Олаф Бьорн Локнит - Карающая длань Страница 55

Всадник успел соскочить с повалившегося набок коня и, едва обретя под ногами твердую землю, очертя голову кинулся на варвара. Тому оставалось только выставить перед собой меч. Противник всем телом навалился на острие, Конан от неожиданности отступил на шаг назад, пытаясь сохранить равновесие и запнулся о тело бьющейся в агонии лошади. Уже умирающий враг с хриплым воем бросился на варвара, насаживаясь на клинок, как медведь на рогатину, и они оба опрокинулись в снег. При этом Конан хорошо приложился затылком о чей-то шлем.

Последнее, что он услышал, был хриплый тоскливый волчий вой. А может, это ему только показалось.

Придя в себя, варвар ощутил тупую, ноющую боль в затылке и тяжелую свинцовую усталость, заполнившую, казалось, все тело. Кто-то – скорее всего, Селена – обернул его раскалывавшуюся от боли голову тряпкой со снегом, но все равно…

Конан с трудом приоткрыл глаза. Над ним было ярко-синее и, вне всякого сомнения, утреннее небо. Выходит, он провалялся без сознания целую ночь? Они победили, но какой ценой? Кто остался жив?

– Се-ле-на, – вяло позвал киммериец, даже не пытаясь встать. Почти сразу же небо заслонило знакомое милое и встревоженное личико.

– Я здесь, – тихо сказала девушка. – Лежи спокойно, у тебя голова разбита.

– Кто выжил? – с замиранием сердца задал Конан единственный интересующий его вопрос.

– Погиб только Вальсо, – с горечью отозвалась Селена. – У Эмерта здоровая шишка на виске и он не помнит ничего после нашей ночевки в Хезере. Гарту, кажется, сломали ребро, он еле дышит. Гильом сильно хромает, а так с ним все в порядке. Веллану распороли бедро и бок, а Эртель и дядя отделались парой порезов.

– А Хальмун?

Девушка помолчала, вздохнула и неохотно ответила:

– Он жив, но очень плох – его почти изрубили на куски. Наверное, он не дотянет даже до вечера… – она еле слышно шмыгнула носом.

– Не хнычь, – мрачно сказал Конан и с трудом поднялся на непослушные и предательски дрожащие ноги. Голова кружилась, деревья, растущие вокруг поляны, прыгали с места на место, но варвар все же устоял – хотя и с помощью Селены – и огляделся по сторонам. Поляна выглядела ужасно – чистый белый снег был истоптан и стал красноватым от пролитой крови. То тут, то там валялись трупы. Много трупов, почти три десятка…

– Они все здесь? – спросил Конан у подошедшего Эрхарда, заранее зная ответ.

– Все, – кивнул сотник и вполголоса добавил: – Я рад, что тебе лучше. Пойдем, Хальмун умирает. Он говорил, что хочет тебя видеть.

Ванир лежал на груде елового лапника, накрытого плащами, и почти ничем не отличался от мертвецов на снегу. Только время от времени на рассеченных губах пузырилась розовая кровь, доказывая, что безжалостно изрубленный человек еще дышит. Его лицо напомнило варвару события почти двадцатилетней давности. Жаркие барханы Туранских пустынь и человек по имени Хассек с разрубленным точно так же лицом валится на белый блестящий песок, чтобы никогда с него не подняться…

Руки ванира сжимали обломки секиры. Когда он ненадолго пришел в сознание, то, кашляя кровью, попросил, чтобы ему принесли его оружие.

Конан не плакал – он не умел – но душа его рыдала. Только сейчас, прожив на свете почти четыре десятка лет, он начал понимать подлинную цену чужой жизни. Особенно если это жизнь твоего друга.

Внезапно огромное тело дернулось. Многочисленные наспех наложенные повязки сразу пропитались кровью. Сидевший у изголовья Эмерт наклонился, прислушался и, поднявшись на ноги, отрицательно покачал головой, почти беззвучно пробормотав:

– Это конец.

Единственный налитый кровью глаз Хальмуна медленно открылся и увидел того, кого хотел увидеть.

– Конан, – в горле ванира клокотала и булькала кровь, но слова звучали внятно. – Я не попрощался только с тобой. Я ухожу к Имиру и вижу тебя в последний раз. Наши боги не слишком жалуют друг друга, но теперь мне на это наплевать… Прощай, Конан. Для киммерийца ты был неплохим парнем.

Варвар печально усмехнулся:

– Прощай, Хальмун. И ты был хорошим человеком для ванира.

Лицо Хальмуна начало быстро сереть, потухший взгляд остановился на вершинах заснеженных елей. Отряд молча стоял вокруг, никто не решался сказать хоть слово или протянуть руку и закрыть единственный глаз умершего товарища. Неожиданно Конан поднял голову к пронзительно-синему небу и протяжно закричал, не в силах сдержать горе.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,

в которой отряд ночует в подозрительной деревушке, а маг показывает фокусы

– Эрхард, а как вам удалось с ними расправиться? Что вообще произошло после того, как я грохнулся?

Сотник хмыкнул и пригладил усы, прежде чем начать неторопливое повествование о минувшем сражении:

– Ты еще не успел упасть, как откуда-то высочил Гильом. Он орал как бешеный, а рубился так, словно в него демон вселился. Именно он расправился с убийцей Вальсо и Хальмуна, а мы с племянником – Веллан к тому времени уже не мог держаться в седле – насели спереди. Оставшиеся в живых не выдержали и бросились в разные стороны. Их осталось всего пятеро. Один по дурости попытался проскочить между мной и Эртелем. Мы сделали из него три куска мяса. На другого бросился Гильом, стащил с коня и перерезал горло. Еще один счел Гарта легкой добычей… Два меча убедительно доказали, что это не так. Прежде чем свалиться, он прошел несколько шагов, волоча за собой кишки… Четвертого зарубила Селена, когда он попытался перелезть через дерево и удрать. Последний на счету Веллана. Наш остряк свалил его коня, и парень просто вылетел из седла, свернув себе шею.

– Исчерпывающий рассказ, – Конан оглянулся назад. Зловещая поляна была теперь лишь туманным просветом между высокими деревьями. Отряд, уменьшившийся на двух человек, медленно ехал по занесенной снегом дороге, направляясь к угрюмым клыкам Грааскаля, возвышавшимся совсем рядом и сверкавшим немыслимо чистой белизной. Позади над притихшим лесом вилась еле различимая струйка сизого дыма – догорал очередной погребальный костер.

Настроение в отряде было подавленным. Веллан еле держался в седле, то и дело морщась от боли в раненом бедре. Гарт часто кашлял, сплевывая кровь, и тревожно поглядывал на брата, выглядевшего изрядно помятым. На обычно бесстрастном лице Эмерта застыло недоумение. Память к нему возвращалась медленно, обрывками, и боссонец то и дело растерянно покачивал головой. Конана мучила постоянная боль в затылке. Бледная Селена ехала рядом с ним и никак не могла свыкнуться с мыслью, что собственными руками лишила жизни двух человек. Дядя и племянник грустно вздыхали и помалкивали.