Алина Лис - Школа гейш Страница 56

Такухати покровительственно погладил ее по голове:

— Тогда спи.

Кожа под щекой была горячая и гладкая, от мужчины пахло желанием, потом и просто здоровым мужским телом. Балансируя на границе сна и яви, Мия чувствовала, как чуть ноют мышцы и по телу расходится приятная усталость.

— Спасибо вам. — Она сказала это, а может, только собиралась сказать сквозь дрему. — Мне было очень хорошо.

Если бы Мия уже не спала, она бы поразилась тому, насколько несвойственная суровому генералу улыбка промелькнула на его лице.

— Спи, — повторил он и нежно поцеловал девушку в лоб. — Спи, моя Мия.

Глава 2

ВОЛЯ ИМПЕРАТОРА, ВОЛЯ ОТЦА

У каждого есть свои маленькие слабости или увлечения. Кто-то коллекционирует ножи, кто-то стремится прочесть как можно больше книг, кто-то не в силах устоять перед хорошеньким женским личиком.

Иные пристрастия, например неумеренная любовь к саке или азартным играм, и вовсе гибельны. А иные просто смертельно опасны.

Такеши Кудо имел все основания полагать, что его нездоровый интерес к тайне гибели императорской семьи как раз из числа смертельно опасных увлечений. Стоит сёгуну прознать о его изысканиях, конец господина Кудо будет коротким и мучительным. Вряд ли арест и казнь — слишком много государственных тайн хранил он в своей памяти. Скорее, несчастный случай или внезапная болезнь, которая оборвет жизнь главы имперской службы безопасности во цвете лет.

И все же пытливый разум господина Кудо решительно отказывался довольствоваться официальной версией событий.

Да что вы говорите? Обезумевшие заговорщики врываются во дворец, с боем прорубаются сквозь охрану, чтобы вырезать императорскую семью? И при этом сами гибнут от ран, все до единого? Страна остается без правителя в преддверии войны, раздираемая на части жадными даймё и внутренними распрями? Сами боги велят верховному главнокомандующему перехватить власть, опираясь на армию, чтобы стать спасителем Оясимы?

Интересненько. Так удобно все сложилось…

Нет, господин Кудо вовсе не был идеалистом, мечтающим отомстить за невинно убиенных. Сёгун вряд ли поверил бы в это, но главой имперской службы безопасности двигало бескорыстное любопытство.

Такеши Кудо любил разбирать и анализировать чужие успешные операции.

Сейчас он проклинал эту страсть и свою дотошность, глядя на чашу с совершенно прозрачной водой, в которую только что всыпал щепотку праха малютки Миако Риндзин — младшей дочери императора.

Вода осталась прозрачной. И это было хорошо. Или очень, очень плохо. Как посмотреть.

Известно, что воды священного источника окрашиваются в красный, когда носитель силы Риндзин входит в них. Обычай окунать детей в воды источника, подтверждая божественное право наследников на престол, сохранился до последнего императора.

Миако Риндзин в свое время не избегла купания. Очевидцы в один голос вспоминали, что воды тогда окрасились красным.

Такеши вздохнул и с тоской посмотрел на другую чашу, в которую минутой раньше высыпал щепоть праха покойного императора. Плескавшая о края вода была ярко-алой, как артериальная кровь.

— И вот надо было тебе в это лезть? — с тоской спросил сам у себя глава службы имперской безопасности. И сам себе ответил: надо!

Сёгун уже немолод, и у него нет наследника. Сразу несколько даймё метят на его место, что сулит только-только оправившейся от войны стране гражданскую распрю. Да еще рядом тигром вокруг раненого буйвола наворачивает круги Самхан, который весьма не прочь откусить кусок побольше от земель соседа.

Миако Риндзин необходима Благословенным островам!

Ей сейчас должно быть шестнадцать. И вряд ли до девочки добрался кто-то из власть имущих, иначе война за ее божественные права на престол началась бы много раньше. Значит, Миако или мертва, или живет где-то в глуши, не догадываясь о своем происхождении. Кормилица тогда пропала из дворца вместе с дочерью. Ее объявили пособницей заговорщиков и искали по всей стране.

Не нашли.

Такеши Кудо представил, как показывает даймё свою находку — неотесанную крестьянскую девку, которая даже писать не умеет, и пытается убедить самураев, что это — их императрица. Как прыгает вокруг нее, безуспешно пытаясь защитить от льстецов и подлецов всех мастей. Как снова и снова объясняет ей азы управления государством…

Нынешняя служба — игра в кошки-мышки с разведкой Самхана, охрана сёгуна, слежка за даймё, пытки и казни бунтовщиков и лазутчиков — сразу показалась господину Кудо понятной и легкой.

— Ненавижу политику! — с отвращением произнес глава службы безопасности.

Ладно, сейчас его задача — найти девочку, если она все же сумела выжить. А для этого очень желательно привлечь помощника. Ловкого малого, умеющего втираться в доверие и никак не связанного с сёгуном. Лучше всего, если этот помощник будет обязан Такеши. Или даже связан клятвой…

— Есть у меня кое-кто на примете, — задумчиво протянул господин Кудо и выплеснул воду из чаши.

— Я еще раз хочу напомнить его величеству, с каким риском связано затеянное вами мероприятие.

Когда-то темно-рыжий, а сейчас беловолосый старик поднял голову, чтобы взглянуть на советчика в упор. Под кустистыми бровями полыхнуло зеленое пламя.

— Я помню, Бао, — тяжело ответил он.

— Вы рискуете не только своей жизнью, — словно не замечая недоброго взгляда, продолжал разливаться мужчина в жреческих одеждах. — Благополучие страны…

— …никак не пострадает, — перебил его старик. — У страны есть Тхан и Мин.

На округлом жизнерадостном лице мужчины появилось скорбное выражение. Бросив вороватый взгляд на застывшую по периметру зала стражу, он сделал несколько быстрых шагов, сократив расстояние до дозволенного этикетом минимума.

— Вы понимаете, что это усилие может вас убить, ваше величество? — скорбным шепотом вопросил он. — Вы ведь давно не мальчик…

Старик стиснул зубы:

— Понимаю. Приступай!

Словно горсть разноцветного гороха, брошенная небрежной рукой, по залу разбежались младшие жрецы в красно-зеленых одеждах. Застучали, запели барабаны в болезненном заполошном ритме. Расцвел зеленью узор на стене — диковинное древо, вязь тонких ветвей, алые цветы, похожие на сгустки пламени.

Старик прошел вдоль стены, остановился у одной из нижних ветвей. Она не светилась, но едва мерцала в сумерках храма. И цветок на конце ветви — оранжевый, покрытый черными, словно прожилки мрамора, разводами, тревожно подмигивал, вспыхивал и гас. По полураскрытым лепесткам пробегали колкие искры.