Александр Маслов - Самая древняя сила Страница 55

- Действительно готов, - с задержкой отозвался Голаф, трогая льдисто-голубое лезвие - на пальце выступила кровь. - Действительно… Беру. Двадцать четыре? - переспросил он.

- Шет, а! - рассмеялся лавочник, оглянувшись на храмового стража и жрицу, тоже заинтересовавшихся происходящей сделкой. - Ну, либийским золотом, можно и двадцать четыре. Идет, - он принялся отсчитывать золотые пластины и кругляши, высыпавшиеся из кошельков.

- Может, еще чего приглядите? - подсуетился Фетри. - К такому мечу броня добротная имеется. Легкая. Из кожи синего василиска.

- Не, парень, - рейнджер мотнул головой, следя за счетом торговца. - Я деньги никогда зря не трачу. Уж знаю, как они зарабатываются, и всякий раз думаю, прежде чем отдать лишний сальд. А броня у меня есть. Вернее, будет, если сильно потребуется, - он вспомнил о лоскуте кожи Аасфира, лежащем в сумке, и подумал, что не плохо бы его оценить именно в этой лавке.

- Может что-нибудь для девушки? Для невесты что-нибудь подберите, - не унимался помощник торговца. - Кажется, вы с ней прошлый раз заглядывали. Точно! Она в магии очень разборчива! Смотрела палочки иллюзий и спрашивала наши кристаллы.

- Угомонись ты, - оборвал его Голаф. Слова парня, вернули мысли к Астре, и он повернулся к простенку, перед которым когда-то стояла мэги Пэй, восторгаясь разными вещицами и волшебной одеждой. Рассматривал изящные жезлы, покрытые серебряной вязью, с головками из хрусталя, обсидиана или зеленоватого нефрита. Взглянул на лоток занятый невероятным разнообразием амулетов и сверкающих украшений. Снова вернулся к одеждам, привлекавших множеством цветов и качеством отделки.

- Двадцать четыре, - закончил счет Цаонс, положив широкую ладонь на горку монет.

- А сколько стоит та накидка? - Голаф указал на висевшее во втором ряду одеяние, блестящее розовыми звездами и отороченное голубоватым мехом.

- Это Плащ Обольщения, господин. Такому будет рада даже королева, - важно понизив голос, сообщил хозяин лавки. - Вещь магическая. Изнутри подшита мехом ларсы. В ней не жарко на самом беспощадном солнцепеке и не холодно в лютую стужу - проверенно в снежных горах Архаэса.

- Так сколько? - переспросил Брис, вспоминая, как смотрела на чудное одеяние госпожа Пэй, как вспыхнули золотистые искры в ее глазах и мило, сладко порозовели щеки.

- Восемь штаров. Семь с половиной. Исключительно для вас, - с уважением добавил хозяин лавки.

- Пожалуй, я возьму, - франкиец выложил оставшиеся либийские пластины, развязал кошелек на поясе и отсчитал двенадцать серебряных монет. - И еще, господин Цаонс, - пока Фетри снимал Плащ Обольщения и заворачивал его в льняной отрез, Брис полез в сумку и вытащил сверток кожи Аасфира, блестящий черными с лиловым оттенком чешуйками. - Если не сложно, оцените вот это.

- О-го-го! - изумился хозяин, наполовину разложив по прилавку огромный лоскут, скрипящий в руках и источающий неведомый запах.

- Невероятно! - воскликнул один из мужчин, до сих пор возившийся со свитками. - Это шкурка нага. Только очень большого. Гигантского!

- Наги не бывают таких размеров, господин Болират! - с возбуждением не согласился торговец. - Готов поспорить, что с нагом здесь ничего общего! Ведь, как я понимаю, это лишь отрез от куска более огромного? - он вопросительно взглянул на Голафа - тот холодно улыбнулся.

- Клянусь, это чудовище было размером с южного слона! Позволите? - Фетри вытащил нож, приноравливаясь проверить на прочность чудную кожу.

- Попробуй, - согласился рейнджер. - Я два дня возился, чтобы его вырезать.

Помощник торговца налег на нож, оттягивая край лоскута. Сопел, пыжился прежде чем сделать маленький надрез. Вокруг него уже собрались все посетители лавки. В зале повис негромкий ропот.

- Невероятно, господин! - заключил Фетри. - Такая тонкая и такая прочная! Просто не верится! Из нее получится завидная броня. И не одна! Получше, чем из любого василиска!

- Что это было за чудовище? Прошу, утешьте любопытство, - Болират тронул рейнджера за локоть, покрывшись потом и с восхищением глядя, как блестят синевато-черные чешуйки.

- Не знаю, милейшие, - Брис принялся скручивать кожу, чтобы убрать в сумку. - Вроде змей какой-то. Про Аасфира слышали?

- Сын Абопа? Есть такое чудовище в море. Но это уж слишком - убить его невозможно. Да и кто покусится на бога? - Болират недоверчиво покачал головой.

- Пять штаров плачу! - хозяин лавки опустил широкую ладонь на кожаный сверток.

- Нет. Мне это еще нужно, - отверг франкиец.

- Семь! - предложил Цаонс, глаза его пожелтели и засветились.

- Сожалею, но не продается. Хотя я поговорю с людьми, которые, возможно, согласятся уступить свою часть, - сложив Плащ Обольщения и кожу в сумку, рейнджер взял с прилавка Синий Зигзаг и направился к выходу.

- Заходите к нам еще! Обязательно заходите! - крикнул ему вслед восхищенный торговец.

Спускаясь к берегу Росны, Голаф подсчитал, что у него осталось около четырехсот сальдов. Этого вполне бы хватило, чтобы снять комнатку в "Волшебном парусе" и жить там дней десять, позволяя себе несколько кружек эля вечерами. За это время он, конечно, найдет работу и что-нибудь узнает о госпоже Пэй.

Брис перешел реку по мосту, поглядывая на красные стены ристалища Хлема и толпу, гудевшую вокруг арки входа. Наверное, на знаменитой арене готовилось какое-то азартное действо: битва анфирийских мечников с гномами, травля зверей или состязания рыцарей Ордена. Рейнджер не любил это место, хотя сам дважды участвовал в публичных поединках, поднимая рваными сапогами пыль и брызгая кровью, когда не было возможности заработать другим способом.

Ближе к Варгиевой площади ноздри франкийца защекотал запах жареного мяса. Он вспомнил, что не ел с утра - спеша на берег, отказался разделить завтрак с командой Фарома. Теперь голод дал о себе знать крепче, до спазмов в животе. Не долго размышляя, Брис свернул под полосатый навес, устроенный рядом с харчевней и, взяв лепешку с баклажанами и сочащейся жиром козлятиной, пристроился за кривоногим столом. Через минуту подавальщица принесла запотевшую кружку эля. Франкиец ел неторопливо, тщательно разжевывая жесткое мясо, запивая солоноватый вкус крупными глотками из кружки. Рядом шмякал массивными челюстями какой-то хмурый дед. Трое мастеровых в длинных серых фартуках ломали грязными пальцами печеную треску и говорили что-то о низком спросе на глиняную посуду и о потерявших совесть аютанских торговцах. Голаф же погрузился в другие мысли: он думал, что может быть больше не стоит испытывать ноги бессмысленными скитаниями, а сердце чувствами по мэги Пэй; что может быть пора вернуться в родной Вильс и, исполняя договор отца, заключенный с семейством Трум, жениться на госпоже Илесе. Хотя до этого крайнего и вопреки всему неизбежного шага у него в запасе было еще много времени - почти год - он подумал, что его былая свобода уже ничего не стоит, ведь все отпущенное время он потратит так бездарно и бесполезно.