Андрей Стерхов - Тень кондотьера Страница 55

И наведя таким образом формальный мост через эмоционально заряженную трясину, вытянул обе руки вперёд.

После того, как адъютант с невозмутимой миной клацнул наручниками, Архипыч нашёл меня глазами и попросил:

– Егор, передай Антону, что ночи липа пламени земли оленя заливов проклятьем рода любви лишена.

Произнёс вот такие вот слова, показавшиеся мне сущей галиматьёй, после чего распорядился принести какую-нибудь одежду и, не дожидаясь исполнение просьбы, пошёл напролом сквозь растерявшуюся толпу, как атомный ледоход "Ленин" сквозь ледяные торосы. За ним к выходу поспешили Воскобойников, Нырок и Светлый маг. Следом потянулись мы с Уломой. На пороге я задержался, кинул прощальный взгляд на растерзанного Шабетая Шамали и произнёс от чистого сердца:

– Прости, дружище.

Тёмный маг, который по приказу адъютанта остался охранять место происшествия, посмотрел на меня удивлённо, но ничего не сказал. Впрочем, что он мог мне в данной ситуации сказать? Он даже не понял ничего.

Спустя десять минут, спецгруппа усадила Архипыча в чёрный автомобиль, строгим дизайном похожий на катафалк, и отправилась в город. Воскобойников вернулся в дом. Мы с Уломой остались у распахнутой настежь калитки вдвоём.

– Егор-братишка, – спросил молотобоец, провожая "Мерседес" негодующим взглядом, – а что это такое тебе шеф завернул?

– Это он не мне, это он Антону, – напомнил я. – Для меня же как бред прозвучало. Для остальных присутствующих, полагаю, тоже.

– Может, того, заговаривается? Может, малость не в себе?

– Вряд ли, на сумасшедшего не больно похож. Вон как грамотно всех нас в чувство привёл.

– А я разве говорю, что сумасшедший? Конечно, не сумасшедший, только вот… – Тут Улома замолк и молчал некоторое время, почёсывая стриженный затылок. В голове его происходила какая-то трудная работа, проделать которую до конца не получилось. Сужу по тому, что он, так и не продолжив фразу, потрепал меня дружески по плечу: – А ты, Егор-братишка, молоток.

– Ты это о чём? – спросил я, сунув руку в карман за сигаретами.

– О том, что на нашу сторону встал.

– Это я машинально, чтоб шансы уровнять. А если по уму, к Тёмным нужно было примкнуть.

– Ты чего, Егор? – искренне поразился Улома.

– А того, – буркнул я. – Ты видел, что твой босс с трикстером сотворил?

– Этот трикстер тебе что, родственник?

– Нет.

– А чего тогда ты так о нём кручинишься?

Я сначала, клацнув зажигалкой, прикурил, сделал несколько нервных затяжек и только после этого ответил:

– Не кручинюсь я, Боря, я… Просто неприятно мне всё это. До ужаса неприятно. Да и в толк теперь взять не могу, у нас как тут нынче: битва за жизнь или жизнь ради битв?

– Погоди-погоди, – нахмурился Улома, – ты что думаешь, шеф из удовольствия его выпилил? Вот так вот просто заманил к себе и тупо выпилил? Ты так думаешь?

– Он его не заманивал. Чтоб ты знал, это я его сюда привёз.

– Ты?

– Да, представь себе, я. Сегодня ночью привёз. Вычислил, задержал и привёз. И заметь, живым привёз. По-хорошему приглядеть попросил, пока кое-какие обстоятельства не прояснятся. И вот оно что из этого вышло. Спасибо. Учат нас вирмы, учат людям не доверять, а мы, как последние…

Не договорив, я в сердцах махнул рукой.

За всех людей Улома оправдываться не стал, однако за начальника своего и друга встал горой:

– Не верю я, Егор-братишка, что Архипыч вот так вот просто с катушек слетел. Хоть убей, не верю.

– Глазам своим не доверяешь?

– Глазам доверяю. Но, согласись, смотреть – ещё не значит видеть. Шеф даже самых отъявленных уродов никогда пальцем не трогал на допросах. Никогда-никогда не трогал. Никогда и никого. Чего бы он вдруг на этот раз… Нет, Егор-братишка, здесь что-то не так. Я шефу, как себе верю.

– Блажен кто верует, тепло ему на свете.

Сделав последнюю затяжку, я нетерпеливо выцарапал из смятой пачки новую сигарету, прикурил от чинарика и пульнул его в сторону. А Улома тем временем отошёл к служебному "Хаммеру", вытащил и накинул на себя моряцкий бушлат. К слову говоря, бушлат не слишком сочетался с его цивильным костюмом, но молотобойца это, кажется, не слишком смкщало.

Когда Улома вернулся к калитке, я поинтересовался у него:

– Как догадался мне позвонить?

– Это не я догадался, это Архипыч, – ответил он, поправляя ворот. – Когда дежурный шепнул, что дерьмо попало на пропеллер, я тотчас шефу на мобилу. Ахтунг, говорю, ховайся. А он в ответ – "понял". И бац, сразу отключился. Но тут же перезвонил и попросил тебе сообщить… Слушай, а ведь кто-то про этого трикстера тук-тук в контору. Гадом буду.

– Пучок частиц прошёл половину кольца коллайдера?

– Чего?

– Говорю, только-только дошло?

– Ага, только что… А ты что… – Наклонившись, Улома заглянул мне в лицо, в надежде увидеть что-то за тёмными очками. Ничего, кончено, не увидел, но всё равно начал пытать: – Эй, Егор-братишка, а ты, похоже, знаешь, кто крыса. Ведь так? А ну давай колись.

– Вообще-то, догадываюсь, – признался я.

Заметно оживившись, Улома схватил меня за руку:

– Кто?

– Пока ничего не скажу, сначала проверю. А потом ещё раз проверю. А потом перепроверю.

– Ну-ну, проверь-перепроверь. Только когда определишься, не забудь результатом поделиться. Я этого гада…

– Не забуду, – пообещал я, освобождая руку от его крепкого захвата. После чего бросил на землю недокуренную сигарету и раздавил её носком ботинка. – Пора мне.

– Уже поехал?

– А ты что, решил остаться?

Улома кивнул:

– Пока, пожалуй, останусь. Воскобойников, Федюня наш прыткий, экспертов вызвал, потолкаюсь промеж них, послушаю, что скажут. Потом скачками в контору. Присмотрю, чтобы шеф под пресс не попал. Этот жмурик, он хоть и трикстер травленный, но ведь Тёмный. Как бы наши Тёмные не возбудились чрезмерно на этот счёт сгоряча. Светлый Тёмного обнулил… У нас такое… Ну ты, братишка, понимаешь.

– Понимаю, что ж тут не понять, – сказал я, после чего попросил: – Узнаешь, чего нового, звони.

– Это обязательно, – протягивая руку, пообещал Улома. – Но и ты не забудь.

Я промолчал, но руку его пожал крепко.

Ошарашенный и, скажем прямо, несколько подавленный я по дороге до города путано размышлял сразу о многих и многом. И в первую голову, разумеется, о Шабетае Шамали. А как иначе, если остро чувствовал свою перед ним вину. Хотя в чём она, моя вина, честно говоря, не очень понимал. Точнее совсем не понимал. Ведь ничего предосудительного не совершил, добра человеку желал, хотел ему, запутавшемуся в вязкой тине противоречивой реальности, искренне помочь и обошёлся с ним по совести. Казалось бы, ни в чём, абсолютно ни в чём не виноват. Да только обязательно ли нужно быть виноватым, чтоб чувствовать свою вину? В моём случае – вот такой вот имею мешающий спокойно жить изъян драконьей души – нет, совершенно не обязательно. К сожалению. А может, – кто его там знает? – и к счастью.