — чужаки, незнакомцы. Но вчера мы вместе проливали кровь, а потом вместе хоронили убитых. И сегодня мы вместе будем убивать, умирать и побеждать!