Андрэ Нортон - Мастер зверей. Бог грома. Бархатные тени Страница 55

— Я никогда не проливал крови никого из семьи На-Та-Хай, — медленно, взвешивая каждое слово, сказал он. — И, разумеется, я никогда не позорил его семью.

Сторм похолодел. Ему и в голову не приходило, что когда они наконец встретятся лицом к лицу, Квад попытается отрицать свою вину. Он с первого взгляда, еще в Гроссинге, понял, что человек это прямой и искренний.

— Нахани, — так же, подчеркнуто обдуманно, сказал Сторм. И уже встревоженно добавил: — Или ты не знал даже имени человека, которого убил в Лос-Гатос?

— Лос-Гатос? — выдохнул Бред Квад, наклонясь так, что его голубые глаза оказались на одном уровне с поднятыми ему навстречу глазами Сторма.

— Кто… ты? — произнес он, с трудом выталкивая из себя слова и не на секунду не отрываясь от глаз Сторма.

— Я Остин Сторм, сын Нахани, внук На-Та-Хай.

Губы Бреда беззвучно шевелились, но слова никак не хотели выходить наружу. И когда он наконец заговорил, голос его прозвучал хрипло и незнакомо.

— Но он сказал нам… сказал Рагуэль, что ты умер… умер от лихорадки. Она… это отравило ей остаток жизни! Она приехала за тобой, а На-Та-Хай показал ей замурованную пещеру… сказал, что ты там похоронен. Это чуть не убило ее! — Бред Квад встряхнулся и расправил плечи, почти не обращая внимания на готового напасть Сторма. Он сжал кулак и с искаженным лицом замахнулся на картину, словно на врага, которого нельзя уже ни настичь, ни уничтожить. — Проклятый! Он нарочно мучил ее! Как он мог?! Ведь она была ему дочерью!

Сторм заметил, как этот сильный человек борется со своей яростной вспышкой, и как самообладание возвращается к нему. Разжатые пальцы уже не угрожали картине, они коснулись ее мягко и, пожалуй, даже нежно.

— И все же… как он мог решиться на такое? Даже если он был законченным фанатиком? — снова спросил Квад, но уже не гневно, скорее, удивленно. — А Нахани никто не убивал. Он погиб от укуса змеи. Так что я не совсем понял, о чем ты говоришь. Похоже, тебе наговорили всяких небылиц.

Теперь Бред Квад говорил вполне спокойно. Сторм опустился на свои подушки, чувствуя, как шатается и рушится его мир. Трезвый голос Квада был для него более чем убедителен. Он сердцем чувствовал, что тот говорит правду.

— Нахани работал тогда в Службе Наблюдателей, — начал рассказывать Квад. Он двинул стул к кровати, уселся на него и взглянул на Сторма спокойным ясным взглядом. — В то время я тоже там работал. Мы не раз выполняли задания вместе, да и наша индейская кровь нас сближала. В общем, мы подружились. Тогда уже начинались неприятности с хиксами на окраинных планетах. И вот в одной из таких схваток Нахани попал в плен. Он как-то сумел бежать от них, и я сам навещал его в госпитале на Алпайсе. Но дело в том, что они попытались его «перепрограммировать».

Сторм невольно вздрогнул, и Квад, заметив это, понимающе кивнул.

— Ну да, ты представляешь, что это такое. Ему было плохо… он очень изменился. Медики сказали, что его надо отправить на Землю, только там был шанс хоть что-то сделать для него, — и он улетел. Но через месяц он сбежал из госпиталя и пропал. Только потом мы узнали, что он решил вернуться на свою родину, а там, на Дине, ждала его жена с двухгодовалым сыном.

На первый взгляд Нахани казался вполне нормальным. Отец его жены — На-Та-Хай — принял его с радостью. Он был одним из тех непримиримых, которые отказывались признавать любые перемены в жизни своего народа. Он был фанатиком прошлого, почти свихнулся на этом. И можно представить, как он обрадовался, когда один из его народа бросил космос и вернулся на родину, чтобы вести простую жизнь предков. Но Рагуэль, жена Нахани, знала, что ему необходима квалифицированная медицинская помощь и тайком от отца сообщила властям, где находится ее муж. Я как раз был в отпуске на Земле. Меня тогда попросили поехать с медиками и помочь привести его в больницу. Они думали, что он послушает меня и поедет добровольно, ведь я был его другом.

Когда он понял, что мы приехали за ним, он попытался сбежать. Я вместе с Рагуэль отправился за ним в пустыню. К сожалению, мы опоздали, нашли его уже мертвым — его укусила ядовитая змея. А когда мы вернулись, отец Рагуэль словно с цепи сорвался. Он отобрал у нее сына и орал на весь поселок, что она предала своего мужа и весь свой народ, а потом пригрозил ей ружьем и выгнал из дома.

Она попросила меня помочь, и мы вместе поехали забирать ребенка, прихватив с собой для верности представителей власти. Вот тут На-Та-Хай и показал нам замурованную пещеру. Рагуэль упала в обморок и потом еще с месяц болела. Она так и не оправилась от потрясения до конца жизни. Потом она вышла за меня замуж, а я оставил службу и привез ее сюда, в мой родной дом. Я надеялся, что новая обстановка поможет ей забыть свое горе. Я думаю, она была счастлива здесь, особенно после рождения Логана. Но прожила она только четыре года. Вот как все это было на самом деле!

Нож так и остался лежать, забытый, поверх одеяла. Сторм плотно закрыл руками глаза, отгородившись от всего, и увидел всю темноту и страхи, которые он должен был встретить лицом к лицу, как раньше встретил Бистера на Пиках.

Теперь он понимал, почему не попытался объясниться с Бредом Квадом, когда встретил его в первый же вечер в Гроссинге. Похоже, он подсознательно чувствовал, что только это удерживает его в жизни. Исчезни его цель, выполни он свою клятву, и жизнь сразу потеряла бы смысл.

На-Та-Хай возник в его памяти, но только как символ прошлого. Рассказ Квада перерезал последнюю ниточку, которая связывала Сторма с живой Землей. Выходит, правы были медики из Центра, когда не доверяли его спокойствию. Он тоже не избежал безумия людей, лишенных своего мира, просто у него оно выразилось по-другому. Неисполненная клятва отгораживала его от тьмы и ужаса настоящего безумия. Теперь этот барьер рухнул и он, холодея от страха, ждал, когда скрытое за ним безумие заполнит его опустошенную душу. На-Та-Хай не оставил ему надежной поддержки, только самообман. Теперь он сам балансировал на краю той бездны, куда сорвался Бистер. Ведь и ему, совсем как Бистеру, необходимо чувствовать себя частью своего рода. Без этого человек ничто.

Сторм не осознавал, что зарывшись в свои подушки он с дрожью ждет провала в забытье, а оно все не приходит. Руки его оторвались от лица и теперь безвольно лежали на легких складках одеяла, но глаз он так и не открыл. Он чувствовал, что теперь у него не хватит сил взглянуть ни на картину, ни на человека, сказавшего ему правду и тем отнявшего последнее, что у него было.

Сильные мужские пальцы теплым браслетом обхватили его запястье, готовые вытащить, выхватить его из обволакивающей темноты.