Татьяна Зингер - Чтица Слов Страница 55

Иттан отхлебнул молока, и то скатилось по горлу, спуталось с тьмой в грудине и ненадолго заглушило жажду боли.

— Отец, напомню о нашей договоренности. Жизнь твоя взамен на жизнь нашу, — тихо, с расстановкой парировал Иттан.

— О девице речи не было!

— О Тае, — напомнил он и блаженно улыбнулся.

Матушка увела её мыться и расчесываться, пообещав воротить если не принцессу, то фрейлину королевского двора. Тая тушевалась, забивалась в угол, но когда её схватили под локоток мать с сестрицей, вяло побрела следом. Взгляд её молил о пощаде.

— Знать не желаю её имени! — Отец стукнул чашкой по подлокотнику кресла. Кофе выплескался на обивку и потек по ножке прямиком к медвежьей шкуре, что устилала пол под ногами старшего графа и младшего.

— А придется, — отбрил Иттан, сделав последний глоток. — Мы поженимся, отец. Смирись. Или… — он выдержал паузу, — ты хочешь воротиться в постель?

По щелчку пальцев — раньше этим жестом он вызывал безобидного «светлячка» — отголоски былой муки напомнили о себе, и Берк-старший старчески охнул. И, когда всё утихло, глянул на сына по-особенному: не со страхом, но уже с уважением, которое сын не мог заслужить ничем и никогда.

— Я приму эту… — но, подумав, уточнил: — Таю в семью. О вашей помолвке оповестят в завтрашних же газетах.

— Незачем так спешить. Дай нам немного времени привыкнуть к жизни верхнего города.

… Глазастое существо, душистое, нежное, восседающее за обеденным столом вместе с родительницей и тетушкой Иттана, было незнакомо, но симпатично. Вьющиеся мокрые волосы, расчесанные и уложенные по плечам, отдаленно напоминали спутанные Таины. Брови были выщипаны по последней моде. Щеки полыхали румянцем. Её нарядили в кремовое платье, приталенное, с узким вырезом. Существо комкало салфетку и сосредоточенно изучало количество вилок. На звук шагов оно вскинуло голову.

— Иттан! — радостная сверх меры девушка (видимо, решила, что отец линчует непутевого сына) почти кинулась к нему, но матушка положила на острое плечико ладонь.

— Он подойдет сам, — вымолвила с легкой усмешкой. — Ты выбрал очень симпатичную, но невоспитанную невесту. Буду обучать её манерам. Деточка, возьми дальнюю вилку и дальний нож.

Тая зарделась до кончиков волос, покраснел даже носик пуговкой. Она и раньше казалась сущим ребенком, а теперь напоминала фарфоровую куклу. Но разве бывают у кукол недетские морщинки на лбу и в уголках губ?

Иттан сел по правый локоть от неё. Перехватил миниатюрную ладошку. Сжал пальчики.

— Спасибо, матушка, за то, что приняла нас! — Он отсалютовал бокалом, полным белого вина.

Тая бессловесно закивала. Маменька по-свойски подмигнула, а тетушка Рита промокнула платочком сухие глаза.

… Изучать Таю, такую привычную и знакомую, но позабытую за время разлуки, было непривычно и до боли мучительно. Вот бы скорее стянуть с неё неудобное платье, вцепиться зубами в чулки и стащить их. Но нельзя. Нужно вспомнить. Дать привыкнуть рукам и сердцу. И подавать тьму, которая туманила взор.

Пальцы пробежались по позвоночнику как по струне. Надавили на чувствительную точку на пояснице, и Тая выгнулась как кошка. Выдохнула.

— Какое глупое платье, — пробурчала она, оттягивая ворот. — И тяжеленое! Я в нем похожа на дурочку. Можно я буду ходить в штанах?

Иттан засмеялся.

— Мне очень нравится и твое глупое платье, и вся ты.

Тая засмущалась и, находя своими губами его, заключила:

— Придется носить платья.

… Лекарь обследовал Иттана и Таю и прописал им утомленному организму покой и отдых. Матушка восприняла это по-своему, потому купила две путевки в «Лазурь», магический курорт для самых богатых. Побережье, голубое небо и глубокое море были полностью воссозданы колдунами за чертой города. Курорт охранялся едва ли не целой армией, а день в его стенах могли позволить себе немногие.

Волны-барашки ласкали берег и уносили на глубину желтоватые песчинки. Услужливые лакеи подносили коктейли в высоких бокалах и подносы с заморскими морепродуктами. Тая сама не верила своему счастью. Она наотрез отказывалась входить в воду. Заплакала, когда волны утянули её за собой. Едва не задохнулась. Но потом привыкла и даже нырнула в море с головой.

Они лежали на песке, обнявшись. Тая обводила пальцем капельки воды на груди Иттана.

— А почему никого нет? — спросила, окинув взглядом побережье.

— Ну, отдых тут очень дорогой, — хмыкнул Иттан, притянув девушку к себе.

— Как корова? — опасливо предположила Тая.

— Как стадо коров, — поправил Иттан, а девушка задохнулась от ужаса.

— Уйма денег! И мы будем жить тут целую неделю? Нас не выгонят?

— Не посмеют, всё оплачено. Поверь, легче согласиться, чем переубедить мою матушку.

— Но ты ведь не исцелишь водой ту самую болезнь? — Тая положила ладошку ему в область сердце.

Иттан поскучнел.

— Нет, но всё будет хорошо. А сегодняшний день принадлежит нам.

После они забрались на глубину, где долго целовались, а искусственные волны накрывали их с головами, и во рту оставался привкус соли. Тая обхватила Иттана ногами, он держал её на весу, оглаживая талию и бока и восхитительно щекотал ключицы пьяным дыханием.

Иттан думал только о той, которая наконец-то принадлежала ему. Которую полюбила матушка и принял отец. Которая скоро станет его женой. И тогда, когда тьма поглотит разум Иттана, никто не посмеет изгнать Таю из дома. Пока же он будет сопротивляться.

Не признаваться же ей, что его уже вторую неделю мучают чужие голоса в голове.

38

В этом доме никогда не утихали голоса. Причитала матушка Иттана, недовольная сущими мелочами; громыхал взбешенный по любому пустяку граф Берк-старший. Переговаривались шебутные служанки. Шум, порой оглушающий, был каким-то неправильным, раздражающим. Тая всегда считала, что в богатых имениях царит тишина. Ну зачем аристократам суетиться, когда и так всё хорошо? Денежки греют карманы, в садах цветут розы, над головой всегда есть крыша, а в очагах горит пламя.

Но они ругались, перекрикивались, куда-то спешили, вызывая головную боль. Иттан не вписывался в их компанию. Он был, как и всегда, молчалив и угрюм. На обедах обходился малозначащими фразами. Не спешил обсудить свежую сплетню за чашечкой чая. Чаще — укрывался с Таей в комнате и часами читал книги.

В их спальне никогда не повышали голосов.

Сейчас Тая разлеглась на таком мягком ковре, что ступать боязно — утонешь; сложила руки на животе (служанка по секрету сказала, что будущей графине не престало лежать на полу, но Тае было глубоко плевать), а Иттан уткнулся в очередной занудный магический талмуд. Тая их даже читать не могла — рот сводило от зевоты.