Елизавета Шумская - Уроки колдовства Страница 55

– Про любовь.

Тролль, разумеется, оскорбился таким к себе неуважением и начал вставать. Гамельн не мог насладиться всем грозным величием этой картины, зато им могли полюбоваться все остальные, а Ива тут же поняла, какая беда ожидает ее неосторожного друга.

– Нет, Грым! – вскрикнула она и повисла на его лапе. – Грым, ты не так понял!!!

– Что я не так понял?! – взревел тролль, без каких-либо усилий поднимая девушку, болтающую у него на руке, до уровня своих глаз.

– Э-э-э… это была аллегория!!!

– Еще и ругается он!!! Да я его сейчас!..

– Нет, нет, Грым! Это не ругательство!!! – Знахарка оглянулась в поисках поддержки друзей. (Дэй покатывалась со смеху, Златко и Калли явно не спешили на помощь.) – Ну… это… как бы… он же менестрель! А они, барды, все немного… того…

– Блажные, – подсказала гаргулья.

– Неправда, никакие не блажные! – возмутилась Ива. – Просто… немного не от мира сего!

– Ну вот, я и говорю: блажные, – хихикала Дэй.

– Да нет же!!! Грым, ты куда?! Ну Грым!!!

Троллю надоела эта перепалка, и он решительно двинул к первоначальной цели. Травница уперлась ногами в пол, из-за чего Грыму пришлось некоторое расстояние ее протащить, что, впрочем, нимало не замедлило его движения.

– Ну Грым! Прекрати!!! Ну прошу тебя! Грым!!! Кормить перестану! – видя, что ее больше не слушают, пригрозила она самым страшным.

Тролль остановился, вновь поднял ее на уровень глаз.

– Ты мне угрожаешь? – удивился он.

– Нет! – тут же сорвалось у травницы с языка при виде этой зверской рожи. Оглянулась на заинтересованные лица друзей. – Предупреждаю, – выдала она стандартную формулировку, но тут же ее сменила на более мягкую: – То есть прошу.

Грым какое-то время рассматривал это чудо природы, потом вздохнул и опустил ее на пол.

– Вот всегда ты, Ива, всем развлекуху испортишь, – даже расстроился он.

– Ну, Грымушка, ну не серчай, мы как приедем, я твой любимый пирог с печенкой испеку, хочешь? – заюлила та, видя, что надо ковать железо, пока горячо.

– Нет, ну какая же ты лиса, – расплылся в довольной улыбке тролль. – Конечно же согласен! Ни один хмырь не стоит твоего пирога с печенкой! – Парень притянул ее к себе, обняв локтем за шею и потрепав другой лапой по макушке.

Калли, Златко и Дэй рассмеялись.

– Ребята, а у Грыма оказывается есть слабое место, – хихикнул Златко нарочно громко, чтобы тролль его услышал.

Эльф и гаргулья посмотрели на Синекрылого заинтересованно, Грым – настороженно, а Бэррин, торжествующе всех оглядев, выдал:

– Это Ива!

Калли и Дэй гнусно заухмылялись. А тролль тут же возразил:

– Неправда!!!

Вот тут уже обиженно на него уставилась знахарка, уперев руки в боки, – а у нее это была самая опасная для окружающих поза. Грым опасливо глянул на девушку.

– Это еда, – неожиданно по-доброму улыбнулся он, и травница расплылась в ответной улыбке.

– А я знаю, про кого эта песня, – вдруг раздалось откуда-то со стороны. – О да, знаю, – через некоторое время повторил странный тип в чалме, какие носили только на юге.

В этом трактире, расположенном далеко на севере, это казалось более чем странным. Да и весь вид мужчины не внушал доверия. От него хорошо несло спиртным, а одежда давно нуждалась даже не в чистке и руке швеи, а в смене на другую. Лицо было то ли смуглым, то ли грязным, а скорее всего и то и другое вместе. Вообще южное происхождение так и сквозило в его облике: некоторые элементы одежды, акцент, характерные жесты, а самое главное – черные глаза и быстрый нервный взгляд.

– Это переделка одной ста-арой песни шакнейских пустынь. Мелодия другая, слова кое-какие переделаны, но в целом смысл остался прежним, – закивал говорящий. – Так странно слушать ее здесь! В этом варварском зимнем крае.

– Эй, ты поосторожнее! – возмутился Златко. – Это моя родина!

– О, прошу прощения, достопочтимый юноша, – тут же стал кланяться мужчина. – Прошу прощения за свой глупый язык, славные волшебники, да продлятся ваши года, да прославятся деяния ваши в летописи веков, пусть впишут их мудрые боги золотыми чернилами в свитки истории сего славного великого и сурового края, известного своими доблестными героями и мудрыми мужами, а также прекрасными девами, краше которых нет в целом свете, чьи прекрасные очи сияют подобно звездам на южном темном небе, а губы прелестнее распустившихся бутонов чайных роз, что увивают белые дома шакнейских владык, да продлятся их годы, да прославятся деяния их…

Когда мужчина пошел по второму кругу, «славным волшебникам» удалось подобрать челюсти со стола, за которым они сидели, и все-таки прервать этот нескончаемый поток красноречия, хоть Златко и Калли втайне пожалели об этом: такое дивное умение говорить долго, витиевато и абсолютно без смысла встретишь нечасто.

– Так о чем эта песня? – Грым исподлобья глянул на этого любителя изящной словесности.

– О ком, уважаемый тролль, – подобострастно потряс чалмой тот. – О ком. Не о чем. Ибо то, что может дышать, двигаться и потреблять пищу, есть существо живое, как учат нас мудрые Свитки Первозданной Истины, что изучают все юноши из приличных семей с самого раннего детства, ибо мудрость не появляется из ниоткуда. И хотя ее заложили в нас боги Семи Врат, да прославим их…

Мужчина начал биться лбом о стол. Чародеи, опять пребывающие в ступоре, даже испугались, что действительно разобьет. Причем Калли, Златко и Ива боялись, что разобьет лоб, а Грым и Дэй, что – стол. Однако спустя примерно минуту такого высокоинтеллектуального занятия мужчина остановился и с абсолютно счастливым лицом продолжил говорить:

– Так вот, несмотря на зачатки мудрости, что есть в каждом, даже самом неразумном, существе, для настоящего постижения истины и обретения высокого знания нужно развивать их с самого детства, чтобы не упустить ни одну минутку познания, только так, изучая священные свитки, юноша способен вырасти в мужчину, мужа достойного называться таковым, и прославить свой народ, вписав еще одну славную главу в историю человечества и оставив о себе память добрую о жизни порядочной и скромной, ибо как учат нас те же Свитки Первозданной…

Глядя, как глаза Грыма и Дэй наливаются кровью, а обалдевшая Ива пытается прийти в себя, Калли и Златко тихо хихикнули, а потом Синекрылый все-таки прервал столь занятного собеседника:

– И все же о ком эта песня?

– О! Это история славная, наполненная легендами и домыслами, что невозможно проверить, потому как мало кто – а может, и никто – в состоянии похвастаться тем, что смог на своем примере испытать все, о чем повествуют древние сказания. Однако какая история возможна без вымысла? Тем более история, давно превратившаяся в сказку, какие рассказывают доверчивым чужеземцам и непослушным детям на сон грядущий. В страшную, полную непонятного сказку, в которой вымысел и правда сплетись так, что не развязать самым усердным и искусным ткачихам ковров при дворах шакнейских владык, а, как известно, шакнейские ковры славны своими…