Эрик Ластбадер - Отмели Ночи Страница 55

Зеленый в ужасе отпрянул, споткнулся, его топор дрогнул. Ронин обрушил клинок ему на голову. Голова раскололась надвое. Тело дернулось, словно загарпуненная рыба. Ронин развернулся, окруженный ореолом смерти.

Уже мертвое тело сделало шаг, другой и грохнулось на скользкий от крови пол. Ронин тем временем подобрал серебряную цепочку. Потом, рванувшись к двери, он смел стоявшего снаружи зеленого.

В дверь влетел Чей, занося над головой топор.

Ду-Синь коротко махнул рукой:

— Оставь его. — И добавил после недолгой паузы: — Закрой дверь и подойди сюда.

Чей прошел по останкам кровавой сечи, осторожно перешагивая через разбросанные тела. По блестящему бамбуку слезами боли стекали красные капли.

Ду-Синь, поджидая Чея, протер глаза пухлой рукой.

— Вызови гонца, — распорядился он, — и сопровождение из трех Чин Пан. Отбери лучших. Ты пойдешь с ними.

Он посмотрел на стоявшего перед ним человека.

— Я хочу, чтобы вы доставили послание Лу Ву.

— Но, Ду-Синь, неужели ты хочешь сказать, что...

— Да. Именно это я и хочу сказать. Я поддерживаю связь с тайпаном Хун Пан.

— С красными, — выдохнул Чей. Но когда он взглянул в холодные синие глаза Ду-Синя, во взгляде его было лишь удивление.

Он бежал по сонным ночным переулкам Шаангсея, где спали целые семьи и бродили желтые собаки с торчащими ребрами; бежал по освещенным улицам, где шатались, стонали и блевали ночные гуляки, пропитавшиеся духом пьянства, похоти и дыма в увеселительных заведениях города, он бежал мимо кашляющих и дрожащих, мимо целующихся взахлеб и подпирающих обшарпанные стены, дерущихся на кулаках и на грязных ножах, позабывших уже, из-за чего началась их ссора. Где-то закричала женщина, но пронзительный визг внезапно оборвался, и Ронину было безразлично, откуда доносится этот звук.

Он бежал не от зеленых. Это было не в его правилах. Кроме того, что-то подсказывало ему, что теперь они уже не представляют для него реальной угрозы. Он понял это по глазам Ду-Синя. Предводитель зеленых знал о Дольмене. А если и не о Дольмене, то уж точно — о том, что война на севере уже не такая, какой была на протяжении многих столетий.

Он бежал в сторону дороги Окан; его легкие пылали огнем, ноги двигались сами по себе. Им уже завладевало отчаяние. В голове у него вертелись отрывочные детали, слова, события и намеки, которые он впитывал безотчетно, но которым до сих пор не придавал значения. По отдельности они не имели смысла, но все вместе уже вырисовывались в нечто первостепенное и ужасное. Ронин мчался по многолюдному лабиринту улиц, а в его затуманенном мозгу песней звучало имя. Кири.

И Шаангсей наконец ожил в его глазах, стал сверкающей, пульсирующей сущностью, живущей собственной реальной жизнью. Проносясь по закоулкам, где мелькали обнаженные бедра и раскосые глаза, высокие груди и крутые ягодицы, где в полосах тени уютно расположились спящие дети и мелкие воришки, он ощущал это настойчивое присутствие, как близость женского тела, горячего и влажного, властного и ненасытного, возбуждающего и пугающего, и его захватило смешанное чувство торжества и страха.

На дороге Окан было тихо, высокие деревья неподвижно застыли в предрассветном полумраке, звуки ночного города казались далекими, словно принадлежали другому времени, может быть, смутному будущему, и голоса звенели в медленной смене веков.

Он взлетел по изящно изогнутой лестнице и забарабанил в тяжелые желтые двери. Ему открыла какая-то женщина с огромными глазами. Он вцепился в нее и выдохнул:

— Где Кири?

Узнав Ронина, она удержала охранников, уже готовых наброситься на него, проводила его в освещенный коричневым светом зал и быстро удалилась.

Он бродил среди диванчиков и столиков в поисках вина, но, как обычно, все уже было убрано. На лестнице раздался звук шагов. Ронин обернулся.

— Она сейчас выйдет, — сказала ему спустившаяся по ступенькам женщина.

Ронин вздохнул с облегчением. Только теперь он позволил себе немного расслабиться и отдышаться.

И вот она появилась на лестнице, изящная и гибкая, в облаке ниспадающих черных волос. На мгновение ему показалось, что это не Кири, но потом он увидел ее фиолетовые глаза, в глубине которых поблескивали серебристые огоньки.

— Что с тобой? — спросила она, быстро спускаясь по ступеням. — Ты ранен?

Он окинул взглядом свою разорванную, окровавленную одежду.

— Ранен? Нет, кажется, нет. — Он поднял глаза. — Ты знаешь Ду-Синя?

— Где ты слышал это имя?

— В аптеке меня поджидала засада. Зеленые. Они отвели меня к нему.

— И ты жив, — с некоторым удивлением заметила она. — Он думал, что ты располагаешь какими-то важными сведениями. Но какими...

Ронин вздохнул.

— Помнишь, я рассказывал, как дрался с зелеными в переулке...

Она помахала рукой, распространяя запах лаванды.

— Помню, продолжай.

— С убитого я снял серебряную цепочку. Я даже не знаю зачем. Из-за нее я и сцепился с зелеными у ворот города за стенами.

— Ты показал им цепочку.

— Как последний глупец. Пытался дать взятку, чтобы мне позволили встретиться с Советом.

— Это было бы смешно, если бы не было так серьезно.

— Да, но...

— В чем ценность этой цепочки?

— На ней медальон — серебряный цветок. Ду-Синь назвал его «сакурой».

— Я...

Он остановил ее жестом.

— Я покажу ее тебе, когда будет время. А сейчас мне надо увидеться с женщиной, которую я принес сюда. Моэру.

— Но сейчас ночь. Я не хочу ее будить.

— Кири...

Она улыбнулась.

— Хорошо, но тогда тебе придется рассказать, чего хотел от тебя Ду-Синь. И про человека в переулке...

— Пойдем, — сказал он.

Она повела его наверх, в одну из комнат в полутемном коридоре. Когда они вошли, Кири зажгла светильник на деревянном столике рядом с широкой кроватью.

Теперь Ронин разглядел, что она очень красивая. На ее смуглом лице не осталось следов грязи и боли, она отъелась и отдохнула. Моэру была просто прелестна. Продолговатые глаза и широкий рот придавали ее лицу открытость неискушенной невинности, во сне она напоминала безмятежное дитя.

Кири склонилась над ней. Моэру открыла глаза и посмотрела на Ронина.

— Моэру, это тот, кто тебя спас. Мацу говорила тебе о нем.

Девушка кивнула и протянула худенькую руку. Ногти ей подстригли, отполировали и покрыли блестящим прозрачным лаком. Она погладила его руку. Он бросил взгляд на ее рот, но коралловые губы не шевельнулись. Немая от рождения, подумал он.

— Моэру, я хочу попросить тебя кое-что сделать. Для меня. Это очень важно. Сделаешь?

Она кивнула.